Защитник монстров - Григорий Шаргородский

Торг начали прямо в присыпанном снегом дворике, где одетые в шубы дворяне прохаживались возле заваленных легкой снедью фуршетных столов. По приказу князя один из столов освободили, и там были разложены все мечи и части доспехов.

Пока народ не начал мысленно расхватывать товар, я подошел к князю, протягивая славянский меч из голубой бронзы.

— Светлейший князь, примите этот клинок в подарок от меня и подгорных мастеров.

Во дворе тут же воцарилось молчание — похоже, к таким подаркам здесь не привыкли. Семь сотен гривен — не такая уж заоблачная сумма для среднего дворянина, но даже они не могли так раскидываться золотом.

А быть расточительным, оказывается, очень приятно.

— Дорогой подарок, — покровительственно сказал князь, принимая меч. — Благодарствую, родич, от другого бы не принял, а от своего не зазорно.

Тишина во дворе после заявления князя стала еще звонче. Народ начал поглядывать на меня, прикидывая новые расклады.

— Так, благородные эрлы, если позволите, я по старшинству выберу первым, — не спрашивая, а констатируя факт, сказал князь и подошел ближе к столу с оружием.

Как и следовало ожидать, выбор князя пал в основном на славянские клинки, и только два «бастарда» из обычной бронзы легли в кучку отобранных Боримиром товаров. Князь так же задумчиво посмотрел на латы, но, недовольно качнув головой, отошел в сторону.

Так, нужно озадачить гномов производством бехтерца или чего-нибудь посложнее. Пока я раздумывал, князь с хитрым видом присматривался к моему лицу. Не знаю, что он там прочел, но подошел ближе с совершенно неожиданными пояснениями:

— Ты, боярин, не напрягайся, остаток отдам золотом, не обижу.

Я нутром почувствовал, что нужно говорить князю правду.

— Да не о том я подумал, княже: жалею, что не заказал гномам нашу броньку, славянскую. Глупость сделал.

Князь громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Молодец, наша кровь.

Насчет крови возражать я не стал — не та ситуация, к тому же атмосфера во дворике резко переменилась. Увлеченные рассматриванием оружия дворяне пропустили появление нового персонажа, а вот мы с князем заметили вовремя, причем отреагировали одинаково.

Ну конечно, не может быть, чтобы в этой приторно-сладкой цистерне меда не появилось ведро дегтя — черного и неприятного.

Словно зловещий ворон, на белом покрове дворика появилась черная фигура в монашеском облачении.

Представитель Ордена Чистых шел к князю неторопливо, словно чувствуя свою силу.

Плохо.

— Князь, — прошелестел из-под капюшона надтреснутый голос, — в доверенных тебе государем землях творится святотатство.

Когда монах остановился в пяти метрах от нас, я разглядел его лицо. Вытянутое, сухое, с резкими чертами и не очень здоровой кожей.

Врадак их что, под копирку делает?

— Поведай мне об этом, монах, — спокойно сказал князь, общаясь с Чистым с явной осторожностью.

А вот это еще хуже.

— Князь: вот этот, — с некой долей торжественности заявил монах, ткнув в меня пальцем, — нарушает повеление главы ордена и приказ короля.

Ага… вот, оказывается, в чем дело. Меня в который раз посетило странное ощущение, что я чего-то не понимаю. Ну не мог я настолько насолить брату Врадаку, чтобы вызвать такую ненависть. В столице мне удалось узнать, что, несмотря на фанатизм, к остальным Врадак относился с меньшим остервенением. Так на какую же мозоль монаха «посчастливилось» наступить именно мне?

Похоже, такое же недоумение посетило и князя, причем с изрядной толикой злости:

— Монах, ты думай, что извергает твой рот. Рядом со мной не «этот», а мой родич боярин Воронов. И еще, сначала нужно говорить «приказ короля». На повеления же твоего начальства мне плевать с самой высокой башни. Теперь говори по делу или уходи, не порти мне настроение перед охотой.

— Он покинул пределы своих земель, — не стал собачиться монах и перешел к фактам.

— Да, покинул, но у меня нет указаний по его заточению.

— Он соприкоснулся с мерзостью и не смеет пятнать своим присутствием чистые земли! Это…

— Хватит мракобесия! — жестко перебил монаха князь. — Говори по делу.

— Пусть ему и не запрещено указом короля ходить по другим уделам, но его мерзкие чудовища находятся вне его владения.

— Насколько мне известно, это не так, — уже совершенно спокойно возразил князь.

— Воды великого озера, — монах запнулся, не зная названия не такого уж большого водоема, но все же без проблем проскочил это место в своей речи, — навеки осквернили подводные монстры! Его нужно очистить, уничтожив всех чудовищ и проведя молебен.

— Озеро является частью владения Мен и по древнему праву дворян, только его владельца касается, что там происходит.

— Это неправда! — немного стушевавшись, но не сбавляя тона, заявил монах.

А вот это уже ошибка.

— Ты смеешь обвинять меня во лжи, смерд?! — От князя можно было прикуривать, даже попорченный фанатизмом мозг монаха осознал, что случился перегиб.

— Простите, князь, возможно, я ошибся, но даже если это так, вы поставили бессмертие своей души под угрозу, общаясь с этим святотатцем.

— Бессмертие моей души касается только меня и Бога, — уже успокаиваясь, отрезал князь. — А теперь покинь нас и не вздумай попадаться на глаза как минимум седмицу, или твоему покровителю придется искать нового пособника в моей провинции.

На этом ситуация благополучно разрешилась. И все же в дальнейшем придется ходить оглядываясь — что-то не верилось, что получивший явно однозначный приказ от Врадака монах успокоится, пока не попробует моей крови.

Дворяне быстро расхватали доспехи и оружие, отдав за него Элбану записки своим казначеям. С этой публикой было приятно работать — они практически сразу соглашались на названную цену. Даже пришлось одергивать слишком разошедшегося управляющего. В общем, товар ушел по цене как минимум на двадцать процентов большей, чем предлагал торговец.

Наконец-то мы закончили с делами и отправились на охоту.

Нам с князем подвели двух лохматых лошадок, но, заметив, что некоторые дворяне усаживаются в сани, я попросился туда.

— Не умеешь ездить верхом? — озадаченно нахмурился князь.

— Умею, но не люблю, — искренне ответил я, потому что давно привык к полному контролю своего «транспорта». Пугливые и слабо поддающиеся ментальному управлению лошади вызывали у меня инстинктивное опасение.

— Какой же ты тогда боярин?

— Я прежде всего поводырь.

Мой ответ заставил князя задуматься, но ненадолго. Видно, он решил для себя, что поводырь, особенно родич, — это не менее круто, чем боярин. Из-за таких доводов я и попал в Вепри. Князь улыбнулся и снисходительно махнул рукой в сторону саней.