Сборник " " - Александр Громов

Ударило в темя – словно хотел распрямиться и нашел макушкой низкий потолок. Вот, значит, как… А ведь верно, понял вдруг Леон, все так и было, Кирейн не солгал, и нельзя винить в предательстве Умнейшего, всегда думавшего о людях и никогда – о человеке. Таков уж он есть.

Как будто второй раз Леон падал на лес в «летающем крыле» – и вот он снова сидит на земле, разбитый и ничтожный, и снова, как тогда, терпит боль… Но ту боль можно было вытерпеть.

Кирейн жадно досасывал остатки Тихой Радости, скворчал и булькал.

– А этот Астил – какой он? – спросил Леон, глотая комок.

– Астил-то? – Кирейн наморщил лоб, с трудом оторвавшись от фляги. – Как тебе сказать… Крупный такой, кряжистый. И не скажешь, что южанин. Решительный очень. С Умнейшим советуется, уважает его… Рифму на «Астил» не подскажешь? Тут у меня, кроме «убил», ничего не выдумывается, так ведь не убил он покамест Железного Зверя, только собирается. Опять же, глагольная рифма…

– Вчерась решительный Астил Леона враз освободил, – злобно процедил Леон.

– Погоди, погоди, – встрепенулся Кирейн. – Дай запишу.

Чуть только адъютант, посланный с пустяковым поручением, вышел за дверь, Леон вернулся к прерванному занятию. Из-под завалов на столе он добыл хитро сложенный лист пчелиной бумаги, критически осмотрел его, вздохнул и решил начать сначала.

Он развернул лист и тщательно разгладил места сгибов. Затем начал складывать лист заново, прикидывая в уме расстояния и углы. Дело двигалось. Через несколько минут обозначились бумажные лапы, затем куцый хвост. Труднее было с головой. За несколько последних дней Леону уже удалось сложить из бумаги рыбу, птицу-свинью, свеклобаб и дракона. Никак не удавался лишь совиный страус.

Леон уронил недоделанную игрушку на пол и стал смотреть в окно. Там не происходило ничего интересного.

Он выжил. Он вернулся. Изменило ли это хоть что-нибудь?

Первые дни по возвращении прошли иначе: сначала поездки по ближайшим окрестностям, потом по не самым ближайшим. Крики. Цветы. Стихийные митинги. Огромные толпы плачущих от радости людей, и у самого – комок в горле от волнения и трудно говорить…

Было. Кончилось. Надоело. И вот теперь он сидит в занятой им комнатке в крайнем штабном доме и делает вид, что всецело поглощен работой.

Просители? Некогда. В шею. Ходатаи из разных мест со слезными просьбами направить мобилизованных на защиту их родимых ничтожных деревень? Туда же ходатаев. Жалобщики: Полидевк опять превысил полномочия. Этих стоит выслушать с сочувственным вниманием и что-нибудь пообещать. Старик Исмен, знаменитейший на Просторе жизнезнатец, описавший сто тысяч видов летающих насекомых, просит принять по важному делу? Отказать без объяснения причин. Пусть жизнезнатец сам разбирается, кому теперь лобызать пятки, умоляя пощадить драгоценный ареал той или иной букашки. Депутация сельских старшин прибыла из какой-то дальней, забытой Нимбом деревеньки поздравить Великого Стрелка с избавлением от плена? Спохватились. Наступи дракону на хвост – он через неделю вякнет. Некогда выслушивать старичье, наследников прежних Хранительниц. Пусть их примет Парис, коли найдет время.

Один день походил на другой, как два слизнивца на одной ветке. По-прежнему ежедневно с оборудованных под аэродромы полян взмывали в воздух самолеты, брали курс на юг и, вывалив там бомбовый груз, опустошив диски и ленты перегретых пулеметов, возвращались назад. Иногда какая-нибудь машина бесследно исчезала над лесом, и в большинстве случаев невозможно было определить, что являлось тому причиной: поломка? встреча с пролетевшим вне графика заурядом-Б? Но в целом воздушный коридор между зонами Леона и Астила держался устойчиво. С полсотни ремесленников-южан обучались у наследников Аконтия секретам оружейного дела. Сам Астил больше времени проводил в зоне Леона, нежели в своей. Ему здесь явно нравилось.

Преемник Аконтия от встречи с Леоном уклонился. Брюхоногий Полидевк уделил беседе ровно столько внимания, чтобы наглость его адъютантов вполне дошла до сознания Леона. И говорил, будто с погорелым родственником, выскочка! Парис же, ядовитый скорпий, отбросив в сторону обычный сарказм и дребезжащие смешки, по-видимому, совершенно серьезно предложил ему подумать о месте своего заместителя.

Ему! Леону!

Умнейший, возражая Парису, сплел витиеватый словесный клубок, из которого никто, кроме Леона, ничего не понял, а Леон понял одно: двоевластие недопустимо, однако смена вождя должна происходить постепенно – не быстрее, чем новая информация усваивается людьми и становится привычной, как воздух или рабочий паек.

Не допустили его и осмотреть взятый в бою десинтор. Знакомый оружейник мучительно тщился объяснить, показывая руками: «Такая чудная штуковина, вроде гузки летяги, только твердая и побольше, сверху вот такая нашлепка, вся в дырьях, а сбоку зажим…» – но человечную просьбу Леона допустить его к осмотру решительно отклонил, сославшись на категорический приказ.

Приказ исходил от Астила и был подтвержден Умнейшим.

Астил оказался в точности таким, как его описал Кирейн, – крупным мужчиной средних лет с властной осанкой и открытым лицом. В нем клокотала бездна энергии, какой-то вулкан, извергающаяся Голь Покатая. При первой встрече он обнял Леона так, что у того затрещали ребра, гулко стукнул ладонью по спине, смеялся, шутил, был весел и разговорчив, не возражал против присутствия Леона на штабных совещаниях, даже настаивал на этом, немедленно отменил в отношении него свой приказ о десинторе, легко, словно играючи, отдавал дельные распоряжения – но если что-то шло не так, как ему хотелось, Астил мгновенно преображался. В такие минуты он становился очень немногословным, но каждое его слово било, как молот, выдержать его взгляд не удавалось никому, и адъютанты вылетали от него, как ошпаренные.

Рядом с ним Леон чувствовал себя маленьким и жалким.

Он убивал время, мотаясь по производственным площадкам, и сам прекрасно понимал, что только убивает время. Мастера и без его указаний прекрасно знали, что им делать; мало того – среди них попадались дерзкие, осмеливающиеся просить его не мешать работе! Скрепя сердце приходилось признать: Астил прирожденный организатор. Производство оружия не сократилось, а выросло, несмотря на каждодневные нападения заурядов, и в этом – его заслуга. За то время, что Леон маялся в плену у зверопоклонников, здесь перешли на изготовление спаренных зениток, выплевывающих разрывные снаряды едва ли не быстрее пулемета! Иные из них, поставленные на гусеницы, выглядели настоящими железными зверями и умели ползать быстрее «Разъяренного Дракона», причем с меньшим дребезгом, и вонь выхлопа не донимала экипаж.

Пусть приказы все еще отдаются от имени Леона – скоро это пройдет, как проходит все на свете. Нет промахов, которые можно было бы поставить Астилу в вину. То, что та или иная рабочая площадка время от времени подвергается разгрому с воздуха – нормально, на то и война. Руины восстанавливают, раненых лечат. И даже если специально задаться благой целью придраться к чему-нибудь, все равно ничего не выйдет: Умнейший защитит нового любимца.

Леон испытал это в первые же дни, когда узнал, что пещерный лабиринт в горах – тот самый, где Умнейший искал когда-то неживое Зло и где погиб Хранитель Столицы – осушен, соединен пробитыми в скале туннелями с двумя другими пещерами, избавлен от старого неработающего железа, снабжен какими-то неудобопонятными воздушными фильтрами и оборудован под размещение завода. Мало того: пещеру продолжали расширять, намереваясь устроить в ней лагерь для рабочих на пять тысяч человек!

– Драконий хвост! Кто приказал?

– Считай, что это наш общий приказ, – вяло отреагировал Умнейший. – Астила, мой и твой. И не шуми на весь штаб, ты не на площади.

– Я не отдавал такого приказа!

– Прости, у меня не было времени тебя уговаривать. Хорошенько подумай и согласись с нами. Помнишь, я говорил, что мы еще вернемся в эту пещеру? Уже тогда было ясно, что рано или поздно нас загонят под землю. Даже если нам удастся уничтожить один-два автоном-очистителя, принципиально это ничего не изменит. Просто борьба вступит в новую фазу. Не на пять тысяч человек надо строить убежище, а на пятьдесят, и мы, если успеем, построим.

– Они там с голоду передохнут!

– Умрут, с твоего позволения. А ты бы хотел, чтобы они умерли сытыми и на поверхности? Не беспокойся, у нас есть кое-какие запасы, притом забьем тягловых драконов, да и в самой пещере можно грибы разводить. Затопить несколько залов – еще и рыба будет. Досыта не поедят, зато живы останутся. Надо же кому-то на первых порах остаться в живых. Между прочим, ты не хочешь возглавить работы? Инженеры там есть, а вот общее руководство… – Умнейший развел руками. – Приказывать тебе я не могу, а вот если бы ты добровольно… Нет? Жаль.