Шаманизм: Архаические техники экстаза - Мирча Элиаде

Конечно, якутский сеанс имеет много вариантов. Вот как Серошевский описывает небесное путешествие: "Затем старательно устанавливаются в ряд маленькие ели, отобранные заранее; к ним привязываются гирлянды, сплетенные из белого конского волоса (другого шаманы не используют); устанавливаются в ряд три столба с изображениями птиц на верхушках: на первом находится двуглавый оксокью; на другом - большая гагара (коугос) или ворон; на третьем - кукушка (кого). К последнему столбу привязывается животное, приносимое в жертву. Привязанная вверху веревка представляет дорогу в Небо, "которой полетят птицы и побежит животное"44.

На каждой остановке (олох) шаман присаживается отдохнуть; когда он встает, это служит сигналом, что путешествие возобновляется. Он изображает это путешествие танцевальными движениями и жестами, наследующими птичий полет: "Танец всегда представляет путешествие в пространстве в обществе духов; танцем сопровождается и жертвенное животное. По легенде, еще недавно существовали шаманы, действительно возносившиеся в Небо, а зрители видели животное, плывущее в облаках, за ним плыл шаманский бубен; сам шаман, весь одетый в железо, завершал процессию". "Бубен - это наш конь" - говорят шаманы45 (см. выше).

Шкура, рога и копыта жертвенного животного выставляются на засохшем дереве. Серошевский очень часто находил остатки таких жертвоприношений в безлюдных местах. Очень близко, иногда на том же дереве, "можно найти также кочай, длинную деревянную стрелу, вонзенную в сухой ствол. Она выполняет ту же роль, что и волосяная веревка в предыдущей церемонии, - указывает ту часть Неба, в которую должна направиться жертва"46. Согласно тому же автору, когда-то шаман собственной рукой вырывал сердце жертвенного животного и поднимал его к Небу. Затем он смазывал кровью свое лицо и наряд, изображение своего эмегета и маленькие деревянные фигурки духов47.

В других регионах устанавливается девять деревьев, а недалеко от них кол с птицей на верхушке. Деревья и кол связаны друг с другом восходящей веревкой - знак восхождения на Небо48. У долганов мы также находим девять деревьев с деревянной птицей на верхушке каждого, с тем же значением: это дорога шамана и души жертвенного животного на Небо. Действительно, у долганов шаманы также взбираются на девять Небес в ходе сеанса исцеления. Они утверждают, что перед каждым новым Небом находятся духи-хранители, чья задача - следить за путешествием шамана и не допускать одновременного проникновения злых духов49.

В этом длительном и впечатляющем шаманском сеансе один пункт остается неясным: если душа больного захвачена злыми духами, то почему шаман обязательно должен отправляться на Небо? Васильев предложил следующее объяснение: шаман уносит душу больного на Небо, чтобы очистить ее от осквернения злыми духами50. Со своей стороны, Трощанский подтвердил, что среди известных ему шаманов ни один не предпринимал путешествия в Ад: все они по поводу лечения отправлялись только на Небо51. Это говорит о разнообразии шаманских техник и ненадежности нашей информации; весьма вероятно, что нисхождение в Ад, более опасное и таинственное, было менее доступно для европейских наблюдателей. Но не подлежит сомнению, что путешествия в Преисподнюю также были доступны якутским шаманам, по крайней мере некоторым, поскольку на их наряде изображен символ "Отверстия Земли", называемый именно "Отверстие Духов" (абасы ойбоно); через это отверстие шаманы могли проникать в нижние страны. Кроме того, якутского шамана в экстатических путешествиях сопровождает водная птица (чайка), явно символизирующая погружение в море, то есть нисхождение в Преисподнюю. Наконец, технический лексикон якутских шаманов использует для определения направлений мистического путешествия два разных термина: аллара кырар (к "нижним духам") и усэ кырар (к "верхним духам")52. Наконец, Васильев также заметил, что у якутов и долганов шаман, который ищет душу больного, похищенную демонами, ведет себя так, как если бы он нырял, а тунгусы, чукчи и лапландцы говорят о шаманском трансе как о "погружении"53. То же поведение и технику мы наблюдаем и у эскимосских шаманов, поскольку многие народы, живущие у воды, считают, что потусторонний мир находится в морских глубинах54.

Чтобы понять необходимость небесного путешествия якутских шаманов в связи с исцелением, следует принять во внимание две вещи: с одной стороны, сложное и даже смешанное состояние их религиозных и мифологических концепций, с другой же - признание, которым пользуется шаманское вознесение во всей Сибири и Средней Азии. Как мы видели, этим признанием объясняется то, что алтайский шаман в конце концов позаимствовал некоторые характерные черты техники вознесения для своего экстатического нисхождения в Ад (также с целью освобождения души больного из-под власти Эрлик Хана).

Поэтому в случае якутов мы можем представить себе ситуацию приблизительно так: поскольку животные жертвовались Божественным Существам, а вещественными символами (стрелами, деревянными птицами, восходящей веревкой и т.п.) указывалось направление, куда отправлялась душа жертвы, то шаман использовался как проводник этой души в небесном путешествии; а поскольку он сопровождал душу жертвенного животного в связи с исцелением, то можно было считать, что главной целью каждого вознесения было "очищение" души больного. Во всяком случае, ритуал шаманского лечения в своей сегодняшней форме является гибридом - чувствуется, что он сформировался под влиянием двух различных техник: 1) поиска заблудшей души или изгнания злых духов и 2) вознесения.

Но следует учитывать и другой факт: за редкими исключениями "адской специализации" (исключительного нисхождения только в Преисподнюю), сибирские шаманы способны как возноситься на Небо, так и спускаться в нижние страны. Мы видели, что эта двойная техника определенным образом связана с самим их посвящением: инициационные сны шаманов включают как нисхождения (= ритуальные страдания и ритуальную смерть), так и восхождения (= воскрешение). В этом контексте легко понять, что после борьбы со злыми духами или нисхождения в Ад с целью нахождения души больного якутский шаман чувствует необходимость возобновления собственного духовного равновесия, повторяя вознесение в Небо.

Заметим здесь еще, что авторитет и сила шамана зависят исключительно от его экстатических способностей. Он занял место жреца в церемониях жертвоприношений в честь Небесного Существа, но у него, как и у алтайского шамана, эта замена привела к изменению самой структуры обряда: жертвоприношение превратилось в психофорию, то есть в драматическую церемонию, основанную на экстатическом переживании. Именно своим психическим способностям шаман всегда обязан умением обнаруживать злых духов и бороться с ними, если они завладели душой больного: шаман не удовлетворяется их изгнанием с помощью заклинаний, но принимает их в собственное тело, "завладевает" ими, мучит их и изгоняет: все это возможно потому, что он обладает их природой, то есть может оставлять свое тело, перемещаться на значительные расстояния, нисходить в Ад, возноситься на Небо и т. д. Эта "духовная" свобода и подвижность, поддерживающая экстатические переживания шамана, в то же время предопределяет его уязвимость, и нередко в результате борьбы со злыми духами шаман попадает, в конце концов, в их власть, то есть становится действительно "одержимым".

Шаманские сеансы у тунгусов и орочей

Шаманизм занимает значительное место в религиозной жизни тунгусов55. Как мы помним, сам термин "шаман" является тунгусским, независимо от происхождения этого слова (см. ниже). Весьма вероятно - это показал Широкогоров, и мы подтверждаем его выводы, - что тунгусский шаманизм, по крайней мере в его современной форме, подвергся сильному влиянию китайско-ламаистских идей и техник. Впрочем, как мы уже неоднократно подчеркивали, следы южных влияний на среднеазиатский и сибирский шаманизм вообще несомненны. В конце этой книги мы покажем, как следует представлять себе экспансию южных культурных комплексов на север и северо-восток Азии. Как бы то ни было, сегодня тунгусский шаманизм имеет сложную структуру. В нем можно обнаружить много разнообразных традиций, и вследствие их срастания появились формы иногда явно гибридные. Мы и здесь констатируем определенный "упадок" шаманизма, засвидетельствованный почти повсюду в Северной Азии. Тунгусы явно сопоставляют силу и отвагу "старых шаманов" с малодушием современных, которые - в отдельных районах - уже не решаются предпринимать опасные нисхождения в Преисподнюю.

Тунгусский шаман обязан употреблять свою силу во многих случаях. Шаман необходим как исцелитель - он либо разыскивает душу больного, либо изгоняет демонов заклятиями; с другой стороны, он является проводником душ; он же относит жертвы на Небо или в Ад; но главная его обязанность - поддержание духовного равновесия общества в целом. Когда болезни, неудачи или бесплодие угрожают роду, именно шаман должен определить причины и исправить положение. Тунгусы в большей мере, чем их соседи, склонны признавать влияние духов, и не только нижнего, но и этого мира - потенциальных источников всякого рода беспорядка. Именно поэтому тунгусские шаманы предпринимают сеансы, особенно предварительные, "малые сеансы", не только по классическим мотивам - болезнь, смерть, жертвоприношение богам, но и по многим другим поводам, которые, однако, всегда требуют знания духов и господства над ними.