Ведьмы. Салем, 1692 - Стейси Шифф

между «молчать» и «оцепенеть» и не мог. Пэррис объяснил, что рты девочек запечатаны сверхъестественными силами. «Кто из вас подойдет и дотронется до заключенного у барьера?» – спросил Хэторн. Самая смелая повалилась на пол, не сделав и трех шагов. Хэторн приказал ей двигаться вперед и провозгласил, что она исцелится после проведения «испытания касанием» [34]. «Я видел, что судьи хорошо понимают, как это работает», – сухо заметил Кэри. Сам он не обнаруживал никаких изменений в поведении девочек. Они свободно ходили по залу, несколько раз подходили к его жене, чтобы узнать ее имя. Импровизированный зал суда был весьма беспокойным местом. По ходу процесса Кэри обсудил свое затруднительное положение с Джоном Хейлом, которого знал много лет. Пастор из Беверли порекомендовал ему лично поговорить с обвинительницей Элизабет – он, мол, это организует. Кэри командовал кораблями; он кое-что знал о том, как донести до кого-то свою точку зрения. Он доверился Хейлу.

Обвинительницей Элизабет оказалась Абигейл Уильямс. Однако Пэррис не разрешил им разговаривать в своем доме, как обещал Хейл: его племянница встретится с четой Кэри только в таверне Ингерсола. Кэри пришли в шумное заведение, которое обслуживал Джон Индеец. Дни суда стали для пивной настоящим благословением: поглазеть на свершение правосудия стекались толпы любопытствующих, а судебные исполнители получали щедрые скидки на спиртное. Джон представился одним из околдованных. За чашу сидра он поведал супругам свою историю и показал свои раны. На одном из предыдущих слушаний исполнители связали веревкой руки подозреваемого в колдовстве. Тут же магически соединились и руки Джона, а веревка впилась в плоть. Он ни в коем случае не связывал свою напасть с Титубой, признавшейся ведьмой, которая уже почти три месяца сидела в тюрьме, как он рассказал супругам Кэри. В середине беседы в таверну ввалилась компания девочек, которые «рухнули на пол, как свиньи», отметил Кэри. Похожие на труппу слабоумных акробаток, они не разлучались с перерыва в судебном заседании. Кто-то позвал нескольких женщин, чтобы их унять. Время застыло, все робко ждали, что провозгласят юные особы. Придя в себя, они закричали в один голос: их мучила Элизабет Кэри! Моментально из соседней комнаты, где заседали судьи, вышел маршал. В руках у него был ордер на арест. При попустительстве ли преподобного Хейла или без оного, но супруги Кэри угодили в ловушку.

Приехав в Салем, чтобы вернуть свое честное имя, Элизабет Кэри оказалась под допросом. Хэторн и Корвин, судя по всему, не отступили от привычного им порядка: они велели матроне из Чарлстауна встать, широко развести руки и отвернуть голову, чтобы не мучить девочек. Две из них ее обвинили. Она сказала, что ни разу в жизни их не видела. Ее муж спросил, может ли он хотя бы подержать руку своей жены. Хэторн отказал. Элизабет начала плакать. Может ли муж вытереть слезы на ее глазах и пот на ее лице? Это Хэторн позволил. В помещении было душно, Элизабет почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Можно ей опереться на мужа? Хэторн рявкнул, что «раз у нее хватило сил истязать этих людей, то хватит сил и постоять». Капитан корабля возмутился такой жестокости, Хэторн велел ему либо молчать, либо покинуть здание. А далее появился не кто иной, как спотыкающийся Джон Индеец, всего пару часов назад попивавший сидр с Элизабет Кэри, тогда еще совершенно невосприимчивый к ее нечеловеческим способностям.

Хэторн обратился к околдованным. Кто напустил чары на Джона? Девочки сразу увидели склонившуюся над ним Элизабет Кэри. Хэторн снова прибег к испытанию касанием, которое теперь применяли повсеместно. Если вдруг этот тест не давал результата, судья требовал, чтобы подозреваемая нажимала сильнее, и еще сильнее, пока результат не появится. Нередко подозреваемой завязывали глаза. Прикосновение ведьмы, как считалось, позволяло ядовитым частицам, которые она испускала из глаз, вернуться в ее тело; завязанные глаза позволяли этому произойти, не причинив вреда пораженному. К ужасу некоторых подозреваемых, Нойес тоже подхватил эту практику. Итак, Хэторн приказывает Элизабет дотронуться до Джона, но ни в коем случае на него не смотреть, судебные исполнители осторожно направляют ее руку. Джон с силой дергает эту руку, оба падают. Увидев свою жену неуклюже распростертой на полу рядом с рабом-индейцем, Кэри, шокированный, закричал: он надеется, что Господь отомстит бессердечным судьям! Ничего больше капитан произнести не успел – огласили постановление о заключении Элизабет под стражу. Ему с большим трудом удалось вытребовать для нее комнату на эту ночь. Ночь, которая была бы бессонной, даже имейся там кровать. Кровати там не имелось.

Вместе с Мэри Эсти и шестью другими женщинами Элизабет Кэри отправилась на следующий день в бостонскую тюрьму. Это была уже вторая доставка туда ведьм после возвращения Фипса. Он запомнит, что в тот понедельник распорядился заковать в цепи всех подозреваемых, но, исходя из записей тюремщицы – очень скрупулезных, ведь все расходы по содержанию обвиняемой, от соломы и одеял до цепей, ложились на нее саму, – руки и ноги заключенных уже и так были скованы. Пуританское наказание призвано было быть публичным, исправляющим и скорым; ему требовались зрители. Преступника приговаривали «сидеть в колодках на всеобщем обозрении целый час в следующий день наставлений, если позволит погода» – не для его удобства, а для удобства зрителей [35]. Вся община должна страдать из-за деяний злодея, а искупление его греха крайне необходимо для душевного спокойствия каждого ее члена.

Бостонская тюрьма в мае была переполнена: там держали большинство обвиняемых в колдовстве. Это каменное здание громко заявляло о себе уже издалека – вокруг стояла густая вонь от разлагающихся отбросов и гниющих ран [36]. Вместе с заключенными страдали и соседи. Посетители не ожидали подолгу. В жуткой тесноте арестанты пугали друг друга и прохожих. На незастекленных окнах стояли железные решетки, сквозь которые человек мог протянуть руку, чтобы взять передачу или дотронуться до руки близкого. А мог получить плевок и издевательства, и некоторые приходили сюда именно с этой целью. Когда одна семнадцатилетняя служанка в мае пришла в тюрьму по какому-то поручению, салемская попрошайка Сара Гуд узнала ее и попросила табаку. Тело арестованной едва прикрывали остатки полуистлевшей одежды. Девушка швырнула ей в лицо пригоршню древесных опилок: «Вот достойный тебя табак!» Гуд ее прокляла, и эффект был таким же, как пятью месяцами ранее у детей Пэрриса: подросток еще несколько недель бредил и падал в обморок.

В тюрьмах было невыносимо холодно, особенно в середине зимы, и власти иногда не могли придумать адекватную причину для содержания там узников. В 1678 году они отправили стучащего зубами заключенного (осужденного за