Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм

— Я ни одногоиз них лично не знаю! — воскликнул женевский профессор. — Мне известны лишь их репутации...

— Вам незачем их знать, герр профессор.Выполняйте, как и я, приказ.

— Да, но... но...

— Люди ученые не слишком компетентны в практических делах. Просто передайте эту информацию нашим коллегам в Бонне.

— Да... да, конечно, Париж. О Боже!

Моро повесил трубку и откинулся в кресле. Везет ему... везет.Может, и не в самом хорошем деле, но больше, чем другим. Даже проиграв, он всегда сможет уехать с женой из Франции и припеваючи жить в отставке. Но, если не повезет, его могут и расстрелять. C'est la vie[74].

~~

Был ранний вечер; заходящее солнце светило в окно квартиры Карин де Фрис на рю Мадлен.

— Я ходил сегодня днем к себе домой, — рассказывал Дру, сидя в кресле напротив Карин. — Шел я, конечно, в сопровождении двух морских пехотинцев, с которых Витковски взял клятву молчать, пригрозив им тренировочным лагерем. Они все время держали руку на кобуре, но все же было приятно пройтись по улице, понимаете, о чем я?

— Конечно, но меня беспокоит, что, может быть, тайну доверили не тем. Ведь мы знаем не всех!

—Черт побери, мы же знаем про Рейнольдса из центра связи. Говорят, он сбежал как крыса в канализационную трубу, скорей всего живет где-нибудь на Средиземном море на нацистскую пенсию, если его не пристрелили.

— Если уж на Средиземном море, то, вероятно, труп его на дне.

Помолчав, Дру спросил:

— И что дальше?

— О чем вы?

— Господи, я даже не знаю, с чего начать... Право, никогда не думал, что мне придется ломать над этим голову, а уж тем более говорить это вам, спасшей мне жизнь.

— Нельзя ли яснее?

— Как бы подыскать слова? Я всегда считал себя тенью брата, такого безукоризненно совершенного. А потом, перед тем, как его убили, услышал, как он кричал, что любит вас, обожает...

— Перестаньте, Дру, — одернула его де Фрис. — Вы что, в подражание брату тоже начали бредить?

—Нет, я не брежу, — спокойно ответил Лэтем, глядя ей в глаза. — Его бред — это не мои чувства, Карин. Я избавился от этого синдрома, ибо он не приносил мне никакой пользы. Сначала вы вошли в жизнь Гарри, потом, много лет спустя, в мою, но ничего общего, несмотря на внешнее сходство, нет. Я не Гарри и никогда не стану таким, как он. Однако, каков бы я ни был, никогда не встречал женщину, похожую на вас... Ну как вам мое объяснение в любви?

— Очень трогательно, мой дорогой.

— Опять «мой дорогой», которое ничего не значит.

— Не умаляйте значения этих слов, Дру. Я должна избавиться от своих призраков, и когда это произойдет, мне будет приятно думать, что есть вы. Возможно, я и могла бы к вам привязаться, кое-что в вас меня просто восхищает, но серьезные отношения — для меня дело далекого будущего. Надо, чтобы улеглось прошлое. Вы это понимаете?

— Понимаю или нет, но сделаю все, чтобы это произошло.

Послеполуденные толпы заполнили улицу, офисы опустели; служащие спешили на обед в кафе и рестораны. Обед в Париже — не просто утоление голода, обычно это небольшое событие, и напрасно начальство думает, что служащие, особенно высшие должностные лица, вернутся вовремя на работу, тем более летом.

Потому-то доктор Крёгер, стоявший с развернутой газетой слева от входа в офис Второго бюро, все больше и больше терял терпение: его то и дело толкали чиновники, спешащие на обед. Он должен был во что бы то ни стало увидеть Клода Моро, и чем скорее, тем лучше. Творение его рук, Гарри Лэтем, вошел в опасную стадию: ему оставалось жить максимум два дня, сорок восемь часов, но даже за это нельзя было поручиться. Почти невыносимое напряжение доктора Крёгера объяснялось одним обстоятельством, скрытым им от начальства Братства: перед тем как мозг Лэтема отторгнет имплантат и разрушится, область вокруг места операции обесцветится, на ней появится участок ярко-красной сыпи величиной с блюдце. Поэтому тот, кто будет производить вскрытие, постарается выяснить, в чем дело. То, что заложено в ПТЧ для строго определенной цели, можно извлечь не только дистанционным управлением, но и другими способами.

Враги могут уничтожить Братство дозорных, раскрыть его тайны, выявить его глобальные цели. «MeinGott! — думал Крёгер. — Мы становимся жертвами собственного прогресса!» Вспомнив, что то же произошло и с атомным оружием, он понял, что его рассуждение банально.

А вот и Моро! Коренастый широкоплечий шеф Второго бюро вышел из здания и повернул направо. Он так спешил, что Крёгер почти бегом устремился за ним. Почти нагнав его, Крёгер воскликнул:

— Мсье, мсье! Вы что-то уронили!

— Pardon! — Шеф Второго бюро обернулся. — Вы, очевидно, ошиблись. Я ничего не ронял.

— Я уверен, что уронили именно вы, — продолжал по-французски хирург; — То ли пачку денег, то ли записную книжку. Какой-то человек поднял и убежал!

Моро быстро обшарил карманы, и его озабоченность сменилась явным облегчением.

— Вы все-таки ошиблись, -сказал он. — У меня все в порядке, но я вам очень признателен. В Париже много карманников.

— Как и в Мюнхене, мсье. Прошу меня простить, но Братство, к которому я принадлежу, настаивает на том, чтобы мы следовали христианским принципам взаимопомощи.

— А, христианское братство, это прекрасно. — Моро уставился на незнакомца. — Новый мост, сегодня в девять вечера, — добавил он, понизив голос. — На северной стороне.

Отражение луны было еле различимо в водах Сены; над рекой повис туман. Это означало, что вот-вот пойдет дождь. В отличие от большинства прохожих, которые спешили через мост, спасаясь от непогоды, двое мужчин неторопливо шли навстречу друг другу по северной пешеходной дорожке. Они встретились на середине моста; Моро заговорил первым:

— Вы упомянули о чем-то знакомом мне. Может, скажете яснее? — Сейчас не время для игр, мсье. Мы с вами в курсе дела. Случилось страшное.

—Это я понял, хотя узнал об этом только сегодня утром. Самое тревожное то, что моему Бюро этого не сообщили, и я не знаю почему. Не сболтнул ли лишнее кто-то из ваших курьеров?

— Это исключено! Сейчас наша задача, наша главнаязадача — найти американца Гарри Лэтема. Вы и представить себе не можете, как это важно. Известно, что посольство с помощью антинейцев скрывает его где-то в Париже. Мы должны его найти! Американская разведка, конечно же, информирует вас. Гдеон?

— Вы сейчас намекнули на то, о чем я не знаю, мсье... простите, как ваше имя? Я не разговариваю с незнакомыми людьми.

— Крёгер.Доктор Герхард Крёгер — звонок в Бонн подтвердит вам мой высокий статус!

— Очень впечатляет! И что же это за «высокий статус», доктор?

— Я — хирург, который... который спас жизнь Гарри Лэтему. И теперь мне необходимо его найти.

— Это вы уже сказали. Вам, конечно, сообщили, что его брата Дру убили ваши идиоты из группы ликвидаторов?

— Убили не того брата.

— Понятно. Значит, это былагруппа ликвидаторов, убийцы, едва вышедшие из шкоды, если они вообще ее посещали.

— Я не желаю слушать ваши оскорбления! — раздраженно воскликнул Крёгер. — Вообще-то вас не считают вполне надежными, так что советую не хитрить со мной. Вы знаете, что это чревато для вас дурными последствиями.

— Обойдусь и без вас: я человек богатый.

— Найдите нам Гарри Лэтема!

— Конечно, я постараюсь...

— Пожертвуйте этой ночью, проверьте все источники, какие только у вас есть: французов, американцев, англичан — всех.Узнайте, где они спрятали Гарри Лэтема! Я — в «Лютеции», номер восемьсот.

— Верхний этаж. Значит, вы важная птица.

— Я не засну, пока вы не позвоните.

— Это глупо, доктор. Вы, как врач, должны знать, что недосыпание нарушает ясность мысли. Но слова ваши так неопровержимы, а угрозы так убедительны, что заверяю вас, я постараюсь сделать для вас все.

— Sehr gut![75]— сказал Крёгер. — Теперь я расстанусь с вами. Постарайтесь не разочаровывать ни меня, ни Братство — вы знаете, чем это чревато.

— Да.

Крёгер вскоре скрылся в тумане, а Клод Моро медленно пошел к стоянке такси на левом берегу. Ему предстояло подумать о самых разных вещах, в частности и о том, есть ли во Втором бюро канал непрослушиваемой связи. Слишком многое от него ускользало.

В 7.42 утра по вашингтонскому времени Уэсли Соренсон вошел в свой кабинет в отделе консульских операций; кроме него там была только секретарша.

— Все сообщения, поступившие за ночь, у вас на столе, сэр, — сказала она.

— Спасибо, Джинни. Надеюсь, ты записываешь себе сверхурочные. Никто не приходит сюда раньше половины девятого.

— Когда у меня болеют дети, вы относитесь к этому с пониманием, так что не думайте об этом, господин директор. К тому же я успеваю все разложить до появления ваших подчиненных.