Свои продают дороже - Ольга Некрасова

— Здорово, Витек! — бросил он Свинье и беззастенчиво уставился на Татьяну. — Заменил Аристарховичато? Да, этот работничек получше будет!

— Лет на тридцать получше, — поддакнул Свинья, — и спереди номера на два.

Довольно усмехаясь, он погрузил на Татьяну складной стол, сам покатил впереди тележку с книгами. Татьяна плелась за ним, чувствуя себя штрейкбрехершей. Значит, из-за нее Аристарховича выпихнули с рынка. Старик вытеснил свою предшественницу, Татьяна — старика, а потом и на нее найдется конкурентка помоложе и погрудастее. Это было обидно, хотя она и сама не собиралась тут задерживаться.

Продавцы уже заполонили этаж. Распаковывали коробки, раскладывали столики, задевая друг друга и переругиваясь. Подросток лет пятнадцати лихо промчался на грузовой тележке, как на самокате, и колесом отдавил Свинье ногу.

— ..твою мать! — запрыгал на одной ноге оптовик.

Устаревшего глагола «еть» он не знал.

Татьяну это позабавило, но виду она не показала.

— Вот твое место, — объявил Свинья, подвозя тележку к незанятому метру у кафельной стены. — Смотри, после будешь делать все сама. — Он раскрыл столик, смахивающий на большой фанерный чемодан. — Видишь, на коробках написано: «Аристархович, столько-то книг».

А я пишу: «Таня». — Он зачеркнул «Аристарховича» и вывел ее имя. — Как закончишь, уложишь книги обратно, напишешь, сколько там осталось, ясно?

Татьяна кивнула.

— А ясно, так помогай, че стоишь-то!

Она послушно принялась драть ногтями коробки.

— Отвлекись. — Неутомимый Свинья дернул Татьяну за полу меховой жилетки, которую она специально для этого случая разыскала среди «дачных» вещей Змея. — На вот, возьми ценники, — он фамильярно сунул Татьяне в карман пачку пустых бумажек-самоклеек. — Цены написаны карандашом на титуле, открываешь книгу, смотришь, сколько она стоит, пишешь цифру на бумажку и приклеиваешь. Шевелись, не спи, а то как десять часов исполнится, народ валом повалит! Ладно, работай, если что — я на двести двадцать седьмом месте, это справа от тебя!

И Свинья испарился, шлепнув ее пониже спины и приклеив шлепком ценник. Начинается, подумала Татьяна. Одно она поняла сразу: возмущаться в ее положении не стоит, а то быстрехонько отправишься вслед за беднягой Аристарховичем.

Десять часов уже «исполнилось», и народ повалил.

У ее стола постоянно толклись человек пять-шесть: бабушки, желающие приобрести книжки в подарок любимым внукам, молодые мамы с детьми (охота же с ребенком на рынок тащиться!) и подростки, привлеченные «неподцензурным» «Хоттабычем», которого явно путали с «нецензурным». Увы, даже такого маленького контингента Татьяне хватало с лихвой, чтобы растеряться, разорваться и схватиться за голову. Кого-то она ненарочно обсчитала, и вышел скандал, какая-то бабулька сбила ее с толку, подсунув старую десятирублевку, получила на сдачу больше, чем заплатила, и, совершенно счастливая, затопала к выходу. Пока Татьяна ее догоняла, на прилавке стало меньше одним «Хоттабычем», но мальчишку-похитителя изловил сосед слева.

— Ничего, — утешил он Татьяну, — на первых порах так со всеми. Я, когда первый день работал, так умотался, что к концу дня уснул на стуле. И тоже книжку стащили.

Так что не комплексуй, привыкнешь.

Привыкала Татьяна быстро. Через несколько часов она поймала себя на том, что одновременно отвечает двум покупателям и боковым зрением следит за подозрительным мальчишкой, который нацеливается смахнуть в открытую сумку все того же «Хоттабыча».

Без четверти три к ее столику подбежал Свинья, изучил список проданного и, кажется, остался доволен, хотя сказал только:

— Сворачивайся. Сегодня работаем до трех, а если будешь торговать позже, оштрафуют.

Измотанная Татьяна вспомнила, как складывается стол и что надо писать на коробках, отвезла их на склад, и Свинья заменил толстую пачку денег — ее выручку на тонкую — ее зарплату.

Только тогда, держа в руках несколько десятирублевых бумажек — при Змее она за обычный поход в гастроном тратила раз в десять больше, — Татьяна как будто очнулась. Господи, что она тут делает? Ее ждет наследство: банковские счета, квартира, дача, «Мерседес»… Но на это наследство нужно заработать. Продать на четыре тысячи долларов змеекниг. Одного дня у книжного лотка было достаточно, чтобы понять: если так и торговать, с одного лотка, это займет месяца два.

Татьяна решительно подошла к Свинье, который благодушествовал на складном стульчике, попивая джинтоник из банки.

— Витек, — сказала она, — я вдова писателя Кадышева…

Первый раз Татьяна отдалась ему просто потому, что некуда было деваться. То есть выбор имелся: или переспать со Свиньей, или сдать пятидесятитысячную диадему за пять, уплатить гонорар Шарообразному и сразу же, едва получив завещание, кинуться продавать «Мерседес», который весь уйдет на взятки в «Москомимуществе» и гонорары опять же Шарообразному — теперь уже за адвоката в суде. Потом придет пора платить госналог, десять процентов, а ни диадемы, ни «Мерседеса» уже нет — продавай, Таня, дачу…

Витек, которого она уже не называла Свиньей даже про себя, разрубил этот узел с решительностью и хамством прирожденного торгаша. Осмотрев сложенные в спальне штабеля «Морского Змея в раю» и на пробу вскрыв одну пачку, он заявил:

— Я уплачу за твое завещание. Через месяц вернешь десять тысяч. А книги продам со своих лотков, выручка — пополам.

Не успела Татьяна сообразить, что Витек дерет несравнимо меньше, чем в ломбарде, как он потянул ее на кровать. Видимо, это входило в условия сделки. Тянуть было недалеко: книги занимали в спальне почти все свободное место. Молодой Витек завелся, как «Мерседес», без скрипа и с пол-оборота. Совершенно не готовой к такому повороту дела Татьяне было больно, но под конец она с удивлением почувствовала, что ей начинает нравиться и что еще пять минут — и у нее все получилось бы.

Отстрелявшись, Витек пошел на кухню, притащил целый поднос оставшихся от поминок продуктов и начал Татьяну кормить и поить любимым Змеевым «Юрием Долгоруким». Мужчины кормили ее в постели всего несколько раз в жизни, и то когда она болела. Татьяна, хотя и не питала никаких иллюзий насчет чувств Витька, растрогалась и, кажется, выпила лишнего. Через полчаса у нее все кружилось в глазах, а Витек захотел еще.

«Еще» прошло на «ура». Это был не трудоемкий подвиг Змея и не мастерские усилия Барсукова, с которым она чувствовала себя изменницей и шлюхой, отрабатывающей свои госпитальные привилегии. Это было просто траханье от избытка молодых сил, ни к чему не обязывающее и никого не ущемляющее, поскольку Змея не стало. Какая-то часть Татьяны рыдала по умершему мужу, но тем острее было наслаждение, потому что всякая порочность добавляет перца постельным отношениям.

После третьего раза она погнала Витька в ванную — захотелось вдумчивых поисков и свежих решений. Потом она уже не считала «разы»: все слилось в один непрекращающийся процесс близости-выпивки-сна и опять близости.

Как-то неожиданно оказалось, что начался новый день, и они с трясущимися коленками поползли к Шарообразному нотариусу. Витек не отважился сесть за руль своего «жигуленка» — взял такси. Шарообразный очень хорошо понял их состояние и смотрел на них с завистью.

Выписанный Витьком чек на четыре тысячи долларов он принял без колебаний. Татьяна поняла, что мелкий оптовик, сам торгующий с лотка, делится с ней далеко не последним.

На рынок Витек не поехал — то ли загулял, то ли рынок вообще не работал по понедельникам. Вернулись к Татьяне и рухнули спать, но все время мешали телефонные звонки. Сашка звонил узнать, как у нее с завещанием, Вика звонила непонятно зачем, но тоже намекала на завещание и обещала поддержать Татьяну в суде, Сохадзе с фигой в кармане интересовался, как продаются книги, Игорь завел свою обычную волынку про гараж, и даже Барсуков отметился: напомнил, что его жена уехала в санаторий писать диссертацию и квартира осталась без хозяйки. Барсукова Татьяна послала открытым текстом.

А потом раздался звонок, которого она ждала с тех пор, как прочла в папке Змея список «Им известно — от кого могли узнать».

— День добрый. Вы меня вряд ли помните, — сказал близкий голос в трубке. Татьяна слышала даже легкое дыхание говорившего. В окошечке хитрого Змеева телефона с определителем номеров светились одни прочерки — номер не распознан. Должно быть, рэкетир звонил из автомата.

— Почему же, помню, — ответила она и ударила первая:

— Здрасьте, Петр Петрович! Как ваш друг, выздоровел?

Есаул списком сглотнул. Татьяна физически чувствовала, как ему хочется заорать: «Откуда ты знаешь мое имя?!»

— Вполне. Выжимает раненой рукой двухпудовку, — наконец выдавил он.

— Повезло ему. У нас, знаете ли, целый арсенал, есть даже слоновье ружье, а он попал под пулю из мелкашки.