Мария Федоровна - Александр Боханов

Глава 12

Царский мезальянс

В феврале 1880 года исполнилось 25-летие восшествия на престол Императора Александра II. Однако торжества не были радостными. В стране, а в высших коридорах власти в особенности, царила напряженная, почти унылая атмосфера.

За две недели до того, 5 февраля, было совершено очередное злодейское покушение на Царя. Причем все было организовано так хитро и изощренно, что могла погибнуть вся Царская Семья. Негодяи умудрилось заложить мощное взрывное устройство в нижнем этаже Зимнего Дворца, и взрыв раздался как раз под так называемым «Морганатическим залом», где должен был происходить Царский обед в присутствии всей фамилии.

Но, слава Богу, трапеза была несколько задержана из-за опоздания брата Царицы, герцога Александра Гессенского. Однако 13 солдат Финляндского полка, несших караул, погибли на месте, а несколько других позже скончались от ран, десятки получили ранения. Потом были молебны и слова благодарности Всевышнему, Который отвел угрозу от особы Монарха.

Но существовала и еще одна причина, вносившая в жизнь Двора атмосферу печали: состояние здоровья Императрицы Марии Александровны. Она только в январе вернулась из многомесячного пребывания в Крыму и за границей, на Юге Франции, где врачи пытались спасти Царицу от разрушительного легочного туберкулеза.

Она болела уже давно, но в 1879 году состояние заметно ухудшилось. Царица была бледна как смерть, постоянно невесела. Ее терзало не только собственное нездоровье, но и не проходившее беспокойство за жизнь Государя. Он все время был на мишени у злодеев, и она постоянно переживала. Когда 2 апреля 1879 года на прогулке в Летнем саду в Александра II стрелял некто Соловьев, то с Императрицей произошла почти истерика. Она долго рыдала, все время повторяя, что «больше незачем жить, я чувствую, что это меня убивает». И вот только вернулась из-за границы, и опять весь этот ужас.

Императрица Мария Александровна была добросердечным, глубоко верующим человеком, соблюдавшим все христианские обряды. Близко знавшие любили ее. Она много помогала неимущим, пеклась о больных и страждущих, и нравственный облик царицы производил сильное впечатление. Поэт Федор Тютчев, познакомившийся с ней осенью 1864 года в Ницце, написал:

Кто б ни был ты, но, встретясь с ней,Душою чистой иль греховнойТы вдруг почувствуешь живей,Что есть мир лучший, мир духовный.

Все дети просто боготворили мать, и их любовь была дня нее лучшей наградой. У нее сложились добрые, сердечные отношения с невестками: с Цесаревной Марией Федоровной и женой Владимира Александровича Великой княгиней Марией Павловной (урожденной принцессой Мекленбург-Шверинской). Другие сыновья своими семьями не обзавелись: старший, Николай, умер на руках матери, а младшим, Сергею (1857) и Павлу (1860), еще было рано.

Императрица питала очевидное расположение к первой невестке. Она вместе с мужем очень опекала Датскую Принцессу и немало постаралась, чтобы после кончины Никса именно Дагмар вошла в Императорскую Семью женой сына Александра. Минни платила ей взаимностью, и между ними ни разу не возникло какого-либо недоразумения.

Мария Александровна сама вышла замуж по любви. Она была сразу очарована высоким, стройным и воспитанным Великим князем Цесаревичем Александром Николаевичем, с которым провела более двадцати лет в мире и согласии. Этот брак долго считался образцовым. Хотя при Дворе говорили о мимолетных увлечениях Цесаревича, а затем Императора Александра Николаевича, но ничего серьезного замечено не было. Казалось, что подобные разговоры — всего лишь светские домыслы.

Однако с конца 60-х годов при Дворе и в петербургском высшем свете возникли слухи о том, что у Императора Александра II появилась постоянная привязанность: молодая фрейлина княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Родилась она в Москве в 1847 году и происходила из древнейшего княжеского рода. Многие находили ее красавицей, другие же, и таких было немало, не разделяли подобных утверждений. Но никто не решался опровергать очевидное и оспаривать несомненную привлекательность молодой и стройной княжны, смотревшей на мир широко раскрытыми глазами. Одни считали, что это взгляд «испуганной газели», недоброжелатели же полагали, что ее облик выдает в ней авантюристку.

Царь впервые увидел будущую свою привязанность, когда той было всего лишь десять лет. Он тогда проездом посетил имение Долгоруких Тепловку и невольно обратил внимание на живую и улыбчивую девочку, нарушившую этикет и самовольно решившую познакомиться с императором. Эти живость и непосредственность подкупали.

В конце 50-х годов отец княжны, Михаил Михайлович, увлекся предпринимательской деятельностью, и это увлечение закончилось полным разорением. Некогда большое состояние улетучилось без следа. Вскоре папенька умер, и дети князя (две дочери и четверо сыновей) остались без всяких средств. Александр II проявил трогательное участие: имение было взято в опеку, а сироты стали Императорскими подопечными.

Дочери были определены в Институт благородных девиц в Петербурге, который чаще называли Смольным институтом (по названию расположенного по соседству Смольного монастыря). Основанный Императрицей Екатериной II в конце XVIII века по образцу Сен-Сирского института мадам де Ментенон (фаворитки, а затем жены Людовика XIV), он предназначался для представительниц русских дворянских фамилий и находился под патронажем первых лиц Императорской Фамилии. Царь регулярно посещал это аристократическое учебное заведение и всегда интересовался успехами своих подопечных, но особенно — Екатерины Долгорукой.

В семнадцать лет княжна закончила Смольный институт и получила место фрейлины при дворе Императрицы Марии Александровны. Ее переполняли романтические мечтания, но бесприданнице устроить благополучную семейную жизнь было непросто. Однако скоро в ее судьбе все так резко и так бесповоротно переменилось — в нее влюбился Царь. Она не могла не заметить, что уже давно повелитель огромной державы оказывал ее персоне невероятные знаки внимания: дарил подарки, часто и охотно беседовал, на зависть другим, подолгу прогуливался с ней наедине. Но когда однажды в укромном уголке Петергофского парка объяснился в любви, она обомлела. Молодая и неискушенная княжна представляла себе любовь совсем по-другому. Она ждала молодого красивого принца, а перед ней был человек, годившийся в отцы.

Император был почти на тридцать лет старше княжны Долгорукой. В 1868 году ему исполнилось пятьдесят лет, но он считался видным мужчиной. Известный французский писатель Теофиль Готье (1811–1872), увидевший Царя на балу в Зимнем Дворце в 1865 году, оставил красочный портрет Монарха: