Большевики, 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

26 октября ВРК приняло ещё одно «знаменательное» решение, которым комендатуре Красной гвардии предписывалось «дать в распоряжение комиссара печати 120 красногвардейцев для производства сегодня ночью ареста всех газет, закрытых за помещение воззвания бывшего Временного правительства, и все газеты, которые поместят назавтра воззвание генерала Духонина, а редакторов газет и главных сотрудников арестовать». Ещё одним решением ВРК от того же 26 октября поручалось «товарищу Ивану Петровичу Флеровскому произвести конфискацию листка партии социалистов-революционеров „Ко всей революционной демократии России“». Та же участь 26 октября постигла и меньшевистскую газету «День», которой в ещё одном решении ВРК было уделено всего две строки: «Военно-революционный комитет постановил приостановить газету „День“ за поднятую газетой травлю советов».

Наконец, через день после переворота, 27 октября, был принят Декрет о печати, согласно которому закрывались издания, «призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству», а также «сеющие смуту путём явно клеветнического извращения фактов»[127]. При этом моральные обязательства перед политическими союзниками — левыми эсерами, разделявшими власть наряду с большевиками некоторое время после Октябрьского переворота, обязывали большевиков поначалу акцентировать внимание на «вынужденности» репрессий: поэтому в декрете сообщалось о его временном характере и о том, что Общее положение о печати «будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий общественной жизни». На практике же публикация Декрета стала стимулом для ВРК в том, чтобы продолжить атаку на свободу слова и уже на следующий день, 28 октября, выпустить ещё одно предписание — на сей раз коменданту Петрограда — о постановке караулов у 10-ти редакций закрытых в предыдущие дни газет с указанием точных адресов их расположения: «1) Ямская, 15 — „День“; 2) Жуковская, 21 — „Речь“ и „Современное слово“; 3) Екатерининский канал, 31 — „Петроградский листок“; 4) Владимирский проспект, 10 — „Петроградская газета“; 5) Галерная, 40 — „Биржевые ведомости“; 6) Эртелев, 13 — „Новое время“; 7) Звенигородская, 28 — „Новая Русь“; 8) Николаевская, 26 — „Живое слово“; 9) Сайкин, 6 — „Копейка“»[128].

Через непродолжительное время, не позднее 7 ноября, большевистские репрессии против печати продолжились принятием Декрета о введении государственной монополии на объявления, то есть на сбор средств от публикации рекламы в газетах.

Для практической реализации обоих декретов в составе нового правительства — Совета народных комиссаров (СНК) был учреждён пост наркома печати. Правда, первый из большевистских комиссаров по печати Н. Н. Дербышев вскоре уволился, а перед следующим наркомом А. Е. Минкиным стояла та же, что и перед Дербышевым, практически невыполнимая задача: обеспечить превосходство большевиков на информационном поле в кратчайшие сроки. Характерное письмо, обнаруженное автором среди документов Совнаркома в Государственном архиве РФ, направил этот большевистский министр в ВРК 23 ноября 1917 г.: «Часть газет сегодня вышла, ибо несмотря на заявления и обещания, в моём распоряжении не оказалось ни достаточного количества красногвардейцев, ни автомобилей. Заготовленные постановления о приостановке газет, как и помощники комиссара и сам комиссар, ждали до 2-х часов ночи возможности отправиться на места. Результаты налицо: часть газет вышла. Обращаю ваше внимание на невозможность продолжать так работу, ибо помимо того, что тратишь напрасно массу сил и энергии, приходится ещё выслушивать справедливые нарекания тт., вызванных на помощь. Настоящим заявляю, что если в моём распоряжении не будет каждую ночь 100 вооружённых товарищей и 5 легковых и 1 грузовой автомобилей, то снимаю с себя ответственность за дальнейшую борьбу с нарушителями декрета о монополии на объявления. Без указанного выше условия я физически не в состоянии выполнить эту задачу. Комиссар по делам печати»[129].

Копия этого обращения в ВРК была направлена Ленину (на обращении имеется соответствующая рукописная отметка), и дело получило развитие в тот же день: на утреннем же заседании Совнаркома от 23 ноября пунктом 4 повестки дня рассматривался «Запрос Минкина, комиссара по делам печати, о мерах борьбы с не подчиняющимися декрету об объявлениях», по поводу чего было принято лаконичное решение — «Дать Минкину устную инструкцию о принятии энергичнейших революционных мер для проведения в жизнь декрета об объявлениях»[130]. Комиссар Минкин, очевидно, внял увещеваниям Совнаркома, потому что в итоге закрытие оппозиционных газет приобрело массовый характер и в дальнейшем шло по нарастающей. При этом новая власть не стеснялась в средствах, осуществляя ночные налёты на типографии, уничтожая готовый набор или отпечатанные и готовые к распространению экземпляры (в дальнейшем перешли к порче полиграфического оборудования): так происходило, в частности, с газетами народно-социалистической партии «Народное слово», эсеров — «Воля народа» и другими изданиями.

Венцом декабрьских творений большевиков на ниве борьбы с инакомыслием стало обсуждавшееся на заседании СНК от 3 декабря 1917 г. предложение Троцкого «о необходимости следить за буржуазной печатью, за гнусными инсинуациями и клеветами на Советскую власть и опровергать их», по поводу чего было принято решение «поручить тов. Петровскому реорганизовать Бюро печати при Министерстве внутренних дел и назначить заведующим своего человека. Временно организовать в помещении Смольного стол вырезок из буржуазных газет (инсинуации, клеветы)»[131].

В целом по внимательном рассмотрении событий Октябрьского переворота становится очевидным, что его организационным началом безусловно стал захват большевиками важнейших учреждений и объектов жизнеобеспечения, политической кульминацией — арест Временного правительства, а завершающим «аккордом» — меры по подавлению оппозиционной печати и свободы слова в целом. Именно здесь, в оперативном обеспечении своего доминирующего положения на информационном поле, кроется ответ на вопрос о том, как большевикам удалось удержать власть. Ведь в том, чтобы её захватить, проблем, как мы это увидели, не возникало.

5.4. Итог: «Население социалистическое, образ правления — артиллерийский»

В первое время после переворота, как мы это увидели ранее, у большевиков недоставало организационных и технических возможностей для завоевания абсолютного превосходства на информационном поле. Многие социалистические и независимые газеты продолжали выпуск, причём подчас с резко антибольшевистских позиций. Более того: поначалу в прессе разгорелась настоящая дискуссия о свободе печати, а по существу — о сворачивании большевиками всех демократических свобод в таком масштабе, о котором не мог мечтать в ходе реализации своих диктаторских устремлений даже Керенский. По свидетельству «Русского слова» от 8 ноября, «до последнего дня вся Россия вынуждена была довольствоваться исключительно социалистической прессой. Так что у постороннего зрителя, случайно заглянувшего в нашу страну, могло составиться о России самое неожиданное впечатление: население, мол, сплошь социалистическое, а образ правления — артиллерийский. Так называемые „буржуазные“ газеты находились все эти дни под военным караулом и силой штыка были приведены к молчанию. Однако если гг. победители думали таким путём избавиться от „безответственной“ критики, то они страшно ошиблись в расчёте, ибо все социалистические газеты (все до единой!) жестоко, беспощадно и прямо немилосердно разоблачают авантюру большевиков… „Да, — пишет „Воля народа“, — В. И. Ленин-Ульянов вполне оплатил Германии за бесплатный проезд в германском запломбированном вагоне“».

В этой ситуации большевики сочли для себя более удобным огульно обвинить всю оппозицию и её газеты в «корниловщине» и «чёрной сотне» — в точности так же, как их самих в прошедшем июле обвинили в шпионаже в пользу Германии. Для этого большевики с той же решимостью, с какой закрывали другие газеты, овладели редакцией популярной в рабочей и солдатской среде газеты «Известия», исповедовавшей до того преимущественно меньшевистские взгляды, и приступили к активному использованию её страниц для закрепления своих организационно-политических побед на информационном поле. В номере «Известий» от 28 октября, в котором опубликован и подписанный Лениным в качестве главы новой власти «Декрет о печати», помещено также набранное крупным кеглем, на первой странице, обращение: «Товарищи! Не верьте корниловским газетам. Единственное средство, которое осталось обманщикам и предателям, это обман. У господ корниловцев нет в Петрограде ни одного взвода солдат, но к их услугам деньги и некоторые типографии. Корниловцы засыпают улицы и казармы контрреволюционными листками, носящими название „Дело Народа“, „Солдатский Крик“, „Рабочая Газета“, „Искры“ и проч. Товарищи! Не верьте ни одному слову корниловцев, называющих себя эсерами и меньшевиками. В сорную яму эти подлые листки. Объясняйте товарищам, что всё это листки чёрной сотни — Керенских, Савинковых, Корниловых, Авксентьевых».