Роза в хрустале - Иванна Осипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она прилегла пока и засыпала, вдыхая чудесный аромат мяса. Никогда не хотела есть настолько сильно. А Дарион сидел, склонившись над костром, задумчивый, и черты лица его разгладились. Он был уверен, что Ри спит, поэтому смотрел на неё украдкой, в постоянной борьбе с самим собой. Не мог забыть, как она обняла его, заставив плавится от жара. Где взять силы для противостояния этим желаниям? Стихии больше не помогут. Им долго придётся быть рядом, а он не мог не заметить, как расцвела Маргарита за четыре года — манящая, желанная, любимая.
— Я тебя обидела чем-то?
Он вздрогнул. Не спит, наблюдает за ним. Нужно быть сдержаннее и осторожнее. Пусть лучше сама обидится на него, но сказал то, чем переполняло сердце.
— Ты не смогла бы.
Маргарита действительно не спала, из-под прикрытых ресниц смотрела на мага и видела теплоту в его глазах, когда Люций тайно смотрел на неё. А теперь опять холод и какая-то непонятная ей злость. На кого он злится? На себя или на неё? Как он жил в землях Люция? Мысли Маргариты никак не подчинялись её воле и были одна глупее другой.
— У тебя там, наверное, уже семья, — и почему она говорит это, сама не понимала. — Спутница. Дети, — Маргарите бы замолчать, но былые обиды поднялись со дна души, конечно же, у мага должен быть кто-то, поэтому он и закрыл вход для девчонки Фолганд, всё же так просто объяснить. — У тебя в землях есть кто-то? Для любви.
Лицо Дариона закаменело. Он смотрел прямо, на скулах вспыхнули пятна.
— Мне не интересны эти нелепые телодвижения.
Она приподнялась, глядя с недоумением, наткнулась на его злой взгляд. Злой и лихорадочный. И только тогда Маргарита догадалась. Не могло у него никого быть для любви, после южан-изуверов, сломавших пятнадцатилетнего мальчика. Захотела обнять мага, исцелить от страданий, но понимала, что не подпустит сейчас. Да и как заставить забыть такое. Глупое сочувствие заставило говорить снова, причиняя ему страдания.
— Я всё знаю, Дарион.
Люций застыл, его глаза широко раскрылись и сделались какими-то неживыми, плоскими, как у мёртвой рыбы.
— Знаю и ненавижу знать Хриллингура за то, что они сделали с тобой. Я очень хотела бы помочь тебе. Если бы только знала как…
— Кто распустил язык? — и голос его был мёртв — шелестящий шёпот, от которого у Маргариты похолодела спина. — Твой отец? Брат?!
Увидела, что будь родные рядом, накинулся бы не разбираясь. Нет, он не должен так думать. Отец никогда не говорил об этом. Даже Скай умолчал о подробностях при Маргарите.
— Никогда, — она нещадно ругала себя за глупость. — В тайне от отца прочитала твоё дело в Управе. Зачем ты вернулся в Хриллингур? Это принесёт тебе боль. Эльсвер ненавидит тебя. Все кланы мечтают убить за месть их вожакам.
— Вернулся, значит так было нужно! — он резко оборвал её, снял кролика с огня и разорвал на две части с такой свирепостью, что Ри надолго замолчала.
Еда закончилась слишком быстро. Они и не поняли, поели или нет, но больше ничего не было, поэтому легли спать, ожидая, что со временем голод пройдёт. Маргарита подложила сложенные ладошки под щеку и смотрела, как Дарион тушит костёр. Сделалось неуютно и холодно среди камней.
— Холодно, — она робко поёжилась. — Может быть ляжешь рядом?
— А колыбельную тебе не спеть? — он все ещё злился, поэтому ворчал, но лёг на плащ спиной к Маргарите.
Она придвинулась, чтобы хоть немного соприкоснуться, почувствовать его тепло. Что-то рыкнув, Дарион задышал ровнее, заснул мгновенно, а следом усталость сморила и Ри.
41
Охрана вела арестованного по лестницам в нижнюю часть дома наместника. Дарион был прав, говоря, что все особняки Хриллингура похожи. Похожи были не только дома и подворья, но и часть, где издревле содержали пленных и рабов, которых нельзя было использовать для работы. Тех магов, что подвергались истязаниям и чьи силы, казалось, желали заполучить себе южане. Через наблюдение чужой смерти разгадать тайну владения стихиями. А может быть, испробовав все возможные удовольствия, знать Хриллингура желала испытать новые, сходя с ума от безнаказанности и полной свободы.
Охрана оставила мага в одном из каменных ответвлений нижней галереи, каких оказалось здесь много. С вступлением в должность наместника с севера, этой тюрьмой не пользовались, но Стефану показалось, что в некоторых нишах все ещё лежат обветшалые кости пленников. Толстые решётки перекрывали квадратные углубления, напоминая тюрьму в столице, где маг бывал по долгу службы. Возле его закутка зажгли один факел, немного рассеявший тьму.
Осмотревшись, Фолганд снял камзол и вытянулся на соломе в углу, закинув руки за голову. Никакого четкого плана у него не было, но нервозность Эльсвера говорила, что Дариону, возможно, удалось забрать Маргариту. Скайгард так же был на свободе. И это радовало Стефана. Они смогут действовать, а он продолжит игру с Ринном. Конечно же, ничем поступаться ради собственной свободы Фолганд не собирался. Нужно больше времени, чтобы узнать о действиях южан. И мысль, что на них работает кто-то из магов, тревожила, требовала разъяснения.
Фолганд вернулся к последним словам Эльсвера. Ринн и правда способен устроить судилище, показательно расправиться с одним из Фолгандов, чтобы утвердить собственную власть. И никто его не остановит. Эльсвер уверен в своих силах и возможностях. А Стефан был готов ко всему. В двенадцать лет он познал смерть, и она перестала пугать его, но беспокоился о родных. Лишь бы они успели покинуть провинцию. Но маг понимал, что Скайгард никогда не оставит попыток спасти отца, и запросто попадёт в ловушку сам. Для Стефана это было страшнее смерти. И Вельда…больнее всего было думать о Бельчонке и том, какие страдания причинит ей его гибель.
Слишком много мыслей, много эмоций. Стефану следовало заняться их анализом и систематизацией, тем более так удачно подвернулась возможность побыть в одиночестве. А с эмоциями о всегда умел справляться.
Эльсверу удалось вызвать ярость в Фолганде. Уходя из кабинета, Стефан словно погрузился в ледяную воду, сотканную из ненависти и силы противостояния. Далёкие отголоски прошлого и сама кровь Фолгандов взывали к мести этому южанину, сумевшему за короткое время показать всю мерзость своего нутра. Не месть —
