Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель - Жан Фрестье

Мы шли рядом по освещенному солнцем тротуару. Я подумал о нашем последнем проведенном вместе вечере — в присутствии мужа.

— Твой муж больше не говорил с тобой обо мне?

— Говорил. Вы ему понравились.

— А ты, ты не сердилась на меня за то, что я пришел некстати?

— Сердилась. Но все в прошлом, забудем об этом. Я толкнул перед ней дверь ресторана. Она сделала несколько шагов по залу, потом обернулась и улыбнулась мне. Она не изменилась. Сколько я ее знал, она оставалась прежней. Разве что в течение этих трех лет, по мере того как мягче становились черты ее лица, я наблюдал, как ее гордость, сосредоточенная вначале только на ней самой, незаметно распространялась на принадлежавшие ей блага: на мужа, на дом, может быть, на положение мужа и даже на меня, любовника. Все то, чем владеет женщина, лишает ее самой себя. На том же основании, что и ее муж, я являлся частью благосостояния Ирэн. Этим утром, воспользовавшись своим свободным днем, она пустилась в путь с целью вновь завладеть мною.

О чем еще я мог мечтать? Мы опять сидели лицом к лицу. Ирэн смотрела на меня. Через секунду она сделает отличный заказ, который будет соответствовать ее аппетиту, ее цвету лица и будет свидетельствовать о ее скромности. Порция ракушек, ломтик ростбифа и бокал бордо.

Ее спокойная уверенность тронула меня. Я взял ее руку под скатертью:

— Мы с тобой знакомы уже так давно.

— Да, это правда. Так давно, что мне кажется, будто я никого до вас не любила.

В наступившей тишине эта фраза не сумела затеряться. Прошли годы, прежде чем Ирэн впервые произнесла фразу подобной важности. Я взял со стола свой бокал и осушил его залпом. Фраза Ирэн пробуждала какие-то темные мысли, которые лучше было не освещать, и в целом все обернулось к лучшему. Я наполнил свой бокал. Как все-таки богата жизнь! Вот так человек сражается с призраками, но в итоге все образуется. Вот он я — с бокалом в руке, весельчак, бойкий малый, любитель девочек. Да ведь и я тоже кое-чем обзавелся. И словно затем, чтобы оправдать устроенную мною неразбериху, с бокалом красного вина в руке я обозрел свои владения: Ирэн, которую я любил сердцем; моя забавная соседка, которую ничто не мешало мне вновь увидеть; Марина, которую я любил за нее саму и которая была в любви самим милосердием; Даниэль, которая когда-нибудь, возможно, станет приятной супругой.

Ирэн, по своему обыкновению молчаливая, тоже о чем-то думала. Время от времени она поднимала крышечку кофейного ситечка, чтобы посмотреть, хорошо ли сцеживается кофе. Послеполуденное время тоже текло капля за каплей. После столь долгой разлуки мы непременно отправимся в отель.

— А почему не к вам? — спросила Ирэн. — Нам там будет удобнее.

— Я достал свои чемоданы. И все разбросал посреди комнаты. Лучше в отель.

Снаружи солнце казалось спелым фруктом.

— Август, уже осень, — сказала Ирэн.

В самом деле, от мостовых и с неба исходила такая истома, что отнимались руки и ноги. Мы пересекли скверик.

— Не хочешь ли присесть на минутку на скамейку? Мне кажется, здесь очень мило.

Она смахнула пыль с лавочки своими перчатками. Села и поставила сумочку между нами. Достала пудреницу и поправила свой макияж. Голуби бегали как заводные по краю тротуара. Туристы с фотоаппаратами на шее щелкали собор Святой Мадлен со всех сторон. Ирэн кончила пудриться, навела порядок в своей сумочке: ручка, письмо, платок.

— Ну пойдемте, — сказала она.

В этом районе мы знали много отелей. В первом, куда я вошел, не было свободных мест. Второй изменил профиль: в нем больше не сдавали комнаты случайным прохожим. Прямо напротив находилось специальное, ставшее почти подпольным заведение старинный дом, обнесенный оградой. Я опасался, что подобное заведение может Ирэн не понравиться.

— Не имеет значения, — сказала она, — зайдем сюда.

Холл был обит красным бархатом. Верхняя часть дверей украшена картинами с известными эротическими сюжетами — со стрелами и ангелочками. Предложенная нам кровать была сделана в форме античной галеры. Она плыла по комнате, в которой все стены вплоть до потолка были зеркальными. Мы превратились в добрую сотню разоблачающихся пар.

— Здесь неприятно находиться, — сказал я. — Я выключу свет.

— Не надо ничего делать. Я ужасно боюсь темноты.

— Но ведь мы будем видеть себя повсюду.

— Подумаешь! Если вам это не нравится, то сделайте, как я, закройте глаза.

Она разделась. Голой прошлась по комнате, чтобы расправить складку на своем лежащем на столе платье. Я закрыл глаза, вновь открыл. Я видел приближающуюся ко мне наготу Ирэн, разумноженную стократно. Она легла на меня. Я опять закрыл глаза. Напрасное старание. Мои руки вспоминали более хрупкое и раскрепощенное тело моей соседки. Эмма тоже находилась в этой кровати. Лучше открыть глаза и войти в этот эротический кошмар: Ирэн, которую я больше не хотел, открыто выражала страстное желание, бесконечно приумноженное игрой зеркал в спальне. Весь потолок колыхался, как океан белой плоти, в которой мне предстояло утонуть. Я нажал на кнопку, выключавшую свет. В темноте Ирэн тихо стонала. Она успокоилась. Наши голоса звучали, как прежде. Я вновь почувствовал уверенность. Я обнял свою подругу. Но мне хотелось солнца, воздуха. Может быть, мы окажемся когда-нибудь вне этого мира, который мы так давно разделяли друг с другом.

До вечера я ходил рядом с ней по набережным. Мне редко приходилось видеть ее такой веселой. Я купил ей книгу, гравюру. Она казалась счастливой и доверчивой. Она спокойно смотрела на меня своими зелеными глазами, а потом наклоняла забавное перо своей шляпки, запрокидывая голову к небу. Заговорила об отдыхе:

— Когда вы ко мне присоединитесь?

Я поддержал игру. Я мечтал вслух вместе с ней. Поинтересовался расценками в пансионах.

— В отеле Рош, думаю, вам будет хорошо. Это спокойное место.

— Когда ты уезжаешь?

— Самое позднее — через три дня. Сегодня вечером муж должен мне сказать.

Она попрощалась со мной на набережной, как раз напротив купола Института.

— Не беспокойтесь обо мне. Мне нужно еще сделать кое-какие скучные покупки, зубную щетку, нитки. Я с вами прощаюсь. До завтра.

Она пошла, но в это мгновение мимо проезжал автобус, и моя рука, пытаясь ее задержать, скользнула по ее руке. Она перешла дорогу, заглянула в антикварную лавку, обернулась ко мне. Потом ее постепенно поглотило уличное движение, поток безразлично идущих людей, которые, приподнимаясь и опускаясь, тем самым создают волны: в нем по мере удаления со временем исчезает все. Между чьими-то двумя головами я еще раз заметил перо ее шляпы. Немного дальше — ее светлое платье, похожее на световой сигнал в серой массе толпы. Затем абсурдное безразличие мира окончательно поглотило Ирэн. И как бы сквозь нее я устремился вдогонку своей собственной истории: как только Ирэн исчезла, я вновь вспомнил о тех мыслях, что тревожили меня в это утро, до нашей встречи. Мысли о моих склонностях, так долго воплощавшихся в Ирэн, продолжали свой путь вдали от нее, в полном одиночестве, ведущем к Эмме.

Я вынул из кармана свою записную книжку. Поставил маленький крестик напротив имени Эммы. А чуть ниже написал: «Купальник для Эммы, у Коринны, 436, Сент-Оноре».

ИЗАБЕЛЬ

Перевод Л. Чечет

Часть первая

«Ну как, скажите на милость, отыскать ее здесь? Настоящее столпотворение вокруг! И это они называют отдыхом? Недавно я слышал от одного знакомого парня, наводившего чистоту на местном пляже, что за летний сезон он подбирал сотни использованных презервативов. Ну, с меня довольно! И слышать больше не хочу о Лазурном береге! Если, проезжая по верхней дороге, вам нечаянно откроется вид на живописную пустынную бухту и вас охватит неудержимое желание искупаться, не спешите нырять в воду, ибо вы рискуете напороться на старую автомобильную покрышку, расколотый ночной горшок, битое стекло, ржавое ведро — словом, на все то, что делает побережье похожим на мусорную свалку. И среди всего этого хлама плавают крошечные рыбешки с настолько блеклой чешуей, что ни один ихтиолог не определит, к какому виду они относятся. В прибрежных ресторанчиках вам подадут блюдо из рыбы, которая была выловлена отнюдь не в здешних водах, а в Атлантическом океане. И благодарите судьбу, что в этих краях почти полностью изведена рыба, поскольку стоило бы вам отведать приготовленное из нее заливное, как вы подхватили бы брюшной тиф, дизентерию, а может быть, и того хуже — сифилис. Да за примером далеко ходить не надо! Как-то Рикарди, улыбчивый врач-отоларинголог из Сен-Трофима, разоткровенничался передо мною: „Какое счастье, что на Средиземном море нет приливов и отливов. Побережье чудовищно загрязнено. Люди купаются, а потом бегут ко мне на прием с воспалением уха“. Каков, а? Ему уже давно следовало бы заседать в муниципальном совете. И тогда одна из улиц Сент-Трофима когда-нибудь носила бы его имя.