Решала - Дмитрий Валерьевич Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чёрт, мои трико Мишке малы», — понял я, увидев отвисшую Катькину челюсть.
А нехило обломают мужики девушек! Ведь у Ильи Ленка есть, и её папа (кого больше опасается мой друг, я судить не берусь). Насчет отца Михаила — не знаю, но, по-моему, тому вообще жениться нельзя. Хотя тут могу ошибаться.
— Толя, ты нас представишь своим друзьям? — проворковала Катя, кивая на работающих в огороде гостей.
— Да какие это друзья? Нанял двух алкашей за бутылку огород перекопать, — шучу я. — Идём в дом торт есть!
Экий я свинота! Удалось на миг смутить девушек. У Катьки вид как у ребёнка, который уронил пирожное на землю и сейчас стоит и раздумывает — поднимать ли его?
— Шутит отрок! — басом молвил Михаил, испортив моё цирковое представление. — Гости мы его, помогаем по доброй воле, а не за бутылку зелья дурманистого.
— Ой, я так и поняла, — сказала Катька, на всякий случай пряча бутылки за спину. — А почему вы сказали «отрок»?
Вот она уже и кокетничает! Её сестра, которая как бы за мной бегает, смотрит на Катю без симпатии. Завидует?
— Потому что он поп! Ему жениться нельзя! — решаю обломить Риткину сестрицу я.
— Не может быть! — ахнули девочки в унисон...
— Не совсем так, я пока не принял ни диаконского, ни священнического сана, и жениться мне можно. Другое дело, тогда мне будет закрыт путь в монашество. А если я решу быть батюшкой в церкви, то мне жениться, наоборот, обязательно, — степенно поясняет Михаил.
На огород упала густая как кисель тишина. Девочки задумались, а Илья с Михаилом продолжили свои сельхозработы.
Минут через сорок мы уже сидим на веранде и пьём чай. А Катька не унимается:
— Вот у одной моей подруги знакомый имеется — иеромонах. Она интересуется, есть ли у него возможность перейти в белое духовенство?
Врет насчёт подруги.
— Такой возможности у него нет. Если человек оставит монашество, то непременно последует запрет и на священнослужение — скорее всего, он будет лишен сана. Тогда этот человек не сможет больше быть священником, ни «белым», ни «черным». По церковным канонам монах, оставивший свои обеты, лишается даже христианского погребения и отпевания, это вменяется в самоубийство! Вот, например, среди священников по обоюдному согласию и если дети уже взрослые, возможен развод и принятие монашества, а из монашества обратного пути уже нет!
Сидим припухшие, а отец Михаил продолжает:
— Я надеюсь, что ваша подруга не влюбилась в этого человека?.. Лучше пусть оставит эти глупости, потому что счастья с таким человеком быть не может, да и страшные последствия отречения от Господа, а отречение от монашества именно так и трактуется, непременно скажутся в первую очередь на детях, и на вас. Да и о Царстве Небесном при этом можно уже и не мечтать — прямая дорога в ад, без исключений. Если подобное искушение пришло, то постарайтесь прервать все отношения с таким человеком, молитесь, просите у Бога помощи в преодолении этого дьявольского соблазна, так как это именно соблазн, а не Божий дар любви.
Тут меня задело то, какими глазами мои подружки смотрят на смазливых гостей. И я решаю дать бой.
— А на кой вообще монахом быть? Это такой геморрой!
— Не стоит бояться трудностей, которые посылает нам Господь на нашем пути...
— При чём тут Господь? — прерываю я. — Ты сам идёшь в монахи. Ладно, там, на войне, ты был ранен, и хозяйство твоё тебе отрезали, то да — эти трудности тебе посланы. А если ты сам идёшь за ними, то в чём доблесть их преодоления?
— Ничего мне не ... Ничего я не ранен! — взревел, покраснев, отец Михаил, а Илюха заржал.
— Ну, выколи себе глаза и ходи слепой, преодолевая трудности. Хотя я слышал, так и делали верующие фанатики.
— То секты да старообрядцы! Что ты путаешь...
— Ой, мальчики, не будем спорить! — решительно прекратила балаган Ритка.
А я бы ещё покуражился. Но, мне кажется, вместо отпора религиозной пропаганде я поспособствовал сближению Михаила и Кати. После обеда они уехали вместе в какой-то местный храм, а я отправился на тренировку. Ритка от моих рук увертывалась, а выглядела как всегда обольстительно. Может, я зря Илью и свою уже бывшую, как мне кажется, любовницу одних оставил? Но Илья божился, что не все дела по Ленкиному списку переделал, а Ритка, увидев Няма, загорелась создать тому приличные условия жизни, а не «вот этот вонючий сарай».
— Мощно работаешь! Молодец! — хвалит меня тренер.
А я всего лишь иду по пути Челентано в одном известном фильме — колю дрова. Если образно сказать.
— Уже известны два участника в твоём весе — спортсмены из других стран, — после тренировки, заполняя какой-то журнал, делится информацией Леонидыч.
— И кто? — равнодушно спрашиваю я.
— Из Польши твой ровесник Дыдык какой-то и кубинец один.
— Да шут с ними.
— Если будешь пахать как сегодня, то тебе никто не страшен, — признал тренер.
Пригласить, что ли, Ритку, пожить у себя дома до олимпиады? А вдруг уговорю?
Михаил вернулся только вечером и задумчивый.
— Понравилась мне девушка. Честная, умная, красивая, — признался он.
— Ещё и циничная, — добавил я.
— Это детское, напускное! — отмахнулся Михаил. — Израстётся.
Утром отвез его в аэропорт, а сам поехал на работу. Неожиданность — нет на рабочем месте моей секретарши, и не звонила она, чтобы предупредить или отпроситься. Ну, не ехать же в общагу за ней? Аня живёт по-прежнему там, но я уже выбил для своей сотрудницы жильё от горисполкома на улице Железнодорожников.
— Да, наделали дел телевизионщики — уже три дня Сахалин митингует. Третьякова, ясное дело, снимут, но как людей успокоить? — озабоченно сообщил мне Власов, когда я позвонил ему на работу утром, по московскому времени. — Вот ещё, кроме Сахалина, вчера в Степанакерте забастовку объявили!
— Забастовку? — попугаем повторяю я.
— Забастовку! И знаешь из-за чего? Из-за слухов о том, что член Политбюро ЦК КПСС Лигачёв, будучи в Баку, заявил, что вопрос
