Нильс - Андрей Валентинов

разлетаются стекла. На подоконнике паренек в синем трико и ярко-красных шортах. Одной рукой он держится за трос, во второй — шпага

— О, сестра моя!

— О, брат! Я знала, знала!

Пленница привстает, протягивает руки… Вельможа кривит надменный рот, палец ложится на кнопку, спрятанную под столешницей. Из проема в стене выбегают японцы… Японцы?! Во всяком случае, похожи: черные трико, лица замотаны до самого носа, мечи-катаны. Двое подступают с боков, еще двое достают сеть, примериваются…

Соль наконец-то поняла, почему фильм с первых же кадров показался знакомым. Немудрено! Если вычесть Эйфелеву башню, джаз, радиоприемник и японцев, получится один в один «Повесть о двух городах» по книге Чарльза Диккенса. И фильм такой был, кажется английский.

Как это американцы называют? Remake?

Расстраиваться за родную планету не стала. Издалека, из межзвездной дали, детали разглядеть трудно. Могли бы посреди Парижа вместо Эйфелевой башни и Chrysler Building воткнуть. Стал бы фильм хуже?

А на экране между тем штурмуют Бастилию. В первых рядах идут женщины в элегантных трико с копьями наперевес, среди которых сразу можно заметить девушку из дворца. На щеке ее шрам, но тоже весьма элегантный. Командует же штурмом сам Жан-Поль Марат, стоя на пушечном броневике. К нему подводят связанных швейцарских гвардейцев и повергают ниц.

Толпа врывается в казематы, впереди всех — женщины воительницы. Двери настежь! Среди еле живых от голода узников знакомый парень в красных шортах, заметно похудевший, но чисто выбритый.

— О, брат! Я знала, знала!

— О, сестра, моя!..

Бипланы с трехцветной розеткой на фюзеляже парят над революционным Парижем…

— Демуазель де Керси?

Как подошли, не заметила, вспоминала имена братьев Райт. Но если бы и заметила, все равно не убежать. Слева один, другой справа.

— Вам следует пройти с нами, демуазель.

Успела схватить за руку попытавшегося вскочить Понса. Еще не хватало! Улыбнулась парню:

— Сиди! Расскажешь, чем закончилось.

Выходя из зала, взглянула на экран. Из кустов медленно выкатывался многобашенный танк с королевской лилией на броне.

* * *

— Отмолчаться вам не удастся, демуазель де Керси, — бажюль укоризненно покачал головой. — Власть готова проявить терпимость и понимание к заблудшим, но безжалостна к явным врагам. От вас же, демуазель, требуется немногое, всего лишь ответы на вопросы…

Соль отвернулась. Епископа не привели, хоть это хорошо. А в остальном скверно, снова бумага о привлечении к следствию, к ней прилагается длинный список вопросов. Про защитника и речи нет, словно и вправду в инквизицию попала.

Бажюль между тем извлек из ящика стола смутно знакомую папку. Кажется, она держала ее в руках, и не просто держала…

— Это ваш отчет, демуазель де Керси. Вы составили его, находясь на объекте «Focus», известном также как Транспорт-4. Ваш почерк, ваша подпись, подробности вашей биографии, включая бегство из Парижа. Подтверждаете?

Чуть не ответила «Да!» Для того и писала, вспоминая все, что случилось в те страшные недели. Но если подтвердить, а потом и подписать, ей предложат ответить на следующий вопрос, такой же невинный…

Промолчать? Нет, лучше прямо.

— Non comments.

На латыни прозвучало даже лучше, чем на английском. Бажюль кивнув, словно иного не ожидая, вновь открыл ящик стола. И тут послышался звонок. Соль не хотела, а удивилась: телефона на столе нет. Но тут же поняла — бажюль поднес к уху маленькую вещицу, похожую на крышку от мыльницы.

— Какво? А сигурността? Не, това е невъзможно!

«Невозможно» поняла, все прочее нет, но времени на размышления не дали. Бажюль, подумав, немного, спрятал мыльницу и резко встал.

— Пойдемте, демуазель. Настоятельно рекомендую сохранять спокойствие.

Дева Соланж невозмутимо кивнула. Она-то спокойна.

* * *

В коридоре, прямо напротив двери — толпа, пусть и невеликая. Синие и черные комбинезоны, в руках что-то похожее на фонарики, а над головами…

Соль изумленно моргнула. Это же ее портрет, цветной и даже объемный! Прямо в воздухе, то есть не прямо… А-а, вот зачем фонарики!

— Довеждане на другаря Керси!

Громко! Бажюль и те двое, что ее в коридор вывели, даже попятились. Впрочем, носитель мантии сдаваться не спешил. Шагнул вперед, руку поднял.

— Господа! Уведомявам ви, то грубо нарушавате установен парадок, като се намесвате в следствени действия…

— Долу беззаконието! Долу!

Вперед выступили двое, причем оба знакомые — Оливье Пуату, не любящий приставку «де» и чернявый Дуодецим.

Врозь идти, вместе бить!

Сквайр Понс тоже нашелся — в первом ряду прямо под ее портретом. Кажется, чем кончился фильм, ей так и не узнать.

— Монсеньор бажюль! Нам стало известно, что вами проводится допрос несовершеннолетней в отсутствие защитника, старшего родственника и психолога, что является грубейшим нарушением законодательства и Декларации прав клементийца.

Соль облегченно вздохнула — товарищ Пуату говорил на языке Цицерона.

— Это отнюдь не допрос, мессир Пуату, а предварительное собеседование, что и указано в протоколе.

Тоже на латыни. Нет бы сразу!

— Демуазель де Керси протокол подписала? О факте произвола мы уже сообщили по информационной сети.

Дуодецим! А красивый парень, Клаус рядом с ним, считай, и не стоял.

Бажюль явно скис, кажется, и в самом деле нагрешил. Когда Соль отошла от конвоиров к собственному портрету, даже не пытался протестовать. Отвернулся, шагнул в двери.

— Равенство и братство! — ударило ему в спину. Соль же подумала о том, что Марат на броневике — пустяки, главное, что они не боятся.

Ничего удивительного. Потомки катаров!

* * *

— Сразу побежал к Дуодециму, у