ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Услыхав ответ: «Нигде!» — полковник ужаснулся и повелел своим кадровикам немедленно откомандировать капитана на курсы усовершенствования в Ленинградское военно-топографическое училище. По его словам — лучшее в стране! Слово «Ленинградское» вселяло в душу Рональда Вальдека тайную надежду воротиться в свою фронтовую дивизию, притом на сей раз уже со специальной профессиональной выучкой и с официальными бумагами должной весомости, авторитетными и для политотдела, и для замполитов, и для парторганов, и для парткомов...

Увы, он и не подозревал, что ехать предстоит не на Неву, а на Оку, куда училище эвакуировалось из черты блокады. Но делать было уже нечего, дал согласие — получай теперь проездные! И перед ранней осенью он простился в Ташкенте с Катей и Федей, оставил их одних обихаживать индивидуальный огород на самом краю поливного участка, отведенного семьям училищных офицеров. По соседству с Катиными грядками тихо журчал живительный арычок, и вырастили они с Федей немалый урожай огурцов, тыкв, помидоров, картошки и даже шампиньонов, которые должны были усладить папино возвращение. В ту пору железнодорожный транспорт работал уже получше, и за неделю Рональд добрался до городка Павлово на Оке, этой, как известно по Пришвину, «самой русской из русских рек»...

* * *

Училище располагалось в кельях и некогда богослужебных помещениях давно упраздненного женского монастыря, на окском берегу, в десятке километров ниже Павлова. Само Павлово издавна представляло собою не просто богатое русское село с несколькими храмами, посадами и присельями, но славилось издавна умельцами-кустарями, работавшими режущие инструменты, ножницы всех фасонов, многопредметные и простые карманные ножи и прочие изделия, для коих на советском волапюке придумано уродливое слово «метизы».

Впрочем, не единым лишь кустарным мастерством и метизами прославилось по всей Оке трудолюбивое Павлово. Еще две культуры, не кустарные, а агрономические получили здесь завидное развитие.

Лет 70 назад кто-то из павловцев попробовал посадить у себя в огороде невиданное здесь ранее растение — помидоры. По каким-то неведомым причинам первые в Павлове помидоры не только хорошо принялись, но дали богатый урожай и понравились. Показавшаяся сперва экзотической культура пришлась по душе павловским огородникам, и с той поры они выращивают такие помидоры, каких автор этих строк не едал ни в Полтаве, ни в Армавире: сочные, крупные, сахаристые, павловские сорта и поныне спорят с украинскими, кавказскими, среднеазиатскими.

Еще экзотичнее другая культура, чисто домашняя, тоже неизвестно кем и когда занесенная в Павлово: здешние домашние лимонные деревья. В любом справном доме или современной коммунальной квартире можно увидеть в больших кадках темно-зеленые деревья со свисающими желтовато-зелеными плодами, готовыми прямо с ветви облагородить вам стакан чаю. А сами вы при этом расположитесь под сенью этого дерева, которым семья гордится.

Но курсантам было не до помидоров и не до лимонов!

Кажется, всего раз в жизни, перед заключительными школьными экзаменами по математике, Рональду Вальдеку приходилось так напряженно тратить свои умственные силы! Ибо курсы усовершенствования имели программу двухлетнего училищного курса, втиснутую в трехмесячные рамки. Делалось это за счет удлинения учебного дня с 4 и 5 часов до 14-15 ежедневно. Основные предметы — курс военной топографии, все виды съемок, расшифровка аэрофотоматериала сокращению не подверглись. Прочие дисциплины — тактика, политподготовка, строевая, уставы, матчасть оружия и т.п. были либо вдесятеро сокращены, либо вовсе исключены из программы курсов. Занятия шли с перерывами на обед и ужин — от 8 утра до 11 вечера, — десять учебных часов и 4 часа самоподготовки под наблюдением тех же преподавателей.

Раза два за весь учебный сезон какой-нибудь поток курсантов снимали на копку колхозной картошки или моркови. Это бывало наслаждением для перетруженных черчением глаз и утомленного вычислениями мозга.

Капитана Вальдека назначали бригадиром группы, которой поручили полуинструментальную съемку приокской поймы, с обрывистым берегом, речными отмелями, редкими населенными пунктами и сильно выраженным карстовым рельефом в береговых урочищах. Работой руководил преподаватель-подполковник. Она не была чисто учебной, т.е. бросовой: предстояло подготовить планшеты для нескольких листов государственной съемки в крупном масштабе (1:5000). Поэтому все множество карстовых воронок приходилось изображать на планшете не условными знаками, а выражать в горизонталях, что утяжеляло и замедляло съемку.

Стояла пасмурная сырая погода. Ветер морщил окскую воду. Рональд установил свою мензурку с кипрегелем под широким геодезическим зонтом, у основания песчаной косы. На берегу торчали вешки уже разбитой геодезической сети для точной привязки и ориентации планшета. На самом планшете предохранительный лист александрийской бумаги с нанесенными линиями к ориентирам прикрывал рабочий ватман. Рональд вырезал оконца в предохранительном листе и уже нанес на ватман контур берега. Остальные участники его группы разбрелись — кто с рейкой, кто с мерной лентой, кто с последними, еще не установленными вешками.

Над головами, почти уходя в серые кучевые облака, надоедливо завывал истребитель нового типа — «Ла-5». Некоторые курсанты уже знали его по действиям в военном небе. Силуэт этого самолета очень напоминал немецкого воздушного разбойника — фокке-вульф-190.

«Ла-5» охотился здесь, над Окой, за полотняной колбасой-мишенью, прицепленной к хвосту маленького «У-2». Скоростному истребителю с трудом удавалось совершать свои молниеносные огневые налеты на мишень, ибо радиус его боевого разворота равнялся, верно, пяти-шести километрам, а увертливый «У-2» мог бы при желании крутиться вокруг телеграфного столба.

Впереди, где коса уходила под воду и два офицера из рональдовой группы ставили последнюю веху, неожиданно резко возник на реке целый веер всплесков. Они напомнили заключительные кадры киноленты «Чапаев». Это летчик-истребитель, пикируя, дал из скорострельной пушки очередь сверху вниз. Стрельба по мишени велась с небольшой высоты, и всплески образовали кучный, плавный полукруг у косы, почти рядом с работавшими геодезистами.

Естественно, они помянули в недипломатических выражениях родную авиацию и самого пилота. Ему это осталось неизвестным: с высоты трех-четырех тысяч метров он не мог различить и выразительных жестов, сопровождавших офицерскую ругань...

А еще через четверть часа прибежали к берегу галдящие ребятишки. Орали на все голоса: