Братья Кеннеди. Переступившие порог - Николай Николаевич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американский государствовед Р. Ровери с обычным блеском констатировал: «Ныне президент Кеннеди пытается встретить вызов, который видят, пожалуй, только он и его ближайшие соратники». Непросвещенная страна такового не усматривала. Если так, заключил молодой президент, просветим ее и поднимем на ноги.
Теоретические экскурсы слабо зажигали американцев, ничтожное большинство на выборах, которое никак нельзя было истолковать «как мандат народа», скорее вызвало к жизни использование до отказа традиционных политических инструментов. Нужно было донести до сознания каждого и всякого опасности, преследовавшие президента.
В мае и июле 1961 года Кеннеди сумрачно предложил американцам готовиться к худшему. «Следует, – гремел президент с экранов телевизоров, – наметить и подобрать места в существующих зданиях – государственных и частных, где устроить на случай нападения убежища, снабдить их запасами продовольствия, воды, медикаментов и всем потребным, чтобы выжить…» Эффект получился потрясающий и даже страшный. Строительные фирмы, почувствовавшие приближение волнующего момента – ободрать как липку своих ближних, искренне разделили тревогу президента. Они организовали широкий показ фильмов ужасов об атомном нападении на Соединенные Штаты, смертельно запугав зрителей.
Состоятельные люди бросились закапываться в землю. Один из руководителей местной обороны в штате Калифорния призвал сограждан вооружиться, чтобы отразить натиск пришельцев из других штатов, которые попытаются укрыться в Калифорнии. В Лас-Вегасе, штат Невада, руководители местной обороны предложили ополчению штата быть начеку – отбить вторжение из штата Калифорния. Сохранивший здравый смысл юморист комментировал: «В гражданской обороне наш президент тверд: не можешь добраться до русского, довольствуйся американцем».
Паника нарастала. Министерство обороны, исходя из того, что спасение в ядерной войне – дело рук спасающихся, и следуя прославленным принципам американского индивидуализма, заключило: пусть каждая семья сама позаботится о семейном убежище. Министерство подготовило вдохновенную брошюру с этим и подобными спасительными советами, намереваясь разослать ее всем без исключения американцам. Текст предварительно представили на одобрение Белого дома. Его обитателей глубоко потряс откровенный подход к делу пентагоновских литераторов: «Открытие рынка семейных убежищ, – сообщалось в брошюре, – очень полезно и соответствует принципам, придерживаясь которых система свободного предпринимательства справляется с изменяющимися условиями нашей жизни». Гелбрейт, просмотревший по поручению президента брошюру, доложил: «Сочинение, в котором ставится цель спасти лучших, списав со счетов избравших вас, меня не привлекает. Оскорбительно, больше того – неслыханно, пропагандировать: некая семья, купившая кабину на крейсере, отправляется спасаться в море. Считанные трудящиеся могут отплыть на крейсере».
Кеннеди приуныл, президенту всего народа поступать так не к лицу. Первосвященники Белого дома стали держать совет. Нашли, что население деморализовано. Припомнили призыв священника Л. Макюза, прогремевший на всю Америку: владелец убежища имеет моральное право отражать натиск своих соседей «любыми средствами, необходимыми для эффективного предотвращения проникновения в убежище». Коль церковь так смотрит на дело, мрачно заключил Р. Кеннеди, «тогда проблемы нет – поставим по преподобному отцу Макюзу с автоматом у входа в каждое убежище».
Президент распорядился: переписать брошюру, подчеркнув, что программа обеспечения убежищами будет государственной, не рассылать ее по домам, а держать в почтовых отделениях достаточное количество экземпляров для желающих. В соответствующие законы были включены ассигнования на постройку убежищ.
Паника дала козыри в руки правых организаций – разве не мы всегда говорили: война у порога? А осмотрительные уже задумывались: уж не готовится ли Вашингтон к превентивной войне, прячет народ под землю, чтобы развязать руки. Неожиданно раздался голос прошлого. Объявился священник, отец Кофлин, тот самый радиопоп, который в 30-х годах доставил столько хлопот Ф. Рузвельту. В то время фашистские симпатии Кофлина были общеизвестны. Со времен второй мировой войны он помалкивал. Теперь оп нашел, что администрация Кеннеди «работает лучше, чем можно было ожидать. Возможно, президент Кеннеди, его советники наделали ошибок, но от них никто не избавлен. Они великолепно работают в труднейших условиях». Опозорил! Поцелуй Иуды!
Кеннеди принялся очищать затуманившийся либеральный лик администрации. Осенью 1961 года, объезжая отдаленные места западного побережья страны, он разъяснял: «В США есть две группы экстремистов – правые и левые. Любопытно, что они очень напоминают друг друга. Каждая группа верит, что есть лишь две альтернативы: умиротворение или война, самоубийство или капитуляция, унижение или гибель, красный или мертвый». Главная опасность справа, и поэтому «в век, когда стычка может мгновенно вызвать ужасающие грибовидные облака, великая держава не доказывает своей твердости, вверяя часовым задачу выявления намерений другой стороны» (речь перед университетской аудиторией в городе Сиэтле).
Есть люди, развивал тезис Кеннеди в Лос-Анджелесе, которые «с подозрением относятся к своим соседям и к своим руководителям. Они жаждут склониться перед «человеком на коне», ибо не доверяют народу. Они находят измену в наших церквах, в наших высших судах, в наших программах очищения воды. Они ассоциируют демократическую партию с государством всеобщего благосостояния, это государство – с социализмом, а социализм – с коммунизмом. Пусть наш патриотизм проявляется в доверии друг к другу, а не в крестовых походах подозрений… Ибо такие люди, не желая усмотреть опасности извне, ищут опасность внутри».
Эквилибристика поступков и слов президента вызвала основательное недоумение, по крайней мере, у части американской интеллигенции. Не совсем было ясно, к чему клонил Дж. Кеннеди. Как, например, понять: «Либерализм и консерватизм, – поучал он, – являются категориями 30-х годов, и они больше неприменимы… Беда консерваторов в том, что они в подавляющей части мыслят наивно. Что до либералов, то их мышление посложнее, однако их функция должна заключаться в выдвижении новых идей, а таковых нет». Или: «Мы должны просто примириться с тем фактом, что в ядерный век абсолютные решения невозможны».
Эрнест Хемингуэй приветствовал приход Джона Кеннеди в Белый дом. Церемония вступления президента в должность побудила его написать: «Я убежден, что наш президент выдержит любой зной, как он выдержал холод в этот день. Ежедневно я возобновляю свою веру в него и пытаюсь понять практические трудности правления, встающие перед ним. Я видел, какое мужество он вносит в дела. Чудесно, что в дни тяжкие для мира и нашей страны у нас смелый президент».
Надежды интеллигенции, выраженные в незаурядных строках Э. Хемингуэя, постепенно таяли, по мере прояснения разворота деятельности просвещенного президента. Постепенно, справедливо заключил американский историк Р. Хофстадтер, «большинству интеллигентов… мышление нового президента представлялось хотя и неглубоким, но, по крайней мере, живым и сложным». Белый дом чутко реагировал на смятение мыслящих умов.
Прослышав, что влиятельный литературный критик А. Казин засел за
