Эпохи холст – багряной кистью - Александр Владимирович Плетнёв

Замкнувшись в себе, обременённый ответственностью, не имеющий права на ошибку адмирал попробовал поймать свою тревогу за хвост, вспоминая из докладов:

…сколько стреляло на борт у врага… сколько в совокупности у него, обобщая, насколько стало меньше от начального;

…а у «Микасы» от близких падений двенадцатидюймовых открылась старая, полученная ещё от «витгефта» рана – заделанная пробоина в броневой плите главного пояса, внизу шла борьба по живучести, работали помпы;

…и нечто подобное было у «Сикисимы» – отыграли последствия минной атаки, и только сейчас третий мателот выбросил сигнал, обещая в скором времени устранить течи в отсеках и дать необходимый ход.

«Искушение сильного против слабого оказалось немного обманчивым», – признался себе Хэйхатиро. Взявшись за бинокль, отыскал на горизонте дымы отряда Дэвы – бронепалубники – небольшое подспорье. Рассчитывать в эскадренном бою на их пушки, конечно, особо не стоит, даже обрати русские внимание на эти лёгкие крейсера. Но четыре дальнобойных восьмидюймовых орудия «Кассаги» и «Читосе» будут отвлекать и заставят понервничать. Дэва смелый командир.

* * *

«Рион» уверенно уходил от преследователей, растянув полосу дыма, сносимого ветром и скоростью. Следом, поотстав, выжимали не меньше девятнадцати узлов два передовых крейсера Дэвы. «Суворов» с мателотами шёл навстречу на параллели, пока с незаметным угловым схождением на встречных двенадцати узлах.

При суммарной скорости сближения с бронепалубниками Дэвы (в привычной нам метрике – это под шестьдесят километров в час) на дистанцию «семьдесят кабельтовых» они выходили буквально через каких-то пятнадцать минут.

– Имейте в виду, – предупредил Рожественский артиллериста, – сблизимся до семи миль, я прикажу подкинуть узла на три и довернуть. Так мы их ещё больше врасплох повергнем.

Впереди «Ослябя» наконец справился со своими очагами возгорания, флажно сообщая об устранении поломок в машине. Этого только и ждали – «носовая» «Суворова» утробно завыла приводами, переводя хоботы стволов на другую сторону, замерев на острый крамбол, где резали воду «собачки» Дэвы.

Стеньгами флагмана побежал дублирующий распорядительный сигнал.

Отряд увеличивал ход, уклоняясь на три румба к зюйду, одновременно размыкая строй левым уступом на остром угле.

* * *

Затишье наслаждало недолго!

Выскочил чертиком флаг-офицер, оглушённый в недавнем бою, излишне громко рапортуя:

– Дистанция до русских!.. Они прибавили ход и очевидно склоняются к юго-западу!

Того поднял бинокль: первое, что напрашивалось – Рожественский, предвосхитив, намеревается избежать охвата.

Пристрастный взгляд выявил и иную цель – Дэва?!

На каких дистанциях тренируют стрельбу комендоры Императорского флота России, секретом не являлось. Тридцать кабельтовых – оптимальный порог.

1-я Тихоокеанская эскадра примерно это и показала.

Боевые расчёты Рожественского проявили лучшую выучку – пятьдесят кабельтовых. Удивив… даже не столько точностью, сколько быстротой пристрелки.

Дэва об этом не знал.

«Дэва смелый командир, – мысль повторилась уже с беспокойством, – будет бравировать и нарвётся на двенадцатидюймовые залпы! Его следует упредить!»

Эфир беспроводного телеграфа опять верещал взбешённой неразберихой русских помех. Поэтому на левом (неповреждённом) крыле мостика «Микасы» замигал языком Морзе мощный прожектор – надеясь, что сигнальщики «Кассаги» с запредельного расстояния смогут разобрать и прочитать короткое сообщение. Начало передачи светового сигнала с «Микасы» совпало с далёкими пристрелочными хлопками с русских кораблей по крейсерам Дэвы.

* * *

В своём профессиональном кураже старший артиллерист «Суворова» лейтенант Пётр Владимирович Владимирский, конечно, не питал большой надежды, что бронепалубники подойдут более чем на шестьдесят кабельтовых. Поэтому на пристрелку средним калибром и не рассчитывал, готовясь бить сразу главным.

В рубке происходило расчётно-артиллерийское священнодейство!

Обновили сверку дальномеров, каждые тридцать секунд шёл доклад по дистанции, шелестели стрельбовые таблицы, мелькали цифры расчётов, вымеряя пересекающиеся «курсовые» и угловую скорость схождения.

Время выхода на огневой контакт исчислялось минутами.

– На румбе двести пятьдесят!

– Дистанция до «головного» семьдесят!

– Шестьдесят пять кабельтовых по прицелу!

– Товсь!

– Пристрелочны-ы-ый!..

Гахнула одиночным носовая башня!

Старарт привычно отсчитывал по хронометру секунды, не пытаясь и глядеть вдаль – куда упадёт! И без него хватает смотрящих!

– Падение! Мимо!

Электронный дальномер исключительно точно выдавал данные по всплеску, и мичман-оператор сразу заорал поправками:

– Шестьдесят по прицелу! Целик пять влево упреждением!

– Огонь! – Привилегия старшего артиллериста!

Успели перезарядить – били дуплетом, выбросив в огне и дыму две более чем трехсоткилограммовые тушки, умчавшиеся, почти видимые в своём парном полёте.

А за кадром уже звучал бубнящий голос младшего артофицера, склонившегося с телефонной трубкой в руках – шла передача стрельбовых данных на мателоты.

Пока старарт ловил свою азартную удачу, Рожественский смотрел в другую сторону. Скребло на душе у Зиновия Петровича, царапало кошками – оглядывался, будто пытаясь понять и оценить степень боеспособность вражеских кораблей – что можно ждать от соперника.

«Оглядывался назад» – скорей фигурально, так как разомкнутая колонна Того совершала последовательный поворот на правом траверсе. И даже имела опережение.

Под давящими сизыми небесами мрачный абрис флагманского «Микасы» таинственно частил вспышками семафора.

На первые же выстрелы по крейсерам Дэвы японский адмирал отреагировал более острым углом поворота, а вся его колонна стала перестраиваться в пеленг – вытянутые силуэты кораблей почти в последовательной синхронности съёживались до лобовых проекций.

«Микаса» сверкнул выстрелом, покрывшись клубком дыма. Секундами позже, шепелявым свистом, почти гудом, не долетев около трёх кабельтовых, снаряд упал.

– Не разорвался, – спокойно заметил Коломейцев.

– Бывает, – Рожественский казался флегматичным, – сколько до них? До «головного», до «Микасы»?

– Уже примерно семьдесят, – навскидку выдал Коломейцев, – видимо, прут на нас, набирая… вот срам им в глаза!

Последняя эмоция была в адрес очередного выстрела со стороны японских броненосцев – новый всплеск вздыбился совсем недалеко за кормой «Александра».

– Накрыл фактически!

– Пойдёмте в рубку, – Зиновий Петрович подставил лицо сорвавшимся дождевым каплям, выгоняя устаток, и наконец, удосужился глянуть – что ж там старарт настрелял по крейсерам.

Первым шёл, очевидно «Кассаги» под контр-адмиральским флагом, уж насколько можно было разглядеть трепыхающийся брейд-вымпел на стеньге.

Дуплет-залп лёг хорошо, ещё не успел опасть всплесками, примерно туда же врезался «ослябовский», а следом с «Александра»!

Старший артиллерист флагман лейтенант Петр Владимирович впился в бинокль, веря, рассчитывая, надеясь, что вот сейчас среди белопенного выкинет огнём и дымом!

Крейсер выскочил из-под накрытий, заваливаясь… Заваливаясь на циркуляции, целёхонький! На фалах полз панический флажный набор мателоту: «в поворот»!

На кильватерном (два кабельтова интервала) «Читосе» сигнал или неправильно прочитали, выполняя «последовательный», а не в категоричный «все вдруг»…

…или не сообразили…

…или просто времени на реакцию у них не оставалось (пока там внизу отреагируют на машинный телеграф)!

Крейсер попадал аккурат в предыдущую прицельную сетку!

Залп носовых башен ГК на русских кораблях произошёл практически одновременно.

«Читосе» уже вывернул руль, дав