Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

– Спасибо, Илья. Я не хотела. Так глупо.

– Пустое, Воробышек. Кто он?

– Никто. Больше никто. Просто чужой человек.

– Ясно.

– Это похоже на трусость?

– Это похоже на бегство. Может, расскажешь?

– Нет, – уверенно качает она головой. – Нет. Извини.

Она не хочет говорить, но разобраться в ее эмоциях не сложно. И в интонациях мужского голоса тоже. Он тот, кто до сих пор не равнодушен к ней. А вот она… не знаю. И почему вдруг страх?

Воробышек-Воробышек, что же ты еще таишь в себе?

Я втягиваю носом едва уловимый аромат духов, смотрю на притихшую девушку рядом и искренне сетую на себя:

– Жаль, птичка, что я не мастак травить анекдоты. Тебе бы сейчас не мешало расслабиться. Может, остановимся где-нибудь у кафе? Выпьешь кофе? Хочешь?

– Нет, спасибо, – осторожно улыбается она. – Поздно, Илья, не хочу заставлять твоего отца ждать. Не переживай. Знаешь, мне с тобой хорошо молчать. Правда.

Я удивленно оглядываюсь, а девчонка вдруг смущается:

– Я, кажется, что-то не то сказала, да?

– Напротив, Воробышек. Интересная версия моего обаяния, не слышал о себе ничего подобного. Обычно мое молчание загоняет девушек в тупик.

– Не меня. Прости, если разочаровала. Иногда молчание куда красноречивее слов.

Мы выезжаем из лабиринта высоток на проспект и едем в направлении границы города. Машина послушна, но давно не нова, печь и мотор работают на пределе, и в данный момент, когда я краем глаза вижу красивые женские ноги в тонких чулках и аккуратных туфельках, вдруг перестает удовлетворять меня. Не долго думая, я набираю в телефоне номер Бампера и говорю, откликнувшись на ворчливое: «Алло»:

– Рыжий, мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас.

Он на секунду замолкает, а следом бормочет недовольно:

– А разве ты, Люк, от меня ее не получил в виде прилюдного бонуса еще вчера?

– Не зубоскаль, Рыжий, осерчаю, – замечаю я. – Кто виноват, что у меня реакция лучше, а харизма толще? Вини провидение, друг. Я старался быть аккуратным.

– Старался он… Иди ты, умник! От твоего старания у меня чуть челюсть не перекосило, – фыркает обиженно Бампер на мои слова, но по тону парня я понимаю, что вчерашняя обида забыта. – Слушай, – уже почти весело говорит он, – тут Марго в клубе треплется, будто Яшка у тебя вчерашнюю девчонку из-под носа увел, как Ирку. Правду говорит или брешет? Не верю я ей, больно мордаха у подруги кислая. Так как?

– Брешет, – зло ухмыляюсь я. Кто бы мог подумать, что Марго окажется так злопамятна и навязчива. А ведь предупреждал девушку, что наши встречи без обязательств.

– Черт, я так и думал, – уже откровенно ржет Бампер. – Ну, ты и придурок, Илюха. Развел баб вокруг себя, как пастух овец, вот они теперь и собачатся. Дуры. И что только в тебе находят? Харизма, как харизма. Подумаешь, размером больше.

– Поговори у меня, Рыжий. Без зубов останешься.

– Напугал. Колись уже, что хотел?

– Тачку мне подгони к Новотрипольскому шоссе – тридцать второй километр, прямо сейчас. Хочу обменять колеса.

– Твою новую?

– Да.

– Хорошо. Что, перед девчонкой выпендриться решил? Перед той малышкой, из супермаркета?

– Типа того.

– Зацепила, значит. Х-ха! Кто бы еще вчера сказал – до вечеринки в клубе, не поверил.

– Не твое дело, Рыжий. Сделаешь или нет?

– Ладно, жди. Сейчас буду.

Когда мы подъезжаем с Воробышком к означенному дорожному знаку – Бампер уже на месте. Я прошу удивленную птичку пересесть в белое дорогое авто и надежно пристегиваю ее ремнем.

– Заткнись, – говорю на слова друга: «Попал ты, Люк, смотрю». И незаметно от девчонки показываю парню кулак:

– А ты не смотри, Бампер, ты лучше нюхай. Чем пахнет?

– Сексом? – ржет тот и изображает неприличный жест. – Илюха, такая девочка рядом, а ты все балуешься в одиночку, как малолетка. Нехорошо.

Я толкаю Бампера в шею, обзываю придурком и желаю хорошей новогодней ночи. Забравшись в машину, настраиваю радио на спокойную волну и выставляю температуру в салоне на приятное телу тепло. Вырулив с заснеженной обочины, сигналю на прощанье другу и беру с птичкой направление к Черехино. И только тогда, когда совершенный монстр под нами – высокий и мощный белоснежный «ауди», в две сотни лошадиных сил, послушный моей воле, смиряет силу и ловит заданный темп, а обледенелый асфальт едва слышно шуршит под колесами, я решаюсь спросить заметно приунывшую девчонку, уткнувшуюся немигающим взглядом в широкое ветровое стекло:

– Что случилось, Воробышек? Что не так? Чего напряглась?

– Ничего, – отвечает птичка, но после минутной паузы все же не выдерживает. Поворачивается ко мне и тревожно распахивает глаза. – Илья, скажи честно, твой друг… Он что, эту машину угнал, да?

Интересная мысль. Не сказать, что оригинальная и мне по душе, но звучит неожиданно. Я на секунду отвожу взгляд от дороги и с удивлением смотрю на девушку.

– С чего ты взяла, птичка?

– Она дорогая, я вижу. Очень! И, по-моему, совсем новая. Даже запаха владельца не чувствуется – сплошной пластик и кожа! А у меня в ногах, кажется, снятый с кресла защитный полиэтиленовый чехол валяется. И потом…

– Черт, забыл, – я наклоняюсь и убираю злополучный чехол из-под взлетевших вверх туфелек Воробышек. Сминаю и отбрасываю его куда-то прочь за спину, с трудом заставив себя отвести взгляд от оголившегося женского колена. Возвращаюсь к разговору: – Так что потом, птичка? Говори.

– Я не понимаю, – просто выдыхает она, смущенно одернув юбку. – Зачем? Чем была плоха твоя машина? Думаешь, отцу важно, на каком автомобиле ты приедешь?

– Думаю, ему по большому счету на это плевать.

– Тогда зачем? Илья, пожалуйста, – тихо просит девчонка, – скажи, что твой друг не позаимствовал ее у кого-то без спроса. Я ужасно себя чувствую. Как будто самовольно забралась в чужой дом.

– Значит, в моей машине ты чувствовала себя спокойно? В старом разбитом опеле?

– Он вовсе не разбитый, Илья, – спешит возразить Воробышек. – Зачем ты так…

А я и сам не знаю, зачем, но вдруг отчаянно нуждаюсь в ответе.

– Ответь, птичка, я хочу знать.

Ее нежной коже очень идет румянец. Она сжимает на коленях руки в кулачки, сминает сумку и вновь упирается взглядом в ветровое стекло, с которого шустрые дворники сметают бьющую в него пылью снежную порошу.

– Птичка? – настаиваю я и слышу в ответ тихое и неохотное:

– Да. Ты же знаешь.

– Почему?

– Ох, Илья…

– Воробышек? Только честно.

Ей не хочется говорить – брови хмурятся, сумка крепче прижимается к груди. На мгновение мне кажется, что девчонка не ответит – сейчас я бы сам себя послал к черту, но вдруг ее губы приоткрываются и она признается:

– Я не знаю. Просто чувствую себя спокойно возле тебя, вот и все.

– Возле меня? – мне требуется усилие, чтобы выровнять дыхание. – Вопрос был о моей машине, птичка.

– Илья, перестань…

Ей так неловко под моим взглядом, что будь мы где-нибудь на улице, она скорее всего уже упорхнула бы прочь. Но это больше, чем я ожидал услышать, и я отступаю. Гляжу на застывший девичий профиль – на тонкий подбородок, плавный изгиб шеи, прикрытые длинными ресницами глаза… Интересно, в который миг я потерялся в них? Возможно ли что в тот, когда впервые увидел испуганную незнакомую девчонку на университетской стоянке?

– Автомобиль мой, Воробышек, успокойся. Хватит с тебя на сегодня переживаний. Так было надо. Он действительно новый, ты в нем первый пассажир, не считая Бампера. Теперь ты знаешь, так что нет причин волноваться. Ты можешь чувствовать себя в нем так же спокойно, как в моем доме. – Я крепче впиваюсь пальцами в руль, а взглядом в дорогу. Добавляю прохладно и бесцветно, желая избавить следующую фразу от излишней двусмысленности: – Надеюсь, до сих пор он был достаточно безопасен для тебя.

– Правда? – удивляется девчонка.

– Правда.

Она молчит. Чуть развернув плечи, неотрывно смотрит на меня, словно желает удостовериться, вглядываясь в мое лицо, достаточно ли я серьезен и честен в ответе.

– Воробышек-Воробышек, – я не выдерживаю, решившись приоткрыть девчонке свои мысли. – Тебе не все равно, кто тебя везет и куда, но безразличен дорогой антураж. Почему? Ты разве не знаешь, что Золушка должна прибыть на бал в настоящей карете, а не в разбитой телеге, иначе какая же она Золушка?.. Я так хочу. Просто доверься мне.

Я не знаю, который сейчас час. Опоздали мы или нет? Время рядом с Люковым летит незаметно.

Когда мы возвращаемся в Черехино и подъезжаем к поместью его отца, охрана молча открывает ворота и впускает нас на вверенную ей территорию, а сам хозяин – высокий и статный, заметно преобразившийся в костюме с галстуком и в бобровом полушубке, стоит на крыльце все время, пока мы едем по заснеженной аллее к дому.

– Не замерзла? – остановив автомобиль напротив входных дверей, между прочим интересуется Люков, и поворачивается ко мне за ответом.