Три желания для рыбки (СИ) - Лаванда Май

— И знаешь, что ещё я поняла? — сказала я Людмиле, когда мы вдвоём решили уединиться во время большой перемены в одном из пустующих коридоров корпуса.

— Не знаю, уж просвети, подруга… Столько нового сегодня от тебя узнаю, что даже сессию бояться перестала!

— Помнишь ту сентябрьскую вечеринку, где я с ним и познакомилась?

— Помню, конечно, — подруга весело усмехается. — Мне Андрей всё ещё припоминает мою шатающуюся походку и неуклюжий стриптиз в стиле коровы на льду, когда домой на такси вернулась!

— Я тогда Золотой рыбкой оказалась, а он Котом в сапогах. В общем: появилась такая странная шутка, что он теперь может загадывать мне три желания. Казалось, просто шутка, но она воплотилась в реальность.

— Он загадал тебе три желания?

— Успел только два. Первое заключалось в том, чтобы я пошла с ним на свидание, а вторым желанием стала моя ночёвка у него в квартире. Но мои желания при этом не исполнялись. Я просила свободы передвижения — это даже желанием не назовёшь! Это моё человеческое право!

Ко мне вдруг вслед за чувством вины пришла злость на Пожарского. И чем больше я рассказывала о нём, тем сильней распалялась. Все подавляемые и не высказанные слова лились водопадом, желая подтверждения в том, что мои претензии не беспочвенны, и меня в самом деле, вообще-то, тоже обидели.

А позже, уже вечером, когда я и Михаил сидели у него дома и целовались за просмотром фильма, сюжет которого никто из нас не вспомнит, я поняла ещё одну вещь: мои собственные желания всё это время исполнял именно Князев. Хочешь помощь по экономической социологии? Я здесь, рядом. Негде переночевать? Дверь моей квартиры открыта для тебя. Лишилась шапки и теперь мёрзнешь на морозе? Держи мою шапку… Мой бывший одноклассник даже каким-то образом всё это время находил в себе силы не мешать моим отношениям с Глебом, считая, что я счастлива, и он не вправе моего счастья меня лишать. Более того: продолжал поддерживать со мной дружеские отношения, искренне дорожа ими. И охранял мой покой, следя за тем, чтобы у меня всё было в порядке. Вот они — мои три желания, а не чьи-то ещё. Три желания для меня. Не для Леночки Барановой, исполняющей роль старухи в школьном спектакле, не для Кота в сапогах, которому на меня словно плевать.

Тогда, в далёком детстве, я заявила, что больше не хочу играть роль Золотой рыбки, терпеть сети на своей голове и исполнять чужую прихоть. Тогда, в восемь лет, я заявила: «Пусть рыбкой в следующий раз будет Миша — он же рыжий! Золотой!». И он ею и стал. Без моих просьб, не прося ничего взамен. Не держал меня в неволе тогда, во время выступления, не держал и сейчас.

Неужели взросление только так и происходит? Через ошибки и боль. Видимо, да. Я бы хотела не расставаться врагами, а поговорить так же откровенно, как с Ажиновой недавно, но и на это моё желание Глебу всё равно.

После телефонного звонка с угрозой прошло уже два дня, сегодня наступает третий. Он не встречается мне в вузе, не пытается связаться через Диану или через Андрея, парня Людмилы. Но спокойствия мне это не приносит — Пожарский просто так словами не бросается. Слишком поздно я поняла, что даже его шутки — вовсе не шутки.

Наступило утро вторника, Михаил уже стоит и ждёт меня во дворе корпуса, прибыв на своём автобусе на десять минут раньше меня. При встрече улыбаемся теми загадочными улыбками, какие бывают у влюблённых после сладких поцелуев на кануне. Фильм? Мне так и не вспомнить, что за фильм мы вообще вчера «смотрели».

— Ну, что? — спрашивает Михаил, протягивая мне руку, пока никто не видит. — Сегодня мы заходим, как друзья или как пара?

— На мне всё ещё твоя шапка, — отвечаю, вкладывая свою ладонь в его. — Я давно готова. Просто растерялась вчера, и нужно было подождать пока стихнет ажиотаж по поводу моего расставания с Глебом.

— Ажиотаж был у меня, — усмехается. — На остальных забей. А если что, я поколочу, кого надо, за излишние эмоции!

— Так! Мих, никаких поколачиваний!

— Ну, посмотрим… — протянул он, криво усмехаясь.

Войдя в аудиторию, как пара, держась за руки, мы, конечно, привлекли немало к себе внимания. Сначала все затихли, не зная, как реагировать. Затем Маша, староста, спросила: «Вас поздравить можно?», а парни начали громко шутить и улюлюкать. Князев в своём стиле обвёл всех присутствовавших предостерегающим взглядом, а затем ответил: «Можно». Посыпались поздравления, ещё более удивлённые лица смотрели на нас и наши скрещенные руки, как на нечто мистическое. Ажинова в полном шоке, а Хомямков единственный, кто никак не отреагировал. Словно он давно всё про нас понял. Что за великий провидец в нашем квартете? Всё знает наперёд, всё про всех понимает. А с виду нелепый неуклюжий мальчишка в странной одежде.

Сегодня снова был зачёт, который мы все сдали слишком легко и непринуждённо. Настроение на высоте, за спиной крылья. Говорят, затишье всегда перед бурей — я почти забыла об этом в свете сегодняшних светлых моментов.

А ночью, когда я уже крепко спала, мне позвонили с незнакомого номера.

— Ты была права, — услышала спокойный голос Глеба. — Нельзя расставаться злыми собаками. Я хотел бы поговорить с тобой. Нормально, как некогда близкие люди.

— Глеб, ты видел который час? — мой голос хрипит после сна, а глаза закрываются сами собой.

— Три ночи, — слышу смешок в ухо сквозь телефон. — Прости. Не могу уснуть, не поговорив. Хотел бы всё вернуть, если честно, но ты тверда в своём решении. Верно?

— Мы расстались, Глеб, — напоминаю, прикрыв глаза.

— А как ты смотришь на дружбу? — слышу мурлыкающие вкрадчивые нотки, не вызывающие во мне больше ничего.

Я бы, может, и не прочь дружить, но теперь уже прекрасно понимаю куда это всё приведёт впоследствии: к очередным манипуляциям, эмоциональным качелям. Да и та пощёчина так и останется неприятным воспоминанием о Пожарском, отравляющем весь его образ в моей голове. Больше вообще ничего не может быть между нами.

— Я смотрю положительно на адекватный взрослый разговор и мирное расхождение в разные стороны, — отвечаю.

— Разве нельзя мирно дружить?

— С тобой?

— А что со мной? Ты уж прости, что я так эмоционален. Мой отец… — ты же всё прекрасно понимаешь. Мне тяжело.

— Понимаю, — тихо зеваю. — Но дружить с