Волшебник Хуливуда - Роберт Кемпбелл

Когда они выкатили это сооружение на сцену, Диана увидела, что грудь и лицо распятого были залиты кровью и – если ей этого только не показалось – сердце было вырвано у него из груди и положено на живот.

Из зала донеслись одобрительные и испуганные выклики. Постановщики и продюсеры экстравагантного зрелища стерли грань между реальностью и фантазией.

Глава сорок пятая

– Ради всего святого! Они же распяли Айзека Канаана, – вырвалось у Свистуна.

Эссекс положил руку ему на плечо.

– Подождем еще с минуту.

Возле алтаря Диана производила якобы магические пассы с ножом и розой, хмуро посматривая на ухмыляющуюся Бобби Д. Затем Диана предложила неофитке Джоанне приблизиться к живому алтарю и преклонить перед ним колени. За спиной у нее воздвигся перевернутый крест.

Бобби Л., приблизившись, опустилась рядом с ней на колени. На Бобби не было ничего, кроме золотой цепочки на талии и шерстяных носков по случаю простуды.

Диана взяла обеими руками чашу и подняла ее, пародируя поведение католического священника в начале мессы.

– Император Люцифер, предводитель мятежных духов, молю тебя споспешествовать заклинанию твоего слуги Люцифуга, с которым я желаю заключить союз.

Дженни уставилась на Канаана, который вымар-гивал из глаз пот и слезы. Он был жив и в сознании; теперь она увидела, что сердце, прикрепленное ему к животу, является бутафорией.

– Надо снять плащ, – заговорщически прошептала Бобби Л.

– Заклинаю тебя, дух, явись передо мной властью великого Адоная, Элоима, Ариэля, Иоговама, Аглы, Таглы, Мафона, Оариоса, Альмузина, Ари-оса, Мемброта, Варвиса, Пифоны, Маготса, Сильфы, Рабоста, Саламандры, Табоста…

В глубине сцены сверкнуло пламя и сразу же оттуда повалил густой дым.

Ладно, черт с ним, подумала Диана, не слыша испуганных возгласов остальных актеров. Я еще не закончила, а Рэй уже тут как тут. Если ему хотелось от меня настоящей игры, то надо было дать мне возможность произнести все слова до конца. Ускорив события, он все только смажет. Этим идиотам подавай все без изъятий и сокращений…

Она повернулась.

Рэй – то есть Рааб – стоял перед распятым заживо, стоял в длинном черном плаще, высоко занеся руку, сжимающую огромный нож.

– Берегись, – заорал Свистун, словно Канаан был в состоянии защититься, и рванулся из зала на сцену.

Дженни Миллхолм взвизгнула, как при оргазме.

Она поднялась на ноги. Бобби Л., уцепившись за полу плаща, потянула ее обратно.

Рааб стоял перед Канааном, распятым вниз головой, как вывешенная для разделки оленья туша.

Дженни вырвалась из рук у Бобби Л., пошарила во внутреннем кармане плаща, извлекла отту-да маленький револьвер с голубым барабаном и во-юненой рукояткой.

Эссекс, наклонив голову, рванулся вперед, практически вровень со Свистуном, но застрял между двумя тяжелыми и крупными мужиками, которым никак не хотелось пропустить его. Напротив, они принялись осыпать детектива упреками, утверж-дая, что лезть вперед незачем, потому что он и без того все увидит.

Диана закричала, поняв, что все это не имеет на малейшего отношения к представлению.

Рааб оглянулся через плечо, опустив руку, сжимающую нож, как в замедленной киносъемке.

Он мотнул головой, словно и впрямь рассчиты-вая увидеть юпитеры, режиссера и оператора за ка-мерой. Словно снимается ужастик, который скоро будет показан в ближайшем кинотеатре.

Женщина держала револьвер в дрожащей руке, однако наставив его прямо на Рааба.

Господи, подумал Свистун, телевизор она не смотрит, что ли! Знала бы иначе, что пальцы вто-рой руки надо свести на запястье той, в которой пушка. Но все же пошире расставить ноги и чуть согнуть их в коленях она сообразила.

Рааб ухмыльнулся женщине, словно подстрекая ее к выстрелу. Затем, уже опуская нож, перевел взгляд на Свистуна.

Свистун меж тем взобрался на сцену и, обхватив сзади полуобнаженную женщину, сжал обеими руками и револьвер, и ее руку, сжимающую револь-вер. Он развернул ее так, чтобы на линии огня оказался только Рааб, тогда как Канаан остался бы в безопасности.

Револьвер выстрелил, звук выстрела растаял в общем шуме.

Глаза Рааба изменились, расфокусировались. Он дернулся, словно шум напугал его больше, чем попадание. И дергался каждый раз, когда в его тело впивалась новая пуля. Нож со стуком выпал у него из руки на пол, но этот стук потерялся в общем грохоте.

Свистун нажимал пальцем Дженни Миллхолм на курок до тех пор, пока не провернулся весь барабан.

Только тут он отпустил женщину. Она застыла на месте, револьвер разве что не болтался в ее безвольно повисшей руке; казалось, она его вот-вот выронит. Бобби Л. истошно вопила – то ли и впрямь от страха, то ли решив, будто крик Дианы должен стать началом представления.

Свистун начал распутывать веревки, которыми был привязан к кресту Канаан. Эссекс, наконец вырвавшийся на сцену, присел, подставив плечи Кана-ану, чтобы тот не свалился, когда его развяжут. Накидывая на залитого кровью и обнаженного старика собственную куртку, Свистун увидел в одной из кулис Килроя. Тот, облаченный в алые шелка, следил за происходящим на сцене. Мужчины встретились взглядами и поняли друг друга без слов.

Повернувшись, Килрой бросился наутек.

Нет, подумал Свистун, от Айзека Канаана с его возмездием не убежишь. Не зря же его называют Волшебником Хуливуда.

Публика в зале зааплодировала.

Глава сорок шестая

– Где вы нашли Килроя? – спросил Риальто.

– На холмах, в его доме в Агуре. И его, и парня, который был у него домоправителем. Оба висят на балке в сарае, – ответил Канаан.

– Ну, и как же все это объяснить? – удивился Риальто. – Неужели они думали, будто такое может сойти с рук? Они же выкатили Айзека, как жертвенного агнца, на глазах у пяти сотен зрителей.

Он посмотрел на Канаана в растерянности. Происшедшее не укладывалось ни в какие рамки.

– Большинство зрителей решили бы, что это очередная инсценировка, – сказал Канаан. – С использованием спецэффектов. А я всего лишь наемный исполнитель.

– За такое исполнение можно получить премию Академии, – мысленно представив себе обнаженного и распятого вверх ногами Канаана, заметил Боско. Но в конце концов, разве все мы – не наемные исполнители?

– Да ладно, хватит разводить глубокую философию на мелком месте, – буркнул Канаан. – Меня преспокойно могли бы зарезать где-нибудь в подвале или утопить в море. И объявить пропавшим без вести.

– А кто из этих ублюдков с тобой управился? – спросил Риальто.

– Да тот рыжеволосый Шалтай-болтай. Тот самый, который убил дочурку моего брата. А отсюда урок: не выходи на охоту, если тебя обуревает ярость. – Он посмотрел на Свистуна. – Охотнику нужно быть бесстрастным. Охотнику нужно быть холодным как лед.

А сам он держался так, словно всего лишь поучаствовал в игре, которая внезапно зашла слишком далеко.

– Рааб и Килрой, – начал Свистун, – эти двое, черпая друг у друга безумие…

– А что такое, собственно говоря, безумие? – подал внезапную реплику Канаан.

– … пытаясь превзойти, пытаясь перещеголять друг друга…

– Групповая мания, – задумчиво сказал Боско.

– Ты что это? – хмыкнул Риальто.

– Психоз, разделяемый двоими или более того, так это называется, – пояснил Боско.

– А сколькими еще? – с вызовом спросил Канаан.

Боско пожал плечами.

– Сколько еще безумцев, прежде чем окончательно спятит все общество?

– И сами сумасшедшие выбирают главврача, – поддакнул Свистун.

– Может быть, именно к этому мы и пришли. А может, так оно было всегда. Если вспомнить историю, – сказал Боско.

– Ведь никто не считал сумасшедшими крестоносцев, когда они под священными хоругвями убивали каждого, кто попадется на их пути, лишь бы случайно не пощадить неверных, – продолжил он. – Никто не считает сумасшедшими бойцов ИРА или Красных бригад или как они там еще называются. То, с чем мы постоянно сталкиваемся, – это гангстеры и насильники, не желающие играть по общепринятым правилам. Насильники и убийцы. Они исходят из того, что стоит начать орать, будто убиваешь во славу Бога, во благо страны или еще что-нибудь в том же роде, то тут же к тебе сбежится орава приверженцев, а уж дальше – хоть режь младенцев на кубики. Так оно есть, да так оно всегда и было.

– Ну, и речуга, – заметил Канаан. – Тебе бы в Конгресс.

И вот все четверо – Айзек Канаан, набожный иудей; Свистун, многогрешный католик; Майк Ри-альто, непрактикующий баптист, и Боско Силвер-лейк, абстрактный гуманист, поглядели в окно, в поисках чего-нибудь, на что могли бы возложить хоть малейшую надежду.

Мэри Бакет вошла в кофейню и подсела к Свистуну, привалившись к нему бедром. Даже не зная, что произошло, она понимала, почему все четверо так печальны. Понимала на свой женский, на свой ведьмин лад: живешь на земле недолго и только и думаешь, что подбираешь разбитые черепки.