Любовницы Пикассо - Джин Макин

И почему она никогда не упоминала об этом впоследствии, сделала это частью секретов, в окружении которых мы жили? Я чувствовала себя человеком, которому предложили изучить незнакомую комнату с повязкой на глазах. Я могла лишь продвигаться вперед, надеясь обрести ясность, отыскать правду о жизни моей матери.

Вдруг заурчало в животе. Я проспала ланч и обед, так что успела проголодаться. Ванная и туалет находились дальше по коридору, а поскольку я занимала единственную комнату наверху, они были полностью в моем распоряжении. Я приняла прохладный душ, надела свежую блузку и юбку, собрала влажные волосы в узел на затылке и спустилась вниз.

– О, наша американка проснулась! – Мадам курила на передней веранде, и кончик ее сигареты выписывал оранжевые дуги в темноте. – Хорошо выспались, да?

– Очень хорошо.

Теперь, когда я была внимательнее, чем при первой встрече, то обратила внимание, что она была старше, чем я предполагала: около семидесяти, если не больше. Ее волосы были выкрашены в невероятный красно-рыжий цвет, и она использовала ярко-алую помаду, рисуя ею контур в форме сердечка и игнорируя естественные очертания своих губ. Ее выщипанные брови поднимались высокими дугами. Она выглядела как женщина, которая нашла свой стиль много лет назад, в феминистскую эпоху, и с тех пор придерживалась его. Ее внешность нельзя было назвать неприятной. В сущности, она обладала ностальгическим очарованием, помогавшим мне чувствовать себя непринужденно.

– Проголодались? – спросила она. – Обед давно закончился, но я оставила кое-что для вас в духовке. Подождите здесь. Я принесу вам тарелку и немного вина.

Мы уселись на веранде. Был теплый осенний вечер. Я с удовольствием ела жареную треску с оливками, зеленым горошком и чесночной подливкой, пока мадам Роза при небольшом понукании с моей стороны рассказала историю о том, как приехала в Южную Францию из Парижа и почему осталась здесь. У нее был любовник – многие ее истории начинались с любовников, – и она последовала за ним в Антиб, где он пытался найти работу шеф-поваром. Но он пережаривал мясо, а его заварной крем сворачивался в несъедобную массу. Оказавшись здесь, она поняла, что любит Миди больше, чем мужчину, поэтому осталась, а он вернулся в Париж.

– Это было в 1922 году, и я до сих пор здесь, – сказала она, закурив новую сигарету. – Сначала приходилось нелегко. Здесь почти нечем было заняться; просто маленький городок, где все знают всех. Несколько мелких гостиниц с коротким сезоном, рыбацкие лодки и безумные русские эмигранты, которые вцеплялись в любую работу, которую только могли найти. Я тоже пыталась. Горничная, повариха, гувернантка – перепробовала все. Боюсь, без особого успеха.

Она рассмеялась и тут же закашлялась от сигаретного дыма. Я решила, что хлопать ее по спине будет чрезмерной фамильярностью, и подождала, пока кашель не прекратится.

– Конечно, были и другие мужчины, – сказала она и подмигнула мне. – Я вышла замуж и вот так сумела обзавестись собственной маленькой гостиницей. Здесь был дом его матери, а когда она умерла, мы открыли комнаты для посетителей. Мы были одним из первых пансионов в Антибе. Кроме нас были только сравнительно большие отели – несколько штук, ближе к океану. Мы дружили с мсье Селла. Он содержал гостиницу, розовую, как роза, рядом с пляжем Гару. Иногда он направлял к нам постояльцев – людей, которые не могли позволить себе остановиться в его гостинице. Так что мы поживали неплохо. А потом мой муж умер.

Гару, пляж Сары… И гостиница Селла, где останавливалась ее семья… А также Пикассо и моя мать.

– Вы знакомы с мсье Селла?

– Да, конечно. Здесь все его знают!

– А вы помните американку по имени Сара Мерфи? Она была здесь в 1923 году вместе с мужем и детьми.

– Мерфи? Нет, не помню.

– Тогда была еще горничная…

– В той гостинице было много горничных, – перебила мадам Роза. – Большинство из них не задерживались надолго. – Она помолчала, докуривая сигарету. – Грустно быть одной в таком возрасте, поэтому я много болтаю. А вы как, замужняя женщина? – спросила она и раздавила окурок туфлей.

Я не ответила, разочарованная тем, что мадам Роза не помнила Сару или мою мать. Быть так близко, но оказаться далеко…

– Нет? Возможно… – она не закончила фразу.

– Предполагалось, что я выйду замуж на Рождество.

– Я редко так разговариваю с незнакомыми людьми, – продолжала мадам Роза. – Но мне нравится ваше лицо. Невесты обычно так не хмурятся, когда говорят о предстоящей свадьбе.

– Думаю, вы правы.

Я закончила ужин и отодвинула тарелку. Ночь была такой темной, какой никогда не бывала в Нью-Йорке – не считая войны, когда мы плотно закрывали занавески, а уличные фонари не включали из-за опасности воздушных налетов. Но эта темнота имела совершенно иное качество по сравнению с той, во время войны: она была бархатистой и успокаивающей, а не зловещей. Я откинулась на скрипучем плетеном стуле и задышала полной грудью.

– Будьте осторожны, – сказала мадам Роза. – Вы можете кончить, как я, и остаться здесь. Моя подруга, художница Ирен, всегда говорит, что хочет остаться. Ей здесь очень нравится, но через несколько дней она все равно возвращается в Париж, к своему мужу и к живописи.

Имя Ирен нередко встречается во Франции. Но мне было нечего терять, поэтому я выпрямила спину и наклонилась к мадам Розе, чтобы она могла слышать мои тихие слова. Теперь в пансионе стало шумно, люди смеялись и разговаривали в комнате рядом с верандой.

– Это случайно не Ирен Лагю?

– Вы знаете ее? Да, это она.

Радость от этой удачи заставила меня пожалеть о плотном ужине. Мне стало нехорошо.

– Так ее звали до замужества, – сказала мадам Роза. – Теперь ее уже много лет зовут мадам Кадена. Ее муж – известный врач. Она вышла за него в 1923 году, сразу же после того, как мы с Пьером открыли наш пансион. Она приехала сюда вскоре после медового месяца, чтобы отдохнуть.

Сара упоминала, что Ирен вышла замуж после того, как отвергла предложение Пабло Пикассо. Это должно было оставить шрам в его душе. Чувствовала ли Сара, что сексуальная неугомонность Пикассо тем летом отчасти была вызвана этим отказом, этим предательством Ирен, которая отвергла его притязания и вышла замуж за другого?

В тот момент Антиб стал центром моего мира. Почти все, чего я хотела, находилось здесь или привело меня сюда. Пабло Пикассо. Ирен Лагю, о которой я хотела написать, хотя Дэвид Рид настоял на том, чтобы я сосредоточилась на Пикассо. И здесь хотя бы частично были ответы о тайном прошлом моей матери, смешанном с прошлым Сары Мерфи.