Пьер Ришар. «Я застенчив, но лечусь» - Александр Брагинский

– Я как-то ненароком заразил их музыкальным вирусом. Обожаю джаз. Когда ребята были маленькие, к нам в дом приходил Франсуа Рубо с ватагой музыкантов. Случалось, что они играли свои импровизации ночи напролет. Но когда старший Оливье поступил на исторический факультет, я был доволен. Мне казалось, что, если он станет журналистом или преподавателем, ему будет легче жить. Но через восемь месяцев он бросил университет и решил учиться играть на саксофоне. Я был сражен на месте. «Вместо одного безработного, – думал я, – в доме появятся двое». Ведь профессиональный актер вечно в зависимости от предложений. Музыканты, особенно джазовые, тоже. Но мне и в голову не пришло воспротивиться ему. Мне ведь мешали стать актером, но я проявил упорство и могу сказать, что нет прекраснее этой профессии. Наверное, каждый музыкант говорит то же самое. Теперь мы иногда музицируем вместе. Дети писали музыку к моему новому фильму.

– Что значит для Вас семья?

– Очень многое. Я стараюсь как можно чаще видеться с детьми. Беру их в отпуск. Иногда мы его проводим во Флориде.

– Вы собираетесь там поселиться? Вы ведь купили дом?

– Нет, я только снимаю там один и тот же дом, потому что на реке есть мостки для рыбалки. Мы с младшим сыном Кристофом просто помешаны на рыбалке. Кристоф признает только этот вид «спорта».

– Как Вы относитесь к своей роли дедушки?

– С восторгом. Не вижу повода грустить по этому поводу. Даже забавно: словно у меня появились опять маленькие дети, и время повернулось вспять.

– Дедушка Пьер Ришар, наверное, задаривает внуков, сюсюкает с ними или, наоборот, строгий воспитатель?

– Подарки не по моей части. У них и так их больше, чем нужно. К тому же мне не хочется, чтобы, встречая меня, внук заглядывал в мою руку. Подобный вариант отношений мне не по душе. Еще меньше люблю сюсюкать с малышами. Быть может, более нежные отношения сложатся с внучкой… Я на это очень надеюсь, пока же она меня не замечает. С внуком мы играем, деремся, хохочем. Воспитанием пусть занимается его отец. Дед – это вишенка в середине торта. Дедушки созданы для удовольствия.

А теперь в заключение приведу несколько отрывков из интервью, которые давал Пьер Ришар в разное время российским журналистам и которые, в свою очередь, дополняют то, что вы прочитали выше.

Начну с неопубликованного интервью коллеги Юрия Славича, который взял его незадолго до своей кончины.

Юрий Славич. Чем объясняется тот факт, что Вы так поздно стали драматическим актером?

Пьер Ришар. Так распорядилась судьба. Она уготовила мне успех в комедийном жанре. Меня только огорчает отношение к комедийным актерам. Я ведь снимаюсь не для кучки эстетов, а для миллионов зрителей, которые хотят посмеяться и ждут новой встречи со мной. Я рад, когда меня узнают на улице и спрашивают: «Как дела, Пьер?»

– У вас были трудные времена?

– Конечно. А у кого их не бывает? Только одни выставляют их напоказ, а другие переживают молча. Я принадлежу к последним. Конечно, сегодня я могу считаться богатым человеком. Но завтра все может измениться. Я не умею жить экономно. Не в моем характере быть бережливым.

– Однажды вы сказали, что у Вас на столе лежит много литературных сценариев, в том числе комедийных. То, что Вы мало снимаетесь, не есть ли свидетельство того, что Вас одолевает лень?

– Нет, я не ленив, я трудоголик. И очень ответственно подхожу к своей профессии. Однажды, подумав, что если буду много сниматься, то быстро надоем зрителю, я решил сниматься один-два раза в год или лучше – раз в два года. Уже давно социологи определили, что 75 % людей занимаются не своим делом. Мне повезло, я делаю то, что хочу.

– Как рождаются смешные гэги?

– Мои герои действуют не в безвоздушном пространстве. При этом меня привлекают мелкие детали обыденной жизни. Например, в моей картине «Я застенчив, но лечусь» мой герой заходит в магазин купить плавки. Прелестная продавщица невинно спрашивает: «У вас какой размер – второй или третий?» – приводя его в великое смущение. У него пересыхает в горле. Он спрашивает в ответ: «А разве у вас не все безразмерные? У меня между вторым и третьим». Тогда продавщица ведет его к другой витрине, и он обнаруживает там… презервативы. Этот гэг срабатывает безотказно.

– Вам никогда не хотелось сниматься вместе с Луи де Фюнесом?

– Был такой замысел у Клода Зиди. Я обожал Луи де Фюнеса. Он был единственным в своем роде. Всегда поражала его пластика и мимика. Конечно, я мечтал поработать с ним. Но этот план не осуществился.

– Ваши впечатления от Грузии?

– Мы много работали и много пили. Так что все смешалось в голове. Съемки в обстановке изрядной анархии продолжались три месяца, что во Франции невозможно. Но мне понравилось в Грузии. Я покончил там с нашим французским занудством. И уезжал с единственным желанием поскорее вернуться обратно…

(Как мы видели, это желание у него осуществилось в 2000 году, когда Нана Джорджадзе позвала его сняться в своей картине «Лето, или 27 потерянных поцелуев».)

В своем большом очерке о Пьере Ришаре, напечатанном в журнале «Moscow magazine» (декабрь 1998 г.), корреспондент «Известий» в Париже Юрий Коваленко приводит следующие высказывания своего собеседника:

«Долгое время у меня было впечатление, что я каждый раз надеваю один и тот же костюм и что у меня появились морщины не только на лице, но и в душе. Со временем это чувство прошло, но даже теперь, если на десять отличных рецензий одна будет плохая, то она отравит мне существование. Друзья советуют: „Думай о хороших“. А я не могу и думаю о плохой. То же самое было со мной, когда я выступал в театре. Весь зал смеется, но справа, во втором ряду сидит человек с каменным лицом. И вместо того чтобы радоваться, что покорил зал, я думаю только об этом зрителе, играю только для него. Если он так и не улыбнется, спектакль испорчен…

В Москве передо мной широко раскрывались все двери, начиная с таможни и кончая музеями в выходные дни. А главное, я не мог сделать и шагу на улице, чтобы меня не останавливали мои поклонники.

Однажды ночью на Красной площади две старушки, узнав меня, плакали на моей груди и осеняли крестным знамением. И я понял, что между мной и русским народом существует какая-то необъяснимая любовь, алхимия взаимного притяжения. Я думаю, что в России ко мне испытывают более искренние и глубокие чувства, чем где бы то ни было. Ко мне относятся с той же признательностью, с какой больные относятся к излечившему их врачу или к другу, который пришел на помощь в трудную минуту. Я счастлив, что могу доставить вашим соотечественникам хотя бы мимолетную радость… Подчас, когда я начинаю сомневаться в себе, мне крайне нужна симпатия, которую ко мне питают в России…