Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт

По крайней мере, ему будет о чем мечтать целый день: чтобы поскорее наступил вечер и время отхода ко сну.

А пока он перевернулся на другой бок, выдвинул ящик прикроватной тумбочки, нашел пилюлю и положил в рот. Потом сел в кровати и взялся за подготовленную для него чашку чая. Запил одним большим глотком пилюлю и только тогда произнес:

– С добрым утром, дорогая.

– С добрым утром, – Эллен Хэмилтон сидела на краю своей постели, стоявшей параллельно его ложу, в шелковой ночной рубашке, непостижимым образом пристроив чашку чая на худощавом колене. Она уже успела расчесать волосы. Ее одежда для сна выглядела так же элегантно, как и весь остальной обширный гардероб, хотя видеть ее такой мог только муж, не проявлявший к ночной сорочке никакого интереса. Он давно догадался: для нее это и не было важно. Она не стремилась к вожделению со стороны мужчин, но ей хотелось самой ощущать себя красивой и все еще желанной.

Он допил чай и свесил ноги на пол. Язва воспротивилась столь внезапному движению и заставила скривиться от боли.

– Опять? – спросила Эллен.

Он кивнул.

– Зачем-то выпил вчера после ужина бренди. Ошибка, которая послужит мне примерным уроком.

– Надеюсь, это никак не связано с вчерашним объявлением итогов работы фирмы за первое полугодие? – спросила она с совершенно бесстрастным выражением лица.

Он с усилием встал и медленно прошел через просторную спальню с ковровым покрытием в тон расцветке раковины устрицы туда, где располагалась ванная. Лицо, которое он увидел в зеркале, было круглым и красным, голова почти облысела, под подбородком образовались жировые складки. Он изучил отросшую к этому времени щетину, оттягивая обвислую кожу на щеках, чтобы отчетливее рассмотреть волоски. Потом взялся за бритву. Он брился каждое утро вот уже сорок лет, но все равно находил этот процесс нудным и утомительным.

Да, итоги за полгода оказались неутешительными. У «Хэмилтон холдингз» возникли крупные проблемы.

Когда он унаследовал компанию «Хэмилтон принтинг» после смерти отца, это было эффективное, успешное и прибыльное предприятие. Для Джаспера Хэмилтона издательское дело стало подлинным призванием – ему нравился вид типографских шрифтов, он стремился постоянно применять новые технологии и обожал запах машинного масла, исходивший от печатных станков. Его сын стал не более чем бизнесменом. Он начал изымать часть прибылей издательства и вкладывать деньги в другие отрасли: в импорт вин, в розничную торговлю, в публикацию периодических изданий, в фабрики, производившие целлюлозу и бумагу, в коммерческие радиостанции. Таким образом он добивался основной поставленной цели, превращая чистый доход в новые инвестиции и избегая значительной части налогового бремени. Дерека Хэмилтона интересовал не выпуск библий, книг в мягких обложках и плакатов, а только ликвидность и дивиденды. Он покупал все больше фирм и открывал заводы, постепенно создавая целую империю.

Долговременный и стабильный успех унаследованного предприятия в течение многих лет маскировал шаткость возведенной над ним надстройки. Но стоило печатному комплексу дать сбой, как Хэмилтон обнаружил, что большинство остальных его начинаний оставались всего лишь вторичными. Он недооценил размеров вложений капитала, требовавшихся для того, чтобы крепко поставить их на ноги, а некоторые фирмы превратились в слишком долгосрочные инвестиции. Тогда он продал сорок девять процентов своих собственных акций каждой из компаний, перевел фонды в новый крупный холдинг, а потом продал сорок девять процентов и его тоже. Так он сумел выручить немалые средства и договорился с банком о кредите, причем сумма его исчислялась семизначной цифрой. Заем удержал империю на плаву, но проценты по кредиту, быстро выросшие за следующие десять лет, съедали теперь даже ту небольшую прибыль, которую удавалось получать.

Тем временем у Дерека Хэмилтона развилась жестокая язва желудка.

Почти год назад он разработал программу выхода из кризиса. Часть кредита погасили, чтобы сократить его и выплаты процентов банку. Накладные расходы урезали где только возможно, начав с отказа от масштабных рекламных кампаний и закончив вторичной переработкой бумажных отходов для использования при печати конвертов и бланков. Капитан Хэмилтон стоял ныне у штурвала сильно накренившегося корабля, сотрясаемого волнами инфляции и общего экономического спада. Он надеялся, что итоги последних шести месяцев покажут: корпорация «Хэмилтон холдингз» преодолела черную полосу и в конце туннеля появился свет. Но на деле они продемонстрировали тенденцию к дальнейшему ухудшению ситуации.

Он высушил лицо, похлопывая по нему теплым полотенцем, побрызгался одеколоном и вернулся в спальню. Эллен уже оделась и сидела перед зеркалом, накладывая косметику. Ей всегда удавалось успеть одеться или раздеться, пока мужа не было в спальне. До него внезапно дошло, что он не видел ее обнаженной по меньшей мере несколько лет. «Интересно, почему она стремилась к этому?» – задумался он. Неужели она настолько постарела, кожа женщины пятидесяти пяти лет от роду стала морщинистой, а прежде такая упругая плоть обвисла? Вероятно, нагота при муже уничтожила бы для нее иллюзию своей привлекательности и желанности? Да, вероятно, хотя он подозревал за ее манерой поведения нечто более сложное. Здесь просматривалась явная связь с тем, как состарилось его собственное тело, размышлял он, надевая необъятных размеров трусы. Она всегда представала перед ним полностью одетой и потому не вызывала у него сексуального вожделения, а это значило, что ее ничто не вынуждало выдавать правды: насколько нежеланным стал для нее он сам. Подобное сочетание изворотливости и чувствительности было вполне в ее характере.

– И как же ты собираешься выйти из положения? – спросила она.

Вопрос на мгновение ошеломил его. Он сначала даже испугался, что она прочитала его мысли, спрашивала именно об этом, но тут же сообразил – она всего лишь продолжала начатый ранее разговор о делах его компании. Нацепив подтяжки, он сделал паузу и только потом ответил:

– Пока ни в чем не уверен.

Она склонила лицо ближе к зеркалу, колдуя над своими ресницами.

– Порой я недоумеваю, чего на самом деле ты хочешь добиться в жизни.

Он в изумлении уставился на жену. Само ее воспитание приучило ее к околичностям, никогда не позволяло задавать вопросы в лоб, потому что именно излишняя прямота и эмоциональность иной раз могли испортить прием или званый ужин, повергнув в смущение остальных присутствовавших дам. Ей требовалось сделать над собой изрядное усилие, чтобы без обиняков поинтересоваться смыслом существования другого человека.

Он снова сел на край кровати и ответил не совсем по существу:

– Мне надо для начала всего лишь полностью отказаться от бренди, вот и все.

– Убеждена, ты сам понимаешь, что твои проблемы никак не связаны с выбором пищи и напитков, – она наложила помаду и сжала губы, чтобы она распределилась равномерно. – Все началось девять лет назад, а со дня смерти твоего отца прошло десять.

– Но типографская краска у меня в крови, – его слова прозвучали формально, как цитата из катехизиса.

Их разговор показался бы несколько бессвязным любому, кто мог случайно подслушать его, но сами они понимали его внутреннюю логику. Подразумевалось, что смерть отца означала переход предприятия под контроль Дерека, а его истинной язвой стали проблемы с бизнесом, как и причиной физического заболевания.

– У тебя нет в крови ни капли типографской краски, – сказала она. – У отца была, но ты сам не выносишь даже запаха печатного цеха.

– Я унаследовал крепко стоявшее на ногах дело и собираюсь передать своим сыновьям еще более успешную корпорацию. Разве не к этому сводится смысл жизни людей нашего с тобой круга?

– Наших сыновей совершенно не интересует, какое наследство мы им оставим. Майкл строит собственную компанию с нуля, а все, чего желает Эндрю, это сделать прививки от оспы населению Африканского континента поголовно.

Он не мог сейчас понять, насколько серьезно говорит жена. То, что она творила в данный момент со своим лицом, не позволяло прочитать его подлинного выражения. И не приходилось сомневаться: она делает это намеренно. Почти все и всегда она совершала не без умысла.

– Но у меня есть долг перед обществом, – напомнил он. – Я даю работу более чем двум тысячам человек, хотя на самом деле гораздо большее количество рабочих мест прямо зависит от благосостояния моих компаний.

– Мне кажется, ты отдал свой долг обществу сполна. Ты провел свою империю через кризисные времена, позволив ей уцелеть, а с этим справились далеко не все. Ты пожертвовал здоровьем ради этого, отдал десять лет жизни и… бог знает, что еще ты принес в жертву, – к концу фразы ее голос стал заметно тише, словно в последний момент она пожалела о сказанном.