Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина

– Куда?

– На поиски.

– Кого?

– Сабины, разумеется, – и выражение её лица дало понять вопрошавшему, что слово «идиот» она в этот раз просто опустила – как потенциально обидное.

Настя разыскала телефон забегаловки. Менеджер не знала, где Сабина. Каких-то детишек тут же разобрали родители. Иных пришлось успокаивать. В панике и сумбуре никто не обратил внимание на саму, собственно, виновницу торжества. Папу и бабушку Сабины увёз полицейский «бобик».

Ещё полчаса Настя разыскивала координаты наряда. Но и там, куда оттарабанили папу и бабушку Сабины, о самой девочке ничего не знали. Зато они щедро поделились с Настей информацией о том, что папа и мама Сабины в разводе. Что папа отсудил Сабину у мамы. И сразу после этого поселил у бабушки. И что они пока посадили папашу и бабульку в «обезьянник», но сюда, к ним, уже мчится папашкин адвокат. И что если Настя хочет изучить наиболее полный словарь самых страшных, грязных и немыслимых ругательств и оскорблений в адрес женщины – то она может подъехать, послушать. Даже у них, у ментов, волосы дыбом. То есть у… У полицейских, да. А где сама девочка – они не знают.

А тем временем, пока молодой врач Настенька Разова спасала беременную маму, старшая мамина дочь бежала по холодным улицам города в одном нарядном платьице и заливалась слезами. Её поймал мужчина лет тридцати. Но она стала вырываться и кричать:

– Ты педофил! Бабуля говорит, что все мужчины – педофилы! И ещё… Ещё!… – захлёбывалась девочка. – Бабуля и папуля били мамочку! Ногами по животику и по голове! Отпусти меня!

Мужчина, не выпуская терзавшую его слабыми кулачками девчонку из рук, беспомощно оглядывался вокруг. Но спешившие по свои делами прохожие лишь ускоряли шаг, ещё внимательнее начиная изучать кашу из грязного снега у себя под ногами. Полиции тоже не наблюдалось.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул мужчина. – Люди! Обратите внимание!

– Господи, что случилось! – к нему подошла молодая женщина.

Девчонка продолжала плакать и вырываться у него из рук. Молодая женщина сняла со своей шеи длинный вязаный шарф и, укутав в него девчонку, приняла её в свои руки.

– А ты – подружка этого педофила? – немного успокоившись и решив не колотить женщину, даже, можно сказать, дружелюбно спросила у неё девчонка.

– Нет, я учительница. Как тебя зовут?

– Сабина, – ответила девочка, которую уже начинала бить крупная дрожь.

– Тебе лет пять?

– Шесть! Сегодня исполнилось. Я со своего дня рождения бегу! – даже немного гордо произнесла Сабина.

– Что же произошло на твоём дне рождения, что ты с него бежишь?

– Мамочка пришла на мой день рождения, а папочка и бабуля стали её бить, кричать ей всякие гадости, и… И на мамочку упала какая-то толстая тётенька. Папочку и бабулю увезли полицейские. А упавшая на мамочку толстая тётенька, которую папочка ударил ногой по голове, увезла её на «Скорой». Наверное, потому, что у мамочки в животике ребёнок от Славы, а ребёнкам в животиках вредно, когда их бьют ногами.

– Ничего не поняла, – вздохнула женщина.

– Как раз всё предельно ясно, – вздохнул молодой мужчина, снимая с себя куртку и заворачивая в неё Сабину. – Я адвокат, специализирующийся по вопросам семейного права. Сейчас дети слишком часто становятся предметом дележа. Идёмте искать полицейского. Или ближайшее отделение.

Как раз в тот момент, когда Настя Разова зашла в тупик и не знала, что ещё предпринять для розысков, маленькая Сабина уже сидела в кабинете добродушного начальника отделения полиции. И пила чай с конфетами. А он, подперев голову мощной лапой, не знал, как ему поступить со всем этим. Кроме «папочки», «бабули» и «мамочки» у неё в этом городе никого не было. «Папочке» и «бабуле» добродушному менту не хотелось отдавать Сабину. Дело в том, что его собственная дочь не так давно развелась, и бывший муж взялся отсуживать у неё сына. Внука. И хотя мент даже… Ну да ладно. Не об этом. А Сабинина «мамочка», если выудить важную информацию из рассказов девочки, была вовсе не москвичка, за неведомым Славой замужем не была, «потому что они сказали, что поженятся, когда ребёночек родится, и папочка, к тому же, мамочке какие-то важные документы не отдаёт». Выяснить, какая «Скорая» и куда отвезла беременную бабу из гамбургерового заведения, ни малейшего труда не составило. Сегодня такая в столице была, тьфу-тьфу-тьфу, пока одна. Если верить оперативным сводкам.

В общем, из пункта А в пункт В… И когда пригорюнившийся Тыдыбыр подпирал щёки, глядя то в поисковик на мониторе, то на трубку телефона, в приёмную вошёл добродушный толстый начальник отделения с маленькой Сабиной за ручку. На Сабину был накинут его форменный китель, и она крепко держала его за руку, горделиво задрав подбородок.

– Сюда её маму сегодня привезли. Рожать, наверное…

Акушерка подскочила и побежала за Тыдыбыром. Она даже забыла, что есть внутренний телефон. От радости. Или от страха. Химии радости и страха подобны.

Через пятнадцать минут анестезиолог «включил» маму Сабины, взяв с девчонки честное слово не плакать и на маму с объятиями не кидаться.

– Сабина, доченька, – тихо сказала женщина, открыв глаза.

– Мамочка, любимая! Я больше не хочу к бабуле! Не отдавай меня, пожалуйста. Я знаю, что у вас со Славой уже новая дочка, но не отдавай меня!

– Господи боже мой! – снова захрипела женщина. И радости в этом стоне-хрипе уже не было. А только бессилие что-либо предпринять. – Не отдам! – решительно сказала она.

– Ты и раньше так говорила, а они… Они ругаются. Бабуля меня никуда не пускает гулять. Ты после суда говорила, что будешь видеться со мной, что суд разрешил…

– Они прячут тебя от меня, не дают! Я…

– Я сейчас маму усыплю! – строго сказал анестезиолог, сглатывая комок, застрявший в горле.

«Папочку» и «бабулю» выпустили. И уже через полчаса они были под родильным домом. Куда их, разумеется, не пустили. Акушерка и охранник услышали много нового не только о несчастной беременной, которую Тыдыбыр спас от экламптического статуса, но и о себе лично. Разумеется, они вызвали полицию. «Папочка» и «бабуля» слиняли до появления наряда, пообещав самые страшные расправы не только над бывшей женой и невесткой, но и над акушеркой приёмного и охранником роддома лично.

Сабина так и сидела в палате ОРИТ, держа маму за руку. А вечером и Слава появился. Он только прилетел из командировки – и сразу же, из аэропорта, принёсся в роддом. Вместе с Сабиной они пошли смотреть на новорождённую девочку. Сабине она очень понравилась. А мамочка не захотела пока смотреть на свою новую доченьку. Она лежала в палате ОРИТ и смотрела в потолок. А по лицу её беззвучно, непрерывным потоком струились слёзы. Слава понравился персоналу родильного дома. Хороший мужик. Любит свою бестолковую бабу. И детей любит. И новорождённую. И Сабину, у который страшный мусор в голове и огромная любовь к маме в душе. И даже к папе. И даже к бабушке. Огромная любовь ко всем тем взрослым, которые сделали её жизнь невыносимой.

– Хочешь, я покажу тебе, как правильно ухаживать за сестричкой? – спросил Ельский.

– А ты детским врачом работаешь, потому что ты педофил? – доверительно спросила у него Сабина.

– Я – неонатолог, – невозмутимо ответил Ельский.

– А это ещё что за извращенец?! – явно с бабулиными интонациями уточнила Сабина, уткнув ручки в бочки.

– Это такой извращенец, который ненавидит взрослых, – совершенно серьёзно (впрочем, как обычно) объяснил Ельский.

– Я тоже ненавижу взрослых. Значит, и я неонатолог. Но если я их не только ненавижу, но и люблю, то тогда кто я ещё?

– Слушай, я тебе только собирался показать, как младшей сестричке правильно попу мыть и памперс менять! Всё!

– Ты прямо своими руками будешь ей попу мыть? – с ужасом спросила Сабина. – Прямо вот своими мужскими руками? Ты же ей даже не папа!

Владимир Сергеевич внимательно посмотрел девочке прямо в глаза. Хорошие, чистые, ясные детские глаза. Жадно впитывающие всё безо всякого фильтра, безо всякого разделения…

– Не я буду мыть. Детская медсестра будет мыть. Женскими.

Анастасия Евгеньевна Разова не то что про Инстаграм за истекшие сутки не вспомнила, она даже забыла позвонить маме с папой. Сегодня же было не её дежурство. У неё же сегодня вроде как был выходной. «Деточка, у тебя всё в порядке?» – получила она в полночь сообщение от мамы. И расплакалась. Не могла понять, почему. От счастья, что у неё родители всю жизнь вместе и любят друг друга? Или от усталости. От внезапно взрослой усталости. Не такой, от которой хочется спать или залечь в горячую ванну. А от такой усталости, отдыха от которой нет. Настя Разова стояла в палате ОРИТ. На функциональной кровати в тяжёлом медикаментозном дурмане покоилась бессознательная женщина, потому что сном её состояние трудно было назвать. В кресле прикорнул уставший от командировок и треволнений Слава. Сабину час назад забрали органы опеки. За столом дремала анестезистка, положив голову на руки. А Настя Разова стояла и плакала, внезапно поняв, что её слишком затянувшееся детство закончилось. Закончилось раз и навсегда. Она ответила маме, что в роддоме. Отключила айфон. Умылась прохладной водой. И пошла на первый этаж, в обсервационный родзал. Было тихо. Женщин в родах не было. Персонал лежал по койкам предродовых. Настя села за стол. И уставилась в стену. Минут через пять вышла старшая акушерка смены Вера Антоновна, натягивая на пижаму халат. И, ничего не говоря Тыдыбыру, зашла в манипуляционную. Было слышно, как забурлил электрический чайник. Через минуту Вера Антоновна вышла, держа в руках чашку горячего кофе: