Изнанка неба - Гэвин Лайл

Я слегка перекрыл дроссели. Потеря мощности не сразу стала заметна, и самолет опустил нос несколько позже, чем мне ожидалось, а ее увеличение тоже не вернуло его в прежне положение. Машина реагировала на любые действия с некоторым опозданием. В следующий раз меня на этом не поймаешь.

Кен оторвался от своих расчетов.

– Зачем ты его раскачиваешь?

Я снова начал плавно набирать высоту, а он склонился над картой.

Через пару минут мой приятель наконец закончил свои вычисления.

– Наш курс должен быть шестьдесят восемь градусов. Ветер дует с берега, значит пока мы не окажемся через несколько минут над морем, переходи на курс семьдесят один градус.

С моей стороны возражений не последовало, но пока еще оставались сомнения в способности "Пьяджио" держать курс в пределах одного градуса, так что я продолжал держать прежние семьдесят.

– Если нам не удастся во время полета получить радиопеленг, то мы заблудимся, несмотря ни на какие расчеты.

– А ты реалист, – ухмыльнулся Китсон. Похоже теперь он немного расслабился. Напряженное ожидание моих ошибок на взлете сильно действовало ему на нервы. Я тоже был не в своей тарелке: впервые мне приходилось играть роль первого пилота в компании Кена. И я был уверен, что мне это нравится.

– Как тебе нравится машина? – спросил он.

– Отличная вещь. Как только у меня появятся лишние тридцать пять тысяч фунтов, сразу куплю себе такую же.

– Можешь держать курс шестьдесят восемь градусов еще три с лишним часа, а потом постараешься определить наши координаты. Вот сейчас ты отклонился на четыре градуса.

И это было правдой. Я вернул "Пьяджио" на прежний курс. Китсон пришпилил к держателю вторую, уже крупномасштабную карту и стал переносить на нее наш маршрут. В пять часов тридцать семь минут мы достигли высоты в десять тысяч футов и вышли на крейсерскую скорость сто восемьдесят узлов.

29

Звезды на ночном куполе неба несколько потускнели, и на горизонте стала появляться синева. Теплая и уютная кабина самолета навевала дремоту, а местное освещение напоминало о пылающем огне в камине. Мы утонули в больших кожаных креслах с автономной подачей теплого воздуха с потолка кабины.

– Хочешь кофе? – оживился мой приятель.

Я сонно посмотрел на него. Мне конечно хотелось бы тихо уснуть, но если это было не в моих интересах, то лучшего средства чем кофе просто не найти.

– Да, – с готовностью отозвался я. – А что в оборудование этого самолета входит еще и стюардесса?

– Просто электрический кофейник, – он поднялся с кресла и отправился в хвостовую часть самолета.

А мне нужно было выпрямиться в кресле, постараться настроить радиопередатчик на авиабазу "Уилас" и включить радиокомпас.

Я все еще ожидал от них проявления признаков жизни, как появился Китсон. В руке у него был кофейник и две кружки. Потом он поставил кофейник на цоколь панели приборов контроля двигателя, выдвинул из подлокотников кресел две серебряных подставки и поставил в них кружки.

– У нас кончился сахар. Так что тебе придется довольствоваться горьковатым черным кофе.

В эфире неожиданно прорезалась авиабаза "Уилас", которая кому-то передавала, что давление в приземном слое атмосферы тысяча восемнадцать миллибар, а ему предстоит сделать еще один круг, и на земле его будут ждать яичница с ветчиной. Ничего не поделаешь. Жизнь военных летчиков полна трудностей и лишений.

Я снял показания с радиокомпаса – двести пятьдесят восемь градусов, и Кен нанес их на карту.

– Послушай, парень, это означает, что ты оказался в трех-четырех милях севернее первоначального маршрута. С другой стороны, ветер скорее всего начинает менять направление. Оставайся на прежнем курсе, и посмотрим, к чему это приведет.

– Идет, – я сделал пару глотков кофе и почувствовал, как душа снова возвращается в мое тело. Небо уже стало синего цвета с голубой полоской на горизонте. Кен изогнулся, чтобы ему было удобнее дотянуться до кружки с кофе.

– Как рука? – поинтересовался я.

– Почти сносно, – он осторожно откинулся в кресле и выпил немного кофе. Я снова вернулся к поискам в эфире, но там царило сонное молчание.

– А вот и оно, – раздался через несколько минут спокойный голос Кена.

Я оторвался от своих манипуляций и заметил как на горизонте показался краешек солнечного диска, небо вокруг него стало белесым и безжизненным. На горизонте не было ни одной тучки, ни облачка, и солнечные лучи беспрепятственно устремились ввысь.

На моем лице появилась гримаса неудовольствия, наша уютная кабина теперь казалась мне крошечным и унылым островком в океане солнечного света. Китсон подался вперед и выключил подсветку приборов. Море темной массой лежало в десяти тысячах футов под нами.

Мой приятель посмотрел на часы.

– Когда мы сможем получить метеосводку?

– Скоро будем в районе Мальты. Но нам вряд ли удастся выяснить что-нибудь про погоду над Грецией. Так что придется подождать, пока не окажемся в пределах досягаемости Афин.

Он кивнул, а я снова начал вертеть ручку настройки радиопередатчика.

Солнечный диск уже показался над горизонтом, осыпая гребни волн золотыми искрами, а потом собрался с силами и залил все пространство океаном света. Мы с Китсоном молча наблюдали за происходящим.

Мне, наконец, удалось поймать радиопередачу с Луги на Мальте, а тут еще и вполне устойчивый перекрестный сигнал с авиабазы "Уилас".

Мы по-прежнему держались севернее расчетного курса и уже преодолели больше ста миль. Несмотря на некоторые огрехи в моем пилотировании, это говорило о наличии ветра скоростью около двадцати узлов с направлением в двести двадцать градусов. Я не возражал бы иметь ветер и посильнее. Все это указывало на то, что штормовой фронт еще оставался далеко впереди.

– Хочешь еще кофе? – спросил Кен, поднимаясь с кресла.

Я посмотрел на него. Его лицо в лучах утреннего солнца выглядело несколько бледноватым. Ему пожалуй вообще не стоило пить кофе, а лучше успокоить нервы, расслабится и заснуть. Пулевое ранение не такая штука, чтобы бесследно пройти от таблетки аспирина и глотка виски.

– Пока не нужно, спасибо.

– Мне хочется прилечь где-нибудь в салоне. Не могу дремать в кабине: все время продолжаю следить за этими чертовыми приборами, – сказал он и отправился поклевать носом на кресле по правому борту самолета, осторожно разместив на груди свою левую руку.

Я дал дифферент на нос, чтобы уравновесить тяжесть его тела, откинулся в кресле и закурил. Делать было особенно нечего: "Пьяджио" не оборудован автопилотом, но атмосфера за бортом самолета была спокойна и прозрачна как стекло.