Базар житейской суеты. Часть 3 - Уильям Теккерей

— На мой взглядъ, сэръ, говорилъ Томъ Ифсъ, у насъ въ Англіи, къ разстройству семейнаго благополучія всего болѣе содѣйствуетъ система майоратства. Благодаря этой системѣ, вы должны знать, сэръ, что старшій братъ у насъ, въ Англіи, смотритъ на младшихъ членовъ какъ на своихъ естественныхъ враговъ, которые лишаютъ его наличныхъ денегъ, принадлежащихъ ему по праву первородства. Я часто слыхалъ, какъ Георгъ Макъ-Туркъ; старшій братъ лорда Баязета, говорилъ, что, еслибъ отъ него зависѣли окончательныя распоряженія при вступленіи въ наслѣдство, онъ поступилъ бы въ этомъ случаѣ по примѣру султановъ или шаховъ, которые, какъ всему свѣту извѣстно, не знаютъ никакихъ церемоній со своими младшими братьями. И повѣрьте мнѣ, почтемннѣйшій, всѣ наши милорды сформированы на одинъ покрой. Каждый изъ нихъ, болѣе или менѣе, Турокъ въ своемъ сердцѣ. Они знаютъ свѣтъ, какъ свои пять пальцевъ.

Въ эту минуту прошелъ мимо насъ какой-то великій человѣкъ. Томъ Ифсъ нечаянно уронилъ свою шляпу и опрометью бросился впередъ, чтобъ улыбнуться и засвидѣтельствовать глубокое почтеніе великому человѣку; это служило нагляднымъ доказательствомъ, что и онъ, Томъ Ифсъ, недурно знаетъ свѣтъ и отношенія людскія. И откладывая въ безопасное мѣсто каждый шиллингъ отъ своихъ доходовъ. Томъ не питаетъ никакой ненависти къ своимъ племянницамъ. Съ великими людьми онъ стоитъ тоже на деликатной ногѣ, и все его честолюбіе ограничивается весьма извинительнымъ желаніемъ позавтракать или пообѣдать съ ними.

Между маркизой Стейнъ и материнскимъ ея чувствомъ стояла несокрушимая баррьера, поставленная различіемъ вѣроисповѣданій. Самая любовь, которую она чувствовала къ дѣтямъ, только усиливала и раздражала нравственную борьбу и робость этой несчастной леди. Она не могла перевести своихъ дѣтей въ ту сферу, внѣ которой, по ея убѣжденію, не было спасенія. Ея мужъ былъ, повидимому, довольно равнодушенъ къ этому пункту. Когда сыновья были еще молоды, лордъ Стейнъ, великій казуистъ и любитель ученыхъ диспутовъ, иногда по вечерамъ сводилъ достопочтеннаго мистера Треля, наставника своихъ дѣтей и патера Моля, духовника своей жены, и съ удовольствіемъ сдушалъ ихъ ученую бесѣду.

— Такъ, Латимеръ! Хорошо сказано, Лойола! поперемѣнно кричалъ лордъ.

Онъ обѣщалъ выхлопотать епископское мѣста патеру Молю, если тотъ откажется отъ своихъ мнѣній, и перейдетъ къ англиканской церкви; и въ то же время онъ вызвался употребить все свое вліяніе, чтобы достать кардинальскую шапку достопочтенному Трелю, если тотъ сдѣлается ренегатомъ въ пользу папы. Оба теолога, однакожь, остались при своихъ мнѣніяхъ. Нѣжная мать надѣялась долгое время, что, по крайней мѣрѣ, младшій и любимый ея сынъ сойдется съ нею въ задушевныхъ вѣрованіяхъ, но не суждено было сбыться этой надеждѣ, и обманутая леди была потомъ убѣждена, что судьба наказываетъ ее за этотъ несчастпый бракъ, заключенный не по влеченію сердца.

Старшій сынъ этихъ блистательвыхъ супруговъ, милордъ Гигантъ, сочетался бракомъ, какъ извѣстно всѣмъ, заглядываювщимъ въ книгу пэровъ, съ леди Бланкой Сиссельвудъ, дочерью благороднаго дома Барикрисъ, о которомъ уже было упоминуто въ нашемъ достовѣрномъ разсказѣ. Для этой четы отведенъ былъ флигель въ Гигантскомъ домѣ, который продолжалъ состоять подъ главнымъ управленіемъ самого лорда. Но его сынъ и наслѣдникъ былъ постоянно въ разладѣ съ своей женой, рѣдко жилъ дома, кутилъ на пропалую, и занималъ деньги зажмуря глаза, надѣясь расплатиться съ кредиторами по смерти своего отца. Маркизъ, между-тѣмъ зналъ весьма подробно о долгахъ свосго сына, до послѣдняго шиллинга. Послѣ плачевной его кончины, всѣ обязательства наслѣдника перешли къ дѣтямъ его младшаго сына.

Такъ-какъ милордъ Гигантъ, къ великому своему прискорбію, и къ тайной радости отца, оказался бездѣтнымъ, то предстояла для фамиліи настоятельная необходимость вызвать младшаго сына, лорда Джорджа Гиганта изъ Вѣны, гдѣ онъ служилъ по дипломатической части, упражняясь преимущественно въ танцовальномъ искусствѣ. Вскорѣ по возвращеніи на родину, Джорджъ Гигантъ женился на высокородной Джанкѣ, единственной дочери Джона Джонса, перваго барона Гельвеллейна, представителя фирмы Джонса, Брауна и Робинзона, что на Иголочной улицѣ. Отъ этого брака произошло нѣсколько сыновей и дочерей, которыхъ подвиги и дѣянія не войдутъ въ нашу исторію.

Бракъ этотъ сначала былъ очень счастливъ, и обѣщалъ благотворныя послѣдствія для всего дома. Милордъ Джорджъ Гигантъ не только умѣлъ читать, но и писалъ довольно сносно, безъ грубѣйшихъ грамматическихъ ошибокъ. Онъ говорилъ по французскй очень бѣгло, и считался въ Европѣ первѣйшимъ вальсеромъ. Не было никакого сомнѣнія, что при такихъ блистательныхъ талантахъ, милордъ Джорджъ Гигантъ, оказавшійся послѣ смерти бездѣтнаго брата, единственнымъ наслѣдникомъ огромнаго богатства, достигнетъ на дипломатической дорогѣ почестей и славы. Миледи, его супруга, чувствовала особенную склонностъ къ наслажденіямъ великосвѣтской жизни, и огромное богатство доставляло ей средства давать блистательные балы въ большихъ европейскихъ городахъ, гдѣ супругъ ея долженъ былъ проживать по своимъ дипломатическимъ обязанностямъ. Стали поговаривать, что милордъ Гигантъ, въ скоромъ времени, будетъ сдѣланъ министромъ, и нѣкоторыя горячія головы держали заклады, что онъ получитъ назначеніе посланника въ одной изъ европейскихъ столицъ. Но вдругъ распространилась молва о необыкновенной выходкѣ и загадочномъ поведеніи секретаря британскаго посольства. Однажды, на большомъ дипломатическомъ обѣдѣ у посланника, милордъ Гигантъ опрометью вскочилъ съ своего мѣста, и не говоря дурнаго слова, закричалъ во всеуслышаніе, что, paté de foie gras былъ отравленъ. Затѣмъ черезъ нѣсколько времени онъ явился на балъ въ отель баварскаго посланника, съ обритой головой и въ капуцинскомъ платьѣ. Странности эти нѣкоторые хотѣли объяснить тѣмъ, что будто у посланннка былъ въ ту пору маскарадъ, но это несправедливо. Злые языки немедленно распространили слухъ, что эта выходка имѣетъ своимъ источникомъ обстоятельство бѣдственное, роковое. Съ его дѣдомъ случилась такая же исторія. Это ужь переходитъ изъ рода въ родъ.

Его жена, со всѣмъ семействомъ, воротилась въ Лондонъ, и для нея отвели помѣщеніе въ гигантскомъ домѣ. Лордъ Джорджъ оставилъ свою службу на европейскомъ континентѣ, и въ газетахъ появилось извѣстіе о назначеніи его въ Бразилію. Этому, однакожь, никто не вѣрилъ. Лордъ Джорджъ никогда не возвращался изъ бразильской экспедиціи, никогда не умиралъ тамъ, никогда не жилъ тамъ, никогда его и не было тамъ. Онъ нигдѣ не былъ, и вдругъ, такъ сказать, исчезъ съ лица обоихъ полушарій.

— Бразилія, какъ не такъ! гласила стоустая молва. — Знаемъ мы эту Бразилію… Она стоитъ одиноко и безмолвно въ Овиджойскомъ лѣсу. Ріо-Жанейро есть, съ позволенія сказать, не иное что, какъ жолтый домъ, окруженный четырьмя стѣнами. Лордъ Гигантъ сданъ съ рукъ на руки смотрителю этого дома, который надѣлъ на него широкій балахонъ извѣстнаго сорта.

Этимъ и окончилась каррьера лорда Гиганта на Базарѣ Житейской Суеты.

Два или три раза въ недѣлю, въ утренніе часы, бѣдная мать навѣщала своего несчастнаго сына въ домѣ съумасшедшихъ. Иногда онъ смѣялся надъ нею, и этотъ смѣхъ былъ печальнѣе всякихъ слезъ, въ другой разъ маркиза видѣла съ замираніемъ сердца, какъ этотъ блистательный денди и дипломатъ нянчился съ игрушками смотрительскихъ дѣтей, и забавлялся дѣтской куклой. Иногда лордъ Джорджъ узнавалъ свою мать и патера Моля, ея постояннаго собесѣдника и друга, но чаще всего онъ забывалъ и мать, и жену, и дѣтей, и любовь, и честолюбіе, и всю суету мірскую. Онъ помнилъ только свой обѣденный часъ, и обыкновенно проливалъ горькія слезы, когда слишкомъ мало вина подливали въ его воду.

Это была роковая порча крови, бѣдная мать получила ее въ наслѣдство отъ древнѣйшаго рода, и это фамильное несчастье повторялось нѣсколько разъ между предками ея отца. Мрачный отпечатокъ судьбы заклеймилъ теперь и знаменитую породу лорда Стейна…

Дѣти между-тѣмъ отсутствующаго милорда росли своимъ чередомъ, играли и рѣзвились, не предчувствуя и не гадая, что рука судьбы тяготѣетъ и надъ ними. Сперва они говорили безъ умолку о своемъ отцѣ, и строили воздушные замки относительно возвращенія его въ родимый край, потомъ имя живаго мертвеца рѣже и рѣже повторялось въ ихъ дѣтской болтовнѣ; наконецъ они совсѣмъ забыли, что былъ у нихъ отецъ. Но неутѣшная ихъ бабка трепетала при мысли, что внучата ея сдѣлаются современемъ наслѣдниками фамильнаго несчастья; со дня на день ожидала она, что страшное проклятіе разразится надъ кѣмъ-нибудь изъ нихъ.