Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

– Ты бы вряд ли написала такое письмо.

Спокойствие Клэр исчезло, ее глаза вспыхнули.

– По-вашему, я обязана ему написать? Вы бы на моем месте излучали свет, всепрощение и святость. Вы всегда так делаете. Но в мире мало святых, в нем полно простых эгоистичных людей вроде Томми, который занимается воровством, и меня, которая не хочет писать ему благочестивые письма…

Анджела ничего не ответила.

– Мне, конечно, не следует говорить, что у вас все в порядке. Я знаю, что много лет назад у вас была ужасная жизнь, когда ваш отец… Но это все в далеком прошлом, люди забыли об этом, вам нечего скрывать и нечего стыдиться. Вы там, где вы хотите быть, у вас хорошая стабильная работа, уважаемая семья и, ради всего святого, даже брат-священник. А мой беззубый неграмотный брат сидит в Вормвуд-Скрабс.

– Клэр, – резко произнесла Анджела.

Девушка вскинула глаза. Анджела замолчала. Нет, не сейчас. Все не настолько плохо. Это всего лишь приступ раздражения и жалости к себе. Не стоит ей говорить.

– Ничего.

Клэр посмотрела удивленно.

– Если не получишь премию Мюррея, напомни, что я собиралась кое-что рассказать, но передумала.

– Почему вы передумали?

– Просто передумала, и все. Потратим еще время, слушая, как ты жалеешь себя? Ты просила меня разузнать о Томми, я разузнала. Он твой брат, напиши ему, если хочешь, или не пиши, если не хочешь. Я не собираюсь это обсуждать. Если тебе не хватает чуткости, чтобы внушить бедному идиоту надежду и оптимизм, этого не изменить. Сделать из тебя хорошего человека – не моя задача, никто не может сделать это за тебя. Я всего лишь помогаю тебе с учебой. Давай посмотрим, на чем мы остановились?

Анджела достала блокнот и проверила пункты, которые они рассмотрели в прошлый раз.

– Итак, мы обсудили множество актуальных проблем, разобрались с Эйзенхауэром, Ближним Востоком, отставкой Энтони Идена и королем Иордании Хусейном, но высока вероятность, что никто из членов комитета никогда о них не слышал. Может быть, нам следует сосредоточиться на том, что они действительно знают: на папе римском и революционере Имоне де Валере. Когда Пий Двенадцатый был посвящен в сан папы римского?

– Простите меня. Конечно же, я напишу ему.

– Пиши кому хочешь. Пий Двенадцатый. Как его зовут?

– Пачелли. Эудженио Пачелли. Ему восемьдесят один год. Его избрали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, в год начала войны, он был представителем Святого престола в Германии.

– Нунцием. Он был нунцием. Повтори.

– Нунцием.

– И не важничай, когда отвечаешь. Не делай вид, будто знаешь все. Это никому не понравится.

Они рассмеялись. Клэр хотела что-то сказать о Томми, но Анджела ее перебила:

– Де Валера… Это неоднозначная фигура. Кто-то его любит, кто-то ненавидит, но тебе не нужно излагать свое мнение, только факты. Время и место рождения?

– Нью-Йорк, тысяча восемьсот восемьдесят второй год, отец – испанец, мать – ирландка, выросла в Брури, в графстве Лимерик… Но у меня есть свое мнение…

– Разумеется, оно у тебя есть. Но когда ты участвуешь в конкурсе на премию Мюррея, лучше оставить его при себе. Если в комитете кому-то за пятьдесят или больше, значит они помнят гражданскую войну. И не просто помнят, потому что им кто-то рассказывал. Они, черт возьми, были ее очевидцами. Так что будь осторожна и не испорти все. Мы могли бы сосредоточиться на том, что делал Дев[13] во время последней войны, это вряд ли многих оскорбит. Но если там будет кто-то с британским акцентом, учти, что англичане так и не простили Деву нейтралитета во Второй мировой. Незачем трясти перед быком красной тряпкой.

– Спасибо, мисс О’Хара.

– Хватит кокетничать, занимайся делом. Кстати, о кокетстве. Джерри Дойл пригласил тебя на танцы от комитета Каслбея?

– Да, пригласил. Я отказалась. Сказала, что мы с Джози пойдем одни и увидимся с ним уже там.

– Это тебе следовало давать мне уроки, – вздохнула Анджела.

Дик Диллон выглядел очень сердитым, когда заехал за Анджелой. Она пригласила его в дом и предложила чашку чая или стакан апельсинового сока. Дик удивленно огляделся по сторонам.

– У тебя очень мило, если подумать.

– Подумать о чем?

– Не знаю. Если просто подумать, – огрызнулся Дик.

Анджела недоумевала: почему она не сказала Дику Диллону, что встретится с ним на танцах? Почему она должна терпеть его нытье и ворчанье?

– Я перекрасила стены, пока мама в больнице. Доктор Пауэр назначил ей пройти обследование. Она скоро вернется, – услышала Анджела собственный голос.

Зачем она болтает со стариком о скучных пустяках? О чем думала юная Клэр, утверждая на днях, что Анджела получила все, чего хотела? Она совсем не хотела поддерживать беседу с бывшим алкоголиком, который снисходительно разглядывал ее маленький домик. Копируя грубые манеры Дика, она плеснула ему апельсинового сока и демонстративно достала из буфета бутылку джина.

– Раз я пока не передумала, я хочу выпить за то, чтобы мы оба пережили эту ночь, Дик Диллон. Почти все вокруг делают то же самое, так что тебе лучше смириться с этим прямо сейчас.

Улыбка восхищения медленно расползлась по лицу Дика.

С сияющим видом он поднял свой бокал:

– Впервые за семь лет кто-то отнесся ко мне как к нормальному человеку. Удачи нам всем!

Молли Пауэр разложила на маленьких тарелочках сырное и яичное печенье. Яичное было ошибкой. Молли забыла, как быстро оно размокает. Она насыпала в мисочки орехи, а днем пошла и набрала несколько охапок дрока, который великолепно смотрелся в вазах и кувшинах, расставленных по всей комнате. В гостиной висели желтые занавески. Мебельный ситец тоже имел желтые вкрапления. Дрок однажды принесла Нелли, и Молли чуть его не выбросила, но миссис Нолан цветы понравились. И теперь Молли делала вид, что дрок – ее личная находка.

Дэвид смазывал нос кремом «Нивея».

– Вроде обгоревшая кожа наконец-то сошла, – сказал он, разглядывая себя в зеркало над каминной полкой.

– Я говорила тебе, хватит ее срывать. Это прошло бы гораздо раньше, если бы ты оставил свой нос в покое, – проворчала мать.

Дэвид вздохнул. Мать разбиралась во всем на свете и всегда была права.

– Да знаю я, – устало признал он.

– Это же очевидно. У тебя светлая кожа. Ты обгорел. Нужно подождать, пока омертвевший слой не отвалится. Не надо срывать.

– Я и не собираюсь, – раздраженно буркнул Дэвид.

– Не понимаю, почему ты злишься, – рассердилась Молли. – Мы пригласили твоих друзей в гости перед танцами. У тебя будет чудесный вечер. А ты только и делаешь, что огрызаешься на каждого, кто хочет тебе помочь.

В ее голосе звучала обида. Дэвид промолчал.

– Разве мы с отцом когда-нибудь вмешивались в твою жизнь или спрашивали, чем ты занимаешься? Разве мы требуем, чтобы после танцев ты сразу шел домой? Вовсе нет. Мы позволяем тебе жить собственной жизнью.

– Ах, да ладно, – натянуто рассмеялся Дэвид, безуспешно