Чёрные перчатки - Геннадий Башунов

- ... и когда моя мать, старающаяся закрыть своим телом нас с сестрой, погибла, пронзённая мечом, - громыхал над трактом мощный голос проповедника, - я понял, что мне конец.

Велион сунул руки в карманы и приблизился к толпе, расположившейся на развилке, рядом с указательным камнем. Праздное любопытство, больше ничего. Но и могильщик может его испытывать, ведь и он когда-то был человеком.

- Давно? – поинтересовался тотенграбер у стоящего в хвосте толпы наёмника.

- Не-а, - буркнул тот. – Только начал.

- Рассказал только о том, как толпа солдат ворвалась в его деревню, - прошептал стоящий рядом мужичёк, по виду возница. – Ему тогда было шесть.

- Ага, - коротко ответил Велион.

- Но боги, тогда мне казалось, что боги, благоволили мне, - с чувством продолжил проповедник. – Солдат, убивший мою мать, схватил мою сестру и начал срывать с неё одежду.

- Вот так везуха, - прокомментировал кто-то в толпе. На него недовольно зашипели, но кто-то всё же хихикнул.

- Я, не понимая, что происходит, бросился бежать прочь из дома. Я выпрыгнул из окна и побежал через горящую деревню. Я видел, как убивают и насилуют моих соседей, как жгут их дома, ворую скот, растаскивают вещи. «Боги, - думал я, - за что вы обрушили на нас такое наказание?». Но боги молчали. По их попустительству резня продолжалась. Они испытывали нас, и мы не смогли пройти это испытание. Вот какие мысли мелькали тогда у меня в голове.

Я сумел выбежать из деревни. Воины, занятые насилием и грабежом, не замечали мальчишку, да и зачем он им? Я бежал, стараясь найти своего отца, кузнеца, подковывающего лошадей странникам. Он, отец, должен был изменить происходящее, защитить меня, мать и сестру. Но он не мог. Я нашёл его в луже крови на окраине деревни, с рассечённой головой и вывалившимся из глазницы левым глазом, по которому уже начали ползать мухи. В руках он сжимал свой кузнечный молот, но я думаю, что он просто не успел бросить его, чтобы просить пощады. – В толпе недовольно загудели, оскорбление отца для многих было недопустимо. Но, поворчав, слушать продолжили. – Но я не бросился к его телу, повинуясь желанию найти защиту, а побежал дальше. Меня будто кто-то толкал дальше, выводил из горящей деревни.

И я вышел.

Не помню, что было со мной в первые дни. Самое важное, что меня не разорвали волки и не загрызли шакалы. Я бродил, голодный и уставший, не способный добыть себе хоть немного съестного. Я шёл, а после полз по нищей степи, где из воды можно найти только солончаки, не понимая, что делаю. Но я продолжал двигаться вперёд, призывая богов помочь мне. Но боги молчали.

«Боги! – кричал я. – Помогите мне!». Но боги молчали.

«Боги! – рыдал я. – Спасите мою деревню!». Но боги молчали.

Я полз, страдая от жажды и голова, и призывал богов, в которых родители учили верить меня с самого детства. Но те не откликались. Боги живут в каждом камне, в каждой песчинке, в капле дождя, и каждое из них и есть частица бога. Но бог, ни один бог, не откликался. Он не видел меня, не слышал, хотя даже во мне должен был жить гран бога. Я рвал ногтями грудь, надеясь, что моё страдание поможет достучаться до них. Я стенал, валясь в горячем суглинке, надеясь, что громкий голос поможет докричаться до них. Я даже разгрыз себе вены на руке, уповая на то, что жертва призовёт их, но всё без толку.

Боги не отзывались.

«Боги, где вы?», - кричал я, но ответа не следовало.

- Повторяется, - тихо вставил кто-то рядом с Велионом. – Дилетант.

- Как есть дилетант, - со знанием дела сказал рябой возница, сморкаясь на плащ стоящего впереди него пилигрима. – Стиль истории смешанный, ага. То из сказаний про Единого, то былина, то сапожник-алкаш байки травит.

- Я протягивал руки к небу, рыл пальцами землю, стараясь добраться хоть до одного бога. Но я не мог. И тогда я начал сомневаться.

«Боги благи, - думал я, - и всегда помогают людям. Но они не помогли ни мне, ни моим родителям, ни моей деревне. Боги наши братья, первые из равных, но кто же не поможет братьям? Боги спускаются на землю и говорят с достойными, но почему же я не достойный, ведь я не нарушил ни одной их заповеди?». Я продолжал ползти, иногда вставал и, пошатываясь, брёл, а боги всё не приходили. Я заламывал руки, моля милости, падал на колени, ползал на животе и целовал землю, но всё безуспешно. Я даже не видел ни единого их знака, только скудную степь.

Вскоре силы покинули меня, и я упал. Я лежал на горячей земле, и лишь какой-то засохший куст давал мне тень. Солнце нещадно жгло мою кожу, а горло было суше бедной земли, на которой я лежал. Я умирал, страдая, и ожидал помощи и милости богов. Но боги молчали. Не знаю, сколько это продолжалось, я видел рассвет и закат, но понял всё, когда солнце стояло высоко и жгло мою кожу.

«А может, - посетила в тот миг меня кощунственная мысль, - боги не существуют?».

Я сжался и зажмурился, ожидая кары небесной. Но её не последовало. И тогда я перестал бояться этой мысли.

«Богов нет», - подумал я твёрдо. И вновь небеса не разорвала карающая молния, а земная твердь не разверзлась подо мной. «Богов нет», - едва слышно прошептал я пересохшим горлом. И только после этого я увидел вспышку света. – Толпа, предвкушающая манны небесной и внеземных откровений, ахнула. А проповедник выдержал паузу и, всё более громогласно и чётко, продолжал свой рассказ: - Но передо мной стоял не бог. – Толпа ахнула ещё раз. – Это было существо с двумя руками и двумя ногами. Ростом оно было с человека, да и вообще практически не отличалось от нас с вами. Но! – Проповедник задрал вверх палец, а толпа в третий раз ахнула. – Вместо головы у него была крысиная морда. – Четвёртый «ах», более громогласный и смешанный с недовольными выкриками. – «Ну что, человечишка, - сказала мне Крыса, - хочешь жить?». – «Хочу», - сказал я, ибо понял, что помощи от богов уже не дождаться. – «Тогда, - сказала мне Крыса, - ты кое-что должен сделать». – «Что же?» - спросил я у Крысы. – «Стать могильщиком, - ответила Крыса. – Можешь подумать, но времени мало, ты вот-вот сдохнешь». – «Нет, - ответил я твёрдо, хотя ужас и отвращения охватили всё моё естество. – Я никогда не стану могильщиком». – «Дело твоё», - сказала мне Крыса и исчезла, а я, лишившийся всякой надежды, остался умирать.

- Богохульник! – заорал, наконец, кто-то. Но проповеднику было плевать. Он повысил голос, хотя и так его слышала вся округа, его глаза светились яростным огнём, лицо перекосила фанатичная уверенность.

- Я не знаю, сколько я лежал, умирая, - мрачно и торжественно продолжал проповедник. – Мне посчастливилось – меня подобрал караван торговца. Возницы выходили меня, хотя я вставал на ноги долго. И пока я лежал, пришло ко мне откровение... – он выдержал паузу. Толпа, начавшая было бушевать, тоже притихла, видимо, откровение интересовало всех. – Откровение, - рявкнул проповедник, - моё просто: я проклят. И все прокляты! Вы, вот вы, купцы, - он начал яростно тыкать пальцем в толпу, - пилигримы, нищие, наёмники, - все мы прокляты. Ибо верим мы в то, чего нет. Все ваши боги – человек с крысиной головой, и мессии их – проклятые могильщики, разворовывающие могилы наших предков. И дабы вернуть миру нашему чистоту, обязаны мы уничтожить, сжечь, вырезать скверну эту, именуемую могильщиками! Наказать грязных магов, потакающих им! И да вернётся довоенная чистота в наши дома и наши страны! – Проповедник замолчал.