Том 1. Остров Погибших Кораблей - Александр Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молчание – золото, – сказал он насмешливо. – Растеряв все свои ценности, вы хотите сохранить хоть эту добродетель безгласных животных и круглых идиотов, но вам это не удастся. За молчанием последует взрыв. Вы лопнете от злости, если не откроете предохранительного клапана обличительного красноречия. И какой смысл молчать? Как будто я не могу читать ваши мысли? «Ты хочешь свести меня с ума, – думаете вы сейчас, – но это тебе не удастся». Будем говорить откровенно. Нет, удастся, милая барышня. Испортить человеческую душонку для меня не труднее, чем повредить механизм карманных часов. Все винтики этой несложной машины я знаю наперечет. Чем больше вы будете сопротивляться, тем безнадежнее и глубже будет ваше падение во мрак безумия.
«Две тысячи четыреста шестьдесят один, две тысячи четыреста шестьдесят два…» – продолжала Лоран считать, чтобы не слышать того, что говорит ей Равино.
Неизвестно, как долго продолжалась бы эта пытка, если бы в дверь тихо не постучалась сиделка.
– Войдите, – недовольно сказал Равино.
– В седьмой палате больная, кажется, кончается, – сказала сиделка.
Равино неохотно поднялся.
– Кончается, тем лучше, – тихо проворчал он. – Завтра мы докончим наш интересный разговор, – сказал он и, приподняв голову Лоран за подбородок, насмешливо фыркнул и ушел.
Лоран тяжело вздохнула и почти без сил склонилась над столом.
А за стеной уже играла рыдающая музыка безнадежной тоски. И власть этой колдовской музыки была так велика, что Лоран невольно поддалась этому настроению. Ей уже казалось, что встреча с Артуром Доуэлем – только бред ее больного воображения, что всякая борьба бесполезна. Смерть, только смерть избавит ее от мук. Она огляделась вокруг… Но самоубийства больных не входили в систему доктора Равино. Здесь не на чем было даже повеситься. Лоран вздрогнула. Неожиданно ей представилось лицо матери.
«Нет, нет, я не сделаю этого, ради нее не сделаю… хотя бы эту последнюю ночь… Я буду ждать Доуэля. Если он не придет…» – Она не додумала мысли, но чувствовала всем существом то, что случится с нею, если он не выполнит данного ей обещания.
Побег
Это была самая томительная ночь из всех, проведенных Лоран в больнице доктора Равино. Минуты тянулись бесконечно и нудно, как доносившаяся в комнату знакомая музыка.
Лоран нервно прохаживалась от окна к двери. Из коридора послышались крадущиеся шаги. У нее забилось сердце. Забилось и замерло, – она узнала шаги дежурной сиделки, которая подходила к двери, чтобы заглянуть в волчок. Двухсотсвечовая лампа не гасла в комнате всю ночь. «Это помогает бессоннице», – решил доктор Равино. Лоран поспешно, не раздеваясь, легла в кровать, прикрылась одеялом и притворилась спящей. И с ней случилось необычное: она, не спавшая в продолжение многих ночей, сразу уснула, утомленная до последней степени всем пережитым. Она спала всего несколько минут, но ей показалось, что прошла целая ночь. Испуганно вскочив, она подбежала к двери и вдруг столкнулась с входящим Артуром Доуэлем. Он не обманул. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
– Скорей, – шептал он. – Сиделка в западном коридоре. Идем.
Он схватил ее за руку и осторожно повел за собой. Их шаги заглушались стонами и криками больных, страдающих бессонницей. Бесконечный коридор кончился. Вот наконец и выход из дома.
– В парке дежурят сторожа, но мы прокрадемся мимо них… – быстро шептал Доуэль, увлекая Лоран в глубину парка.
– Но собаки…
– Я все время кормил их остатками от обеда, и они знают меня. Я здесь уже несколько дней, но избегал вас, чтобы не навлечь подозрения.
Парк тонул во мраке. Но у каменной стены на некотором расстоянии друг от друга, как вокруг тюрьмы, были расставлены горящие фонари.
– Вот там есть заросли… туда…
Внезапно Доуэль лег на траву и дернул за руку Лоран. Она последовала его примеру. Один из сторожей близко прошел мимо беглецов. Когда сторож удалился, они начали пробираться к стене.
Где-то заворчала собака, подбежала к ним и завиляла хвостом, увидев Доуэля. Он бросил ей кусок хлеба.
– Вот видите, – прошептал Артур, – самое главное сделано. Теперь нам осталось перебраться через стену. Я помогу вам.
– А вы? – спросила с тревогой Лоран.
– Не беспокойтесь, я за вами, – ответил Доуэль.
– Но что же я буду делать за стеной?
– Там нас ждут мои друзья. Все приготовлено. Ну, прошу вас, немного гимнастики.
Доуэль прислонился к стене и одной рукой помог Лоран взобраться на гребень.
Но в этот момент один из сторожей увидел ее и поднял тревогу. Внезапно весь сад осветился фонарями. Сторожа, сзывая друг друга и собак, приближались к беглецам.
– Прыгайте! – приказал Доуэль.
– А вы? – испуганно воскликнула Лоран.
– Да прыгайте же! – уже закричал он, и Лоран прыгнула. Чьи-то руки подхватили ее.
Артур Доуэль подпрыгнул, уцепился руками за верх стены и начал подтягиваться. Но два санитара схватили его за ноги. Доуэль был так силен, что почти приподнял их на мускулах рук. Однако руки соскользнули, и он упал вниз, подмяв под себя санитаров.
За стеной послышался шум заведенного автомобильного мотора. Друзья, очевидно, ожидали Доуэля.
– Уезжайте скорее! Полный ход! – крикнул он, борясь с санитарами.
Автомобиль ответно прогудел, и слышно было, как он умчался.
– Пустите меня, я сам пойду, – сказал Доуэль, перестав сопротивляться.
Однако санитары не отпустили его. Крепко сжав ему руки, они вели его к дому. У дверей стоял доктор Равино в халате, попыхивая папироской.
– В изоляционную камеру. Смирительную рубашку! – сказал он санитарам.
Доуэля привели в небольшую комнату без окон, все стены и пол которой были обиты матрацами. Сюда помещали во время припадков буйных больных. Санитары бросили Доуэля на пол. Вслед за ними в камеру вошел Равино. Он уже не курил. С руками, заложенными в карманы халата, он наклонился над Доуэлем и начал рассматривать его в упор своими круглыми глазами. Доуэль выдержал этот взгляд. Потом Равино кивнул головой санитарам, и они вышли.
– Вы неплохой симулянт, – обратился Равино к Доуэлю, – но меня трудно обмануть. Я разгадал вас в первый же день вашего появления здесь и следил за вами, но, признаюсь, не угадал ваших намерений. Вы и Лоран дорого поплатитесь за эту проделку.
– Не дороже, чем вы, – ответил Доуэль.
Равино зашевелил своими тараканьими усами.
– Угроза?
– На угрозу, – лаконически бросил Доуэль.
– Со мною трудно бороться, – сказал Равино. – Я ломал не таких молокососов, как вы. Жаловаться властям? Не поможет, мой друг. Притом вы можете исчезнуть прежде, чем нагрянут власти. От вас не останется следа. Кстати, как ваша настоящая фамилия? Дюбарри – ведь это выдумка.
– Артур Доуэль, сын профессора Доуэля.
Равино был явно удивлен.
– Очень приятно познакомиться, – сказал он, желая скрыть за насмешкой свое смущение. – Я имел честь быть знакомым с вашим почтенным папашей.
– Благодарите бога, что у меня связаны руки, – отвечал Доуэль, – иначе вам плохо пришлось бы. И не смейте упоминать о моем отце… негодяй!
– Очень благодарю бога за то, что вы крепко связаны и надолго, мой дорогой гость!
Равино круто повернулся и вышел. Звонко щелкнул замок. Доуэль остался один.
Он не очень беспокоился о себе. Друзья не оставят его и вырвут из этой темницы. Но все же он сознавал опасность своего положения. Равино должен был прекрасно понимать, что от исхода борьбы между ним и Доуэлем может зависеть судьба всего его предприятия. Недаром Равино оборвал разговор и неожиданно ушел из камеры. Хороший психолог, он сразу разгадал, с кем имеет дело, и даже не пытался применять свои инквизиторские таланты. С Артуром Доуэлем приходилось бороться не психологией, не словами, а только решительными действиями.
Между жизнью и смертью
Артур ослабил узлы, связывавшие его. Это ему удалось, потому что, когда его связывали смирительной рубашкой, он умышленно напружинил свои мышцы. Медленно начал он освобождаться из своих пеленок. Но за ним следили. И едва он сделал попытку вынуть руку, замок щелкнул, дверь открылась, вошли два санитара и перевязали его заново, на этот раз наложив поверх смирительной рубашки еще несколько ремней. Санитары грубо обращались с ним и угрожали побить, если он возобновит попытки освободиться. Доуэль не отвечал. Туго перевязав его, санитары ушли.
Так как в камере окон не было и освещалась она электрической лампочкой на потолке, Доуэль не знал, наступило ли утро. Часы тянулись медленно. Равино пока ничего не предпринимал и не являлся. Доуэлю хотелось пить. Скоро он почувствовал приступы голода. Но никто не входил в его камеру и не приносил еды и питья.