Новые русские - Михаил Рогожин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раиса Максудовна понимающе положила перед Глотовым счета за роскошные ужины в апартаментах, предоставленных ему в Иванове. Смешно объяснять ей, что по ним обязался заплатить Темиров. Да и дело не в счетах. Не такие уж большие расходы он произвел. В недавние времена Раиса Максудовна раскидала бы их по разным ведомостям и не заикнулась бы ему о перерасходе. В мотиве ее поведения Глотов увидел жесткую установку Темирова на выдавливание его из президентского кресла любыми путями. Он небрежно просмотрел принесенные бумаги, вернул их бухгалтеру и все с той же известной безразлично-снисходительной улыбочкой посоветовал: «Пусть немного полежат. Вернемся к ним попозже. Я или другой на моем месте». Раиса Максудовна не проявила интереса к услышанному и довольная собой удалилась. Это был последний симптом его полного краха. Вчерашние соратники видели в нем бывшего руководителя…
Борис Ананьевич понимал бесплодность любых попыток удержаться в кресле президента созданного им фонда. Но встать и уйти было выше его сил. Внутренний голос нашептывал, что там, за дверью кабинета, не так все радужно, как считает Артемий. Дружить с Темировым все равно что спать в постели с гадюкой, признающейся в любви. Но и злить его не следует. Навязанная дружба лучше необъявленной войны. Если Глотов пройдет в парламент, во что ему хочется верить, вот тогда он сумеет обложить Темирова с его нукерами. Но пока следовало носить идиотски-благодарную мину на лице при беседах с ним.
Поэтому Борис Ананьевич с показной любезностью принимает в своем кабинете входящих Аслана и Жаке Темирова. Они по-хозяйски рассаживаются в креслах. Валентина вносит на подносе фарфоровый чайник с восточным красно-золотым орнаментом, пиалушки и вяленую дыню. Ставит на стол и ждет указаний Аслана. Тот слащаво улыбается секретарше и жестом позволяет ей удалиться. Глотова такое поведение гостей шокирует. Ведь каждому сотруднику фонда должно быть понятно, что их детище переходит в руки мафии. Но никто не хочет в этом признаваться.
— Дорогой Боке, мы подготовили все документы. Очень красивый фонд получается. Давай, собирай правление и представляй народу Аслана.
Темиров прихлебывает из пиалы чай и не обращает внимания на реакцию Глотова. Этим дает понять, что ни в какие дискуссии и обсуждение сроков вступать не намерен.
— Я уже дал задание Раисе Максудовне проконтролировать перегон денег из Кустаная. Она все понимает. Достойная женщина. Слушай, ты с ней как, а? — Аслан подмигивает Глотову.
— В каком смысле? — теряется тот.
Аслан и Темиров, довольные шуткой, заливаются смехом. Борис Ананьевич не понимает, чего они так веселятся. Но воспринимает как еще одно оскорбление.
Жаке Темиров резко обрывает смех и властно приказывает:
— Иди, иди собирай правление, быстро прокручивайте, поздравляйте Аслана и поедем бешбармак кушать.
Глотов идет по коридору и не сомневается, что члены правления уже собраны. Заглядывает в зал заседаний и видит, что не ошибся.
В приемную Глотова заглядывает Макс. В ней никого. Он проходит дальше. Дверь в кабинет открыта. В нем сидит Валентина и какой-то пожилой азиат. Пьют чай.
— Вам кого? — спрашивает секретарша.
— Бориса Ананьевича.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Тогда ждите, — отмахивается от него девушка, встает и плотно прикрывает дверь в кабинет.
Макс садится на диван. Ставит у ног сумку, принесенную ему Левой. Он рад, что есть время настроиться на встречу. Противно выполнять просьбу, суть которой тебе не известна. Поначалу он для себя решил однозначно — отдать Глотову сумку и рассказать, каким образом она к нему попала. Но Вера, услышав об этом, стала его умолять отказаться от этой мысли. Она уверена, что если Макс ослушается этого страшного, по ее выражению, человека, то с Алей случится беда. Макс не исключил такую возможность. Уж необычайно активен Лева. В нем чувствуется какая-то криминальная угроза. Вера твердила о каких-то темных делах Глотова. Очень плохо отзывалась о нем. Макс вообще заметил странные психологические изменения в ней после поездки с Борисов в Иваново. В первую же ночь, насилу выпроводив Туманова с девицей, она обрушила на Макса водопад страсти. Творилось нечто небывалое. Она требовала его любви, признаний, ласк. Он кувалдой лежал рядом и притворялся в дымину пьяным. Вера злилась. Мучила в надежде хоть на какое-нибудь возбуждение с его стороны. Но член вяло гнулся в ее руках и пытался ускользнуть. Макс, лежа с закрытыми глазами, впервые понял, что сам по себе секс — тяжелое и нудное занятие. Ну, допустим, получится у него войти в нее. Дальше-то что? Тот моторчик, который много лет начинал работать при любом ее прикосновении, перегорел. Все-таки Господь поступил ужасно несправедливо, соединив в одно мужское целое — голову и член. Ему, Максу, от Веры никакого удовольствия не нужно. Но он — интеллигентный, мягкий человек и не желает ей никаких мучений. Неприлично лежать бездыханным телом, когда рядом изнывает от страсти собственная жена. Наверное, счастливы те мужья, жены которых имеют любовников. Ну, действительно, нельзя же столько лет пахать одно и то же поле. Даже крестьяне свои поля под пар ставят. Жалеют землю. А тут целый человек… Вот ведь лежал он всю ночь почти рядом с Элеонорой, ничего не хотел и был счастлив. Ему даже в голову не пришло мечтать об Элеоноре как о женщине. Он был полон любви, которая витала над ним и совершенно не беспокоила низ живота. А ведь одно прикосновение Элеоноры, когда он сидел в дурацком колпаке у Артемия, сделало его железным мужчиной. Как только Макс переключился на воспоминания происшедшего у понтифика, его член, независимо от ласк Веры, налился силой. С победным воплем Вера взгромоздилась на него своей широкой, несколько отвисшей задницей и, уперевшись руками в его плечи, начала неистовую гонку. Макс смотрел снизу на ее болтающиеся груди и казался себе легкой байдаркой, несущейся вперед по спокойной глади кровати. Наверное, от того, что мыслями он был далеко, Вера получила в полное распоряжение его мужскую силу. Она вертелась на нем, вертела его, кричала и плакала. Никогда ранее с ней ничего подобного не бывало. Обычно распалялся он. Макс подумал, что подряд несколько таких ночей он просто не вынесет. И мысль об убийстве снова согрела его сердце… Утром Вера напевала на кухне и готовила омлет. Она крутилась постоянно рядом с Максом, прикасаясь невзначай к нему. Он понял, что не выдержит и нагрубит ей. Поэтому стал притворяться больным. Вера с удовольствием принялась ухаживать. Уложила в постель, подала завтрак и долго сидела рядом. Следующая ночь прошла благополучно. Она боялась приставать и только в темноте ворковала о радостях их дальнейшей жизни. Макс прикидывался спящим и жалел о том, что снова не позвонил Элеоноре. Потом они долго говорили об Алевтине, и Вера больше не упрекала его в отсутствии отцовских чувств. Винила себя. Говорила, что пришел момент, когда надо полностью посвятить себя дочери. Под эти разговоры Макс тихо заснул.
Появление Глотова прерывает воспоминания Макса. Фирменная «японская» улыбочка не играет на губах его приятеля. Наоборот, губы, как показалось Максу, подрагивают. В глазах зияют провалы. Он размахивает рукой с зажатыми в ней гвоздиками. Долго смотрит на Макса и вдруг с жаром, лихорадочно трясет его за плечо: «Хорошо, что пришел. Подожди меня. Только не уходи… Только не уходи!» Пухлый маленький человечек, следующий за ним, подталкивает его в кабинет. Макс впервые видит Глотова в таком виде. Произошло что-то серьезное, и сумка, стоящая у ног, несомненно имеет к этому отношение. Макс никогда не участвовал в интригах и склоках ни на родной кафедре, ни за ее пределами. Этим занималась Вера. Он лишь слышал отголоски и поражался их бессмысленности. Находясь в приемной Глотова, Макс нервно путается в своих намерениях. Он почти решается признаться Борису в истории с сумкой, тем более что Лева вызывает у него нехорошие подозрения. А через несколько секунд злится на себя за подобную неосмотрительность. Вспоминает об Алевтине и понимает, что ни о чем Глотову не расскажет. Пребывая в собственных противоречиях, Макс спохватывается только тогда, когда Борис Ананьевич садится радом с ним.
— Извини, в кабинет не приглашаю. Там новый президент чай пьет, — глухо сообщает Глотов.
В подтверждение его слов из кабинета выглядывает секретарша Валентина, спрашивает:
— Борис Ананьевич, вам машина нужна или с нами поедете?
— Домой! — рявкает Глотов. Хватает Макса. — Пошли отсюда.
Они выходят из здания фонда. Встретившиеся им по пути люди старались побыстрее проскочить, исчезнуть, в крайнем случае отвести глаза. Глотов и Макс садятся в сиреневую «вольво». Отъезжают под взглядами приникших к окнам сотрудников.
— Ты все понял? — обращается к Максу Борис Ананьевич.