Миланский вокзал - Якопо Де Микелис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только рефери подал знак, что можно возобновить бой, Гусман снова набросился на него. Он был уверен, что победа у него в кармане, он видел это и жаждал нанести нокаутирующий удар. Он был настолько уверен в себе, что уже не обращал особого внимания на свою защиту.
Меццанотте увидел, как Гусман набросился на него с уже заряженной правой рукой. Одна сторона его лица оказалась полностью раскрыта. Это был скорее инстинктивный рефлекс, чем осознанный жест: Рикардо нанес удар слева, который пришелся точно в щеку Тайсона из Джамбеллино. Скорее от неожиданности, чем от удара, южноамериканец на мгновение остался дезориентированным, и Меццанотте воспользовался этим, чтобы провести быструю серию ударов в голову.
Гусман не нашел другого способа вырваться, кроме как войти в клинч, что вынудило рефери вмешаться и разнять их. Оторвавшись от Меццанотте, латиноамериканец сделал резкое движение – которое могло показаться случайным, но Рикардо был уверен в обратном – и нанес удар головой в поврежденную бровь, от которого у Рикардо из глаз посыпались искры. Он поднес перчатку ко лбу, и когда снял ее, по ней стекала кровь. Рефери снова пришлось приостановить поединок, отправив Меццанотте в свой угол.
– Если кровь не перестанет течь, я остановлю бой, – предостерег он его.
– Это твой шанс выйти из этого поединка без позора, парень, – сказал его секундант, скептически осматривая сечку. – Никто тебе ничего не скажет, если матч закончится сейчас, потому что мы не смогли остановить кровь.
– Выбрось это из головы. Мне все равно, как ты это сделаешь, но останови гребаное кровотечение! – прорычал Меццанотте, рвавшийся обратно в бой.
Мужчина возился с его бровью, пока ему каким-то образом не удалось остановить кровь.
Теперь бой изменил свой характер: между двумя претендентами установился относительный баланс. Гусман стал более осторожным и держался настороже. Он настойчиво целился в сечку Рикардо не только кулаками, но и головой и локтями, и нанес несколько ударов ниже пояса. Меццанотте выразил протест рефери, который лишь пожал плечами. Не то чтобы это было удивительно: Гусман был боксером клуба, а руководил боем подчиненный Старика. Рикардо бросил взгляд в сторону своего бывшего тренера, который просто опустил взгляд. «Должно быть, у него действительно отчаянное желание отомстить мне, – подумал он, если он ставит на боксера, который, хотя и обещает много, попирает все ценности, которые всегда исповедовал Старик. Но и я тоже подтолкнул его к этому…»
Как бы то ни было, нарастающий гнев Меццанотте на жульничество противника послужил топливом, вывозящим его за пределы усталости и боли. Он возобновил прыжки вокруг Гусмана, так же свободно держась на ногах, как и в начале матча, и легко отражал его случайные атаки. Однако теперь, когда тот оставался плотно закрытым, ему тоже с трудом удавалось находить возможности для своих ударов. До конца боя оставалась еще целая минута, и Рикардо знал, что судьба поединка может измениться в любой момент, если Гусман нанесет один из своих смертоносных хуков, – и тогда для него все будет кончено.
Ему нужно было найти способ изменить ситуацию, но он не понимал, как это сделать, пока кое-что не заметил. Гусман часто повторял одну и ту же комбинацию – серия ударов по корпусу, за которой следовал левый джеб в голову, открывающий путь правому хуку, удару, который у него обладал сокрушительной силой, но не был технически безупречным, слишком широким – и на долю секунды раскрывался. Вот тут Меццанотте, двинувшись вперед, мог бы проскользнуть в эту щель. Однако для этого требовался идеальный момент. Прежде всего нужно было, чтобы Гусман выполнил именно эту комбинацию, а не другую. В противном случае Рикардо мог бы крепко нарваться.
Вскоре ему представилась такая возможность. Он даже не вздрогнул, когда Гусман нанес ему несколько ударов в живот, просто напружинив брюшные мышцы. Затем наклонился, пропуская удар противника над своей головой – и наконец взвился вверх, выбросив апперкот справа; в него он вложил всю силу, на которую только был способен. Его перчатка, как молоток, обрушилась на челюсть соперника, выбив у него изо рта капу.
Теряя сознание, Гусман попятился назад. Он бы упал, если б его не удержали канаты. Это был нокаутирующий удар, и Меццанотте мог бы остановиться, должен был это сделать – но не сделал. В слепой ярости, подпитываемый всем тем гневом, который он накопил не только за этот день, но и за недели и месяцы до этого, Рикардо бил его снова и снова. Он лишь смутно слышал «Неееет!!!», выкрикнутое Стариком во весь голос, когда нанес последний страшный удар в висок Гусмана, после которого тот упал, как изломанная марионетка.
Меццанотте наблюдал за последовавшими за этим безумными сценами, словно очнувшись от долгого сна. Старик и другие бросились в ринг, толпясь вокруг Гусмана, лежавшего без сознания на полу. Возникла большая суматоха; голоса перекрывали друг друга, все куда-то понеслось. Боец не приходил в себя. Кто-то делал ему массаж сердца и искусственное дыхание, пока вызывали «скорую помощь». Только после того, как, к всеобщему облегчению, он снова открыл глаза, подавая признаки жизни, пожилой тренер поднял растерянный и гневный взгляд на Меццанотте.
– Ты и так уже победил; что, тебе нужно было убить его? Убирайся отсюда! Уходи! Ты слышал меня? Ты мне здесь больше не нужен, убирайся!
В этот момент до Рикардо с ужасом дошло, что он натворил. Он тут же пожалел об этом – и отдал бы все, чтобы загладить свою вину, – но было уже слишком поздно.
Каким бы крутым он ни был, Гусман не успел бы восстановиться перед своим турниром в Германии. Но дело было не только в этом – Рикардо знал это так же хорошо, как и Старик. Есть поражения, от которых невозможно оправиться, которые ломают что-то внутри тебя. Карьера Гусмана была закончена. Меццанотте только что разрушил мечты своего бывшего тренера о славе. В очередной раз…
Он поспешно собрал свои вещи и сбежал, преследуемый прерывающимся голосом Старика, проклинающего его. Перед выходом из спортзала обернулся в последний раз. Никогда больше он не переступит порог «Спартака».
*
