Удачная сделка - Мэри Патни

Джослин подошла к лошадям и начала поглаживать одну из них. После ужасов насилия было очень приятно прикасаться к теплой лошадиной морде.

Дэвид с кучером привязали труп разбойника к крыше кареты, а раненого уложили на переднее сиденье. Мари не желала сидеть рядом с ним и предпочла устроиться рядом с кучером на козлах. Остаток пути до Херефорда они провели в полном молчании. Дэвид пристально наблюдал за пленным, держа наготове заряженный пистолет. Но грабитель так и не пришел в сознание.

Джослин забилась в дальний угол кареты. Мысли ее были в полном беспорядке. Имел ли этот поцелуй значение? Она была склонна думать, что не имел. По письмам, которые ей в течение многих лет писала тетя Лора, она поняла, что между насилием и страстью существует некая темная связь.

Измученная уходом за ранеными после осады Бадахоса, Лора не могла не рассказать о тех ужасах, свидетельницей которых стала. Она объяснила, что когда город сдается без боя, то с ним обычно обходятся милосердно. Но если нападавшим пришлось вести долгую осаду и понести тяжелые потери, то по варварской логике войны захваченный город разоряют и сжигают, а жителей убивают. Бадахос принес британской армии именно такую кровавую победу, и Веллингтон[2] в течение двух суток не мешал своим солдатам мстить за потери. Солдаты сжигали дома, убивали мужчин и насиловали женщин…

И вот сейчас, на дороге, они столкнулись со смертельной опасностью. Дэвид их спас, убив одного из разбойников, а когда все закончилось, он ее поцеловал. Вероятно, он сделал это бессознательно… Он поцеловал ее — и тотчас же забыл об этом.

Наверное, и она прижалась к Дэвиду безотчетно. Но удастся ли ей забыть о случившемся так же быстро, как забыл он? Эти объятия породили в ней физическое влечение к мужчине, ставшему волей судьбы ее мужем. Она болезненно остро ощущала, что ее неудержимо влечет к Дэвиду.

Прикрыв глаза, Джослин мысленно молила Бога, чтобы это безумие как можно скорее покинуло ее.

Глава 24

Когда они добрались до Херефорда, Дэвид оставил Джослин и Мари в гостинице «Зеленый дракон», а затем отправился к судье, чтобы передать пленника в руки властей. Служанка и госпожа подкрепили силы крепким чаем, и, когда Дэвид вернулся, Джослин уже почти успокоилась.

— Что будет с разбойником? — спросила она, наливая Дэвиду чаю.

Майор, не задумываясь, ответил:

— В Херефорде как раз начались выездные процессы, так что его осудят очень скоро. Возможно, уже через неделю.

— Мы все будем выступать как свидетели?

— В этом нет необходимости. Мы с кучером скажем все, что нужно, так что вас с Мари вызывать не станут. Поскольку за этим человеком других преступлений не числится, я попрошу суд проявить к нему снисходительность. Конечно, грабеж на большой дороге заслуживает смертной казни, но, возможно, он отделается ссылкой. — Дэвид принялся расхаживать по комнате. — Нам пора отправляться в путь. Я хочу добраться до Уэстхольма до темноты.

— Да, конечно, — кивнула Джослин.

Она встала и взяла со стула шаль и ридикюль.

Только сейчас она заметила, что Дэвид старается не встречаться с ней взглядом. Конечно же, он тоже понимал: если им не удастся предать забвению эту неуместную близость, их пребывание в Херефордшире будет сопряжено с постоянным ощущением неловкости.

Они покинули гостиницу, и минут через сорок Дэвид стал выказывать явные признаки беспокойства. Джослин спросила:

— Вы узнаете эти места? Он кивнул:

— Мы почти приехали. Самая старая часть имения расположена в излучине реки Уай, хотя со временем наши земли расширялись.

Они поехали медленнее и вскоре повернули на аллею и проехали мимо высокого каменного столба и домика привратника, судя по всему, пустующего. Джослин с любопытством смотрела на деревья с толстыми корявыми стволами.

— Что это за деревья, Дэвид? — спросила она, Глядя в окно, он ответил:

— Это испанские каштаны. Им больше двухсот лет. А аллея тянется почти на полмили, Джослин была напряжена как струна. Ей хотелось прикоснуться к его руке, чтобы он почувствовал: она прекрасно понимает, что испытывает человек при возвращении в столь давно покинутый дом своего детства. Но после случившегося на дороге она не смела к нему прикоснуться.

Наконец они остановились, и Дэвид тотчас же выбрался из кареты. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Джослин спустилась на землю следом за мужем. Она с любопытством разглядывала особняк с несколькими пристройками. Каждая из пристроек отличалась своим собственным стилем, но все они, как и основная часть дома, были выложены из местного красноватого камня. Уэстхольм, конечно же, уступал величественному Чарлтон-Эбби, но и он был очень красивым. А окрестные холмы и леса оказались совершенно такими, какими их описывал Дэвид.

Однако все вокруг пребывало в запустении — во всяком случае, у Джослин сложилось именно такое впечатление.

Лицо Дэвида по-прежнему оставалось непроницаемым, и Джослин могла только догадываться, что он в этот момент чувствует и о чем думает. Осторожно прикоснувшись к его рукаву, она спросила:

— Не войти ли нам?

Он улыбнулся, кивнул, и они вместе поднялись по широкой лестнице. Дэвид несколько раз ударил в дверь молотком, в форме львиной головы. Удары гулко разносились по дому. Вопросительно взглянув на мужа, Джослин сказала:

— Нас ждали сегодня?

Дэвид внимательно оглядывал фасад.

— Я известил о нашем приезде. Но, судя по всему, в Уэстхольме очень мало слуг.

Наконец дверь распахнулась, и они увидели немолодого лысеющего мужчину.

— О… лорд Престон… — Мужчина расплылся в улыбке. — Добро пожаловать домой! — Он отвесил Дэвиду низкий поклон. — Мы с нетерпением ждали вашего возвращения.

Они вошли в холл. Дэвид внимательно посмотрел на слугу у вдруг воскликнул:

— Неужели Стреттон?! Значит, вы теперь стали дворецким?

Слуга снова поклонился:

— Совершенно верно, милорд. Дэвид повернулся к Джослин:

— Помните историю со стилетом, о которой я вам рассказывал? Стреттон был одним из тех, кто спас меня. — Повернувшись к дворецкому, он сказал:

— Приятно видеть знакомое лицо. Очень рад, что вы продвинулись по службе.

Дэвид протянул Стреттону руку. Тот несколько мгновений медлил, но потом все же пожал хозяину руку. Джослин невольно улыбнулась. Было очевидно, что Дэвид искренне обрадовался, увидев старого слугу. Конечно же, только поэтому он протянул дворецкому руку.

Дэвид между тем продолжал:

— Это моя жена, леди Престон, и ее камеристка, мадемуазель Рено. Надеюсь, комнаты для нас готовы?

— Да, милорд. Только боюсь, что все не так, как должно быть. Ваш брат, покойный лорд, не хотел тратить деньги на домашнее хозяйство. И к тому же… — Стреттон в смущении откашлялся. — Видите ли, из-за… э-э… склонностей покойного лорда Престона и мистера Тимоти было трудно найти порядочных молодых служанок.