В твою любовь. Рискуя всем (СИ) - "Dididisa"

— Одинакова? Столкнуться с кучей, возможно, вооруженных изгоев на их территории и отстрелять четверых неофитов, полезших к дому, будучи первоклассными снайперами — это нихуя не одинаково! И разница, блять, в том, что вы ослушались приказа ждать! Ты ослушалась! Можно сказать, снова солгала мне! Что ты хотела доказать этим своим бунтом, а? Настолько не переварила то, что я оставил тебя в первую вылазку на склад дома?

— Я не лгала! — в сердцах воскликнула я, озирая его искаженное бешенством лицо уже в паре сантиметров от моего. Наверняка, не менее взбешенного. И то, что я произнесла дальше, явно не помогло усмирить наш пыл — словесный поток нёсся, как неуправляемая волна. Каждый из нас вновь гнул своё, не пытаясь услышать другого… — Я изначально ничего тебе не сказала и сделала так, как посчитала нужным — это называется «скрыть», но не «солгать»!

— О-о-о, — протянул Эрик, снова медленно складывая руки на груди, но не отходя от меня. Его губ коснулась кривая ухмылка злой иронии. — Молодец… Ты названия для всех своих нынешних и будущих действий придумала? М?!

Внутри разрастался огромный пульсирующий клубок, включающий в себя всё подряд: сложность всей этой ситуации с выживанием в ставшим вражеским Чикаго, обиды нескольких последних дней на моего лидера, постоянный разбор полётов и эмоции от пережитого в метро.

И я взорвалась… Так, как никогда.

— Тебе интересно, что мною двигало?! Почему я так поступила? Да потому что я хотела показать тебе, что ты не вправе ограничивать мою свободу и мои действия! Что я полноправный боец, Бесстрашная, что я человек, которые имеет право во всём участвовать! Пускай ты не рассказал мне о смерти изгоя; пускай я многого о тебе не знаю, потому что ты оберегаешь меня от какой-то информации, но, чёрт возьми, в остальном, во всём том, что нас ожидает ещё впереди, я не позволю тебе ограничивать меня! Хватит с меня и отца в прошлом! — я яростно смахнула волосы, выбившиеся из хвоста и упавшие на лицо, и буквально выплюнула последние слова под конец своей тирады. Воспоминания болезненно кольнули сердце в этот миг. — И ты не отдавал никакой чёртов приказ ждать!

Мой порыв, все мои мысли прорвались наружу — хаотично, беспорядочно, заставляя одно налезать на другое. И когда я, загнанно вдыхая воздух в лёгкие, смело уставилась в лицо Эрика, договорив, точнее, докричав свои реплики, я уловила, как резко переменилось его выражение.

Оно обманчиво расслабилось, морщины на лбу, вызванные гневом, разгладились, а глаза опасно сузились, и теперь мой лидер походил на затаившегося перед финальным прыжком хищника, готовый разорвать свою жертву в клочья.

Практически так и вышло — словно дождавшись того, чтобы я повелась на его странное умиротворение, окончательно пришла в себя и привела дыхание в порядок, одним резким движением после Эрик сократил оставшееся расстояние.

— Вот как… То есть фразы — вы с Ким остаётесь в доме — недостаточно? Тебе нужен чёткий, конкретный приказ? Хочешь нормальное отношение и общение превратить в команды? — он навис надо мной, мгновенно впечатывая меня своим телом в то, что осталось от барной стойки.

Поясница болезненно уперлась в оборванную грань; я часто заморгала, чувствуя в атмосфере, искрящейся нашим негодованием, что-то тёмное, неизведанное. Первобытное. В миллиметрах между нашими лицами.

Это сбило меня с толку, потому что через считанные секунды я стала ощущать абсолютно неуместное возбуждение, которое и не думало испаряться, а, скорее, с каждым мгновением набирало нехилые обороты.

И последующие действия Эрика совершенно не облегчали задачу, раззадоривая меня всё острее и сильнее.

Чёрт…

В следующую секунду он схватил меня пальцами за подбородок, сжимая его так, что мои губы бесконтрольно раскрылись:

— Ты, моя милая, противоречишь, блять, себе. То тебе подавай свободу. То приказы… — а после добавил шепотом, в котором, как бы он не старался скрыть, засквозили только ему одному присущие нотки похоти: — Определись уже…

Эрик пристально осмотрел меня из-под нахмуренных бровей, будто видел впервые, а я была не в состоянии хоть дёрнуться — внутри была мешанина, и среди прочего я осознала, как сильно хотела его касаний. А когда его взгляд изменился, перейдя на раздевающий, я и вовсе чуть не сползла расплавленным пятном на пол.

Мазохистка.

Тебя тут разносят по полной программе, а ты думаешь о его пальцах на своём лице.

О глазах, которые могут иметь тебя не хуже этих самых пальцев…

О том, как обжигающе прекрасны их прикосновения.

О губах, чуть дрогнувших из-за остатков плавно исчезающей ярости, которые каждый раз целуют тебя, как в последний.

Зрачки цвета плавленой ртути остановили своё проникающее под одежду изучение, застыв взглядом на моём приоткрытом рте, сквозь который рвалось сумасшедшее неритмичное дыхание.

И я точно знала, что теперь это вызвано не ссорой и выяснением отношений…

Не представляю, что Эрик прочёл на моём лице, чьё выражение однозначно неподконтрольно изменилось, отпуская злость вслед за моим оцепеневшим лидером — мимика и тело-предатель не соглашались с моим разумом и нашим разговором, предпочитая выдать их обладательницу. И её распаляющееся вовсю вожделение.

На мгновение прикрыв веки и распахнув их вновь, я подняла взгляд, встречаясь с ответным — и заметила нарастающее в родных глазах по геометрической прогрессии затопляющее пространство порочное возбуждение.

Кажется, мазохистов здесь двое…

В ушах словно прозвучал звон разбивающихся вдребезги обид и обрывания натянутой нити нашей напряженной беседы.

А дальше — его последующие слова, произнесённые с бархатной хрипотцой и похожие на исповедь, сквозь наши обоюдные прерывистые вдохи, раскололи совместное настоящее на «до» и «после»…

— Я весь день не находил себе места. Даже гребанный шрам от твоей пули ныл, будто выстрелила только что. Ты хоть на секунду можешь вообразить себе, что я испытал, увидев этих ублюдков здесь и зная, что ты должна быть внутри, в доме? Я думал, блять, свихнусь. Просто от одной мысли, что кто-то снова может причинить тебе вред, — внезапно одной ладонью меня властно схватили за затылок, пока его вторая продолжала держать в плену подбородок. Эрик резко прислонился лбом к моему, слишком нежно надавливая большим пальцем на мою нижнюю губу. Как в замедленной съемке, он закрыл глаза, продолжив еле слышно, опаляя мою сущность дотла: мне не верилось в то, что я слышу. — Я… Возможно, не смогу сказать красиво или как-то высокопарно то, что давно должен, Грейс, но… Если с тобой что-то случится, я вряд ли сумею что-либо без тебя. Ты дорога мне. Нужна мне. Я хочу тебя — физически и ментально. Рядом с собой и под собой. Постоянно. Непрерывно. Меня бесит, когда кто-то просто проходит мимо тебя. Бесит, когда я не могу коснуться тебя. Бесят наши ссоры. Пускай я выгляжу, как ебанный маньяк, но порой мне хочется посадить тебя на цепь. Скрыть ото всех. Ты — наваждение, из-за которого я слетаю с катушек, но мне плевать на всех и вся — лишь бы ты никуда не исчезла из моей жизни. Мне не нравятся эти дерьмовые слова о вечной любви, которые давно устарели, и навряд ли я буду повторять тебе всё это часто, как большинство сентиментальных мудаков своим девушкам, но всё-таки сейчас я хочу, чтобы ты знала — я желаю, чтобы мы были друг у друга до тех пор, пока оба существуем.

Эмоции стремительно накрыли меня, как сокрушающее цунами, смывая всё плохое, весь негатив, и оставляя лишь дикое, терпкое послевкусие от услышанного.

Он признался мне.

По-своему — где-то в привычной обрубленной манере — по-мужски, но признался.

В чувствах.

Тех самых, что прочно связывали нас невидимыми тросами между собой. Тех самых, что как желанный яд разъедали нутро у обоих. Тех самых, что до нынешнего дня мы по каким-то причинам не озвучивали друг другу вслух.

Между нами — любовь.

И несмотря на столь короткие отношения — уже давно…

Найдя хоть немного кислорода, которое почти полностью исчезло между нашими лицами, я бессвязно выпалила, ощущая, как алеют скулы: