Могу! - Николай Нароков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Закрой! Закрой занавеску! Разве ты не видишь?
Закрой!
Отошла в самую глубь комнаты, прячась в темноте угла, и отвернулась к стене, чтобы не видеть того, что ее испугало. Миша слышал, как порывисто и тяжело стала она дышать.
Он повернулся, чтобы задернуть занавеску, и посмотрел в окно. Что она увидела за ним? Там не было ничего. Уличный фонарь свисал где-то неподалеку, а в небе светила уже ущербленная, но еще светлая луна. Полупрозрачные облака набегали туманными пятнами, то пряча, то открывая ее. А больше ничего не было за окном. Чего же она испугалась?
Миша повернулся и хотел спросить ее, но она, все так же тяжело дыша и все с тем же испугом в глазах, заговорила сама:
— Да, да! Да, да! Правда ведь? Луна и… Да? Луна и облака? Да?
И, не давая Мише ответить, взволнованно, не скрывая этой взволнованности, быстро ушла к себе.
— Что с нею? — в тревоге спросил себя Миша.
Глава 10
Защиту Виктора принял на себя Борисов, адвокат из числа «русских американцев», составивший себе в городе имя достаточно крупное и полноценное. Его выступления были успешны и клиентура обширна. Еще его отец, эмигрировав в Америку, сократил свое имя и стал называться коротко: Борс.
Он был деятельным и заинтересованным членом местной русской колонии, а поэтому знал многих. Знал и Табурина. И, улыбаясь, говорил, что питает к нему чувство «иронической дружбы».
— Он прекрасный человек!.. Я его очень люблю и уважаю, — уверял он, — но только больно уж он «колоссальный»!
Когда Табурин, посоветовавшись с Юлией Сергеевной, обратился к нему за помощью, он согласился сразу и очень охотно, но предупредил:
— С делом я незнаком, и никакого мнения у меня, конечно, еще нет! Можно ли что-нибудь сделать? Не обещаю. А Виктора я знаю: он очень симпатичный и… и, одним словом, очень симпатичный!
У Табурина были небольшие сбережения, и он про себя решил, что все расходы он примет на себя: «Авось, хватит!» А поэтому и не упоминал о расходах, когда говорил и советовался с Юлией Сергеевной. Но она сама, согласившись с тем, что за помощью надо обратиться именно к Борсу, тихо, но твердо сказала:
— Надо будет, конечно, заплатить гонорар и… и другие расходы будут. Деньги дам я.
— Но… — попробовал запротестовать Табурин. — Но ведь и я тоже…
— Деньги дам я! — подтвердила Юлия Сергеевна. — Разве вы не понимаете, милый? Так надо!
Табурин с минуту подумал.
— Да, конечно! — признал и согласился он. — Вы правы! Но нужно… — он слегка замялся. — Но нужно сделать так, чтобы никто не знал, что деньги даете вы.
— Конечно.
Прошло несколько дней, и Борс познакомился с делом. Попробовал прикинуть его на разные стороны, но всякий раз выходило плохо. «Уж больно око несомненное! — недовольно морщился он. — Даже примитивное оно какое-то, любительское… Любовнику надо отделаться от мужа, он и отделался! Никакой Шерлок Холмс здесь не нужен!»
Он пригласил к себе Табурина.
— Приходите вечером, потолкуем… Но только не в офис, а ко мне на дом.
И по тому, как он пригласил, Табурин понял: ничего хорошего он не скажет. Он и не ждал ничего хорошего, но насупился и многозначительно сжал губы. «Л-ладно!» — неопределенно пробурчал он.
После разговора с Мишей ему начало казаться, будто у него уже что-то есть. Это было настолько большим преувеличением, что даже он сам видел: у него почти ничего нет кроме «чутья» и непоколебимой уверенности в невиновности Виктора. «Все зависит от исходной точки! — убеждал он себя, вихрем мечась по своей комнате. — Это все равно, что солнце и земля… Когда люди исходили из того, что солнце вертится вокруг земли, факты говорили им одно, а когда они стали исходить из того, что вертится земля, то эти же факты стали говорить им другое… Моя исходная точка мне несомненна: убил не Виктор! Что же говорят факты, если идти от этой исходной точки? Что они могут говорить? Как их можно понимать?»
Фантазируя и увлекаясь, он нащупал кое-какие объяснения и сразу в них поверил, не замечая, что нашел их только оттого, что хотел найти их и именно их. И чем искреннее не замечал этого, тем больше верил в свои объяснения. Конечно, он не мог не видеть, что в них еще есть пустые места, что многие концы еще не сходятся и что нужно очень немногое для того, чтобы вся его постройка развалилась. Но неукротимая вера в невиновность Виктора приводила его к вере в свои догадки и объяснения. «Это потом выяснится и объяснится!» — досадливо отмахивался он, когда пустое место становилось видным даже ему.
И с этими мыслями он поехал к Борсу.
Борс встретил его спокойно и приветливо, с той манерой, которую он выработал для разговоров с клиентами. Его лицо ничего не выражало, но Табурину показалось, будто оно предупреждает о чем-то плохом. «Мы еще посмотрим!» — сказал он сам себе.
— Ну, так что же вы скажете? — напористо спросил он, едва успев сесть.
— Дело плохое! — сдержанно ответил Борс. — И для защиты оно трудное. Конечно, в дальнейшем могут появиться новые данные, и их следует искать, но… Но покамест я ничего хорошего не вижу: убийство первой степени.
— Это что за штука такая: убийство первой степени? — уже сердясь на что-то, спросил Табурин.
— Убийство с заранее обдуманным намерением! — коротко пояснил Борс.
— Да уж понятно, что с обдуманным! Все было обдумано! Но дело вот в чем: кто же это обдумал? И кто же убил?
Борс посмотрел на него, а сам подумал: «Вот странный вопрос!» Но ответил очень сдержанно и даже мягко.
— Я должен основываться только на фактах… А факты говорят против нашего Виктора.
— Это вы про волос и пуговицу? — нахмурился Табурин.
— Конечно!
— Гм… Волос и пуговица!.. А еще что? — чуть ли не грубо спросил он, нахмуриваясь все больше.
— Этого достаточно!
— Достаточно? Тэ-э-эк-с!
— Добавьте к ним еще и несомненную причину убийства…Можно мне говорить прямо и называть вещи своими именами? — осторожно спросил Борс.
— Понятно! — буркнул Табурин. — В прятки нам нечего играть!..
— Уверяю вас, что я отношусь к Юлии Сергеевне с большим уважением и очень ценю ее. Но следствие утверждает, что между ею и Виктором были близкие отношения. Это можно считать доказанным. Следовательно, у Виктора была реальная причина для…
— Ясно! — отрубил Табурин. — Можете не распространяться!
Его брови нахмурились, а рот сжался. Было видно, что он на что-то зол: не огорчен, не обескуражен, а именно — зол.
— Есть ли смягчающие обстоятельства? — размышлял вслух Борс. — Они, конечно, есть, но они мало убедительны. Любовь? Я не думаю, что присяжные смягчатся оттого, что любящего мужа убил не кто другой, а любящий любовник!
— Любовник? — поднял голову Табурин.
— Простите… — мягко извинился Борс. — Я не в том смысле, что… Не любовник, конечно, но… возлюбленный!
— Гм… Да! — глухо согласился Табурин и стал упорно смотреть в пол.
— Я хочу надеяться, — ровно продолжал Борс, — что по ходу следствия обнаружатся новые данные, которые дадут защите более или менее веские шансы. Но должен сознаться, что сегодня таких шансов нет.
Табурин поднял голову.
— Вы говорите так, — хмуро сказал он, — будто основной факт уже доказан: убил Виктор. И поэтому надо искать не настоящего убийцу, а смягчающие обстоятельства для Виктора. Да? Так?
Борс слегка пожал плечами.
— Я должен признать, что никаких данных для другого заключения у меня нет! — мягко, но уверенно сказал он.
— А вот для такого заключения, что убил не кто иной, а именно Виктор, у вас данные есть? — сдерживая свою запальчивость, спросил Табурин.
— Для такого заключения данные есть! — умышленно не замечая его тона, спокойно ответил Борс.
— И вы считаете, что в этом деле все ясно?
— Я никаких неясностей не вижу.
— И противоречий вы тоже не видите?
— Покамест не вижу. Это дело напоминает мне детские складные картинки: все вырезы прочно входят один в другой, все линии совпадают, и рисунок получается вполне законченный.
— Гм… Рисунок? Законченный? — с сомнением пробурчал Табурин. — И все отдельные кусочки поместились в этом рисунке? Всех хватает и лишних нет?
— Совершенно правильно: всех хватает и лишних нет.
— А вот же и есть! — энергично хлопнул себя ладонью по коленке Табурин, встал и вытянулся во весь рост.
Борс с недоумением, но с любопытством посмотрел на него.
Табурин разжал левый кулак и веером растопырил пальцы.
— Первое! — загнул он правой рукой мизинец. — Кто звонил из Канзас-Сити? Вы этот кусочек поместили в общую картину? Влез он, или для него не нашлось места? Не Виктор же звонил! Ведь в этот день он был у себя на работе, десятки людей его там видели. Значит, звонил кто-то другой по его поручению? Так? Но кому же он мог поручить? Сообщнику, что ли? Но в этом деле сообщников нет и быть не может! Кому кроме Виктора могло быть нужно убийство Георгия Васильевича? Второму любовнику Юлии Сергеевны, что ли? — негодуя и возмущаясь выкрикнул он.