Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс

Однако греки, мудрые врачеватели души, знали не только лекарство от любовного недуга, но и каким образом эта отрава души воздействует на организм и поселяется в нем.

Воротами проникновения этой bacillus eroticus, переносчиком этой любовной заразы, по их мнению, были глаза. «Непреодолимо, – говорит Софокл, – очарование глаз невесты, в которые богиня Афродита вложила свое очарование». У Еврипида сказано (Ипполит, 525): «О Эрот! О Эрот! / На кого ополчился ты, / Тем глаза желаньем туманит, / В сердце сладкая нега льется…»[88], а Пиндар начинает свою песнь (Немейские песни, viii, 1): «Державная Юность, / Вестница амвросических нег Афродиты, / Ты живешь на ресницах отроков и дев, / Одного ты вверяешь ласковым ладоням Судьбы, / Другого – жестким»[89].

Эсхил (Агамемнон, 744) говорит: «А глаза – луч огневых стрел, / Что Эрот спускает с лука…»[90], а в другом месте – о глазах девушки, которые «испускают магические стрелы».

Наконец, Ахилл Татий говорит: «Красота, ослепившая глаза и проникшая в душу, ранит больнее стрелы».

Щеки девушки, вспыхнувшие стыдливым румянцем, пробуждают в мужчине любовь, как прекрасно сказал Софокл в «Антигоне», «Эрот наблюдает за нежными щечками девушки» или Фриних – «на ее пурпурных щеках пляшет пламя любви». Когда девушка, по выражению Симонида, «испускает голос из розового рта», тогда возлюбленный покорен, и когда, по словам Аристофана (Лисистрата, 551), «когда убеждающий сладко Эрот и Киприда, рожденная морем, / Золотую тоску в наши груди вдохнет и расплавят желаньями члены / И упругую силу мужам подарит и протянет их руки к объятьям, / Вот тогда назовут нас Эллады сыны разрешительницами сражений»[91], – тогда сопротивление бесполезно и они готовятся к любовным играм.

Губы прижаты к губам, влюбленные в долгом нежном объятии, губы открыты, а языки ласкают друг друга, руки юноши держат грудь и ласкают выпуклости яблок; за поцелуями следуют нежные покусывания, особенно в области плеч и груди, после чего юноша поспешно срывает одежды с любимой. Задолго до этого он уже освободил ее от пояса; теперь он тащит драгоценную добычу к ложу, украшенному цветами, и после многочисленных взаимных проявлений нежности и ласковых слов приносит жертву любви.

Разумеется, любовная игра описывает лишь типичные ее проявления; в действительности у древних греков формы ее проявления были бесконечны.

Среди поцелуев так называемые поцелуи с участием рук пользовались особенной популярностью. «Возьми меня за уши и дай мне поцелуй», – говорится в комедии Евника. Само название и действие восходят к детству, когда ребенка брали за уши и целовали его, а он должен был держать за уши целующего.

Также популярны были поцелуи в плечи или в грудь, как это видно из многих отрывков элегий и других лирических стихотворений.

Античная литература и искусство создали целый культ из женской груди. Ничто так не отражает неравнодушия греков к этой части женского тела, как известный рассказ о Фрине и ее защитнике Гипериде. Фрину обвиняют в серьезном преступлении; собирается суд; приходят к тому, что греховодницу надо осудить. Тогда Гиперид срывает с нее одежды и выставляет напоказ ее прелести; чувство прекрасного берет над судьями верх, они не могут осудить обладательницу такой груди. Можно еще вспомнить, что было сказано прежде о Менелае, который при виде обнаженной груди Елены забыл об измене и простил ее.

Восхищение мужчин подобными прелестями отражено в греческой литературе и произведениях искусства. Если собрать все отрывки, посвященные красоте этой части женского тела, можно было бы написать отдельный том о почтительности, с какой она оценивалась, и о том, какое она доставляла удовольствие мужскому взгляду и в каких нежных и ласковых выражениях она описывалась.

Во всяком случае, здесь можно привести некоторые отрывки. Нонн называет «яблочки» женской груди «мечущими стрелы». У того же автора мы читаем о том, как возлюбленный «сжимает тяжелые округлости груди» или как Дионис «подносит руку к груди девушки, стоящей перед ним, и затем, как бы случайно, касается выпуклости на ее одежде, и когда ощущает тяжесть ее груди, рука бога, помешанного на женской любви, начинает дрожать». В другом месте того же стихотворения: «Как награду я беру в руки два яблока, которые подобны близнецам, выросшим на одной ветке». У Феокрита девушка спрашивает: зачем ты трогаешь мою грудь, а Дафнис отвечает, что хочет в первый раз испробовать вкус ее яблок. Аристофан: «До чего ж хороши округлости твоих грудей!»[92]

Сцену раздевания и стыдливого сопротивления девушки приведем из Овидия: «Легкую ткань я сорвал, хоть, тонкая, мало мешала, – / Скромница из-за нее все же боролась со мной. / Только сражалась, как те, кто своей не желают победы, / Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда. / И показалась она перед взором моим обнаженной… / Мне в безупречной красе тело явилось ее. / Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался! / Как были груди полны – только б их страстно сжимать! / Как был гладок живот под ее совершенною грудью! / Стан так пышен и прям, юное крепко бедро! / Стоит ли перечислять?.. Все было восторга достойно. / Тело нагое ее я к своему прижимал… О, проходили бы так чаще полудни мои!»[93] Далее Овидий повторяет: «Ежели будет бороться и ежели скажет: «Негодный!» – / Знай: не своей, а твоей хочет победы в борьбе»[94].

Здесь также можно упомянуть две эпиграммы из «Палатинской антологии» (Филодема и Диоскорида), которые мы уже приводили в другом контексте.

Для эротического и наиболее интимного контакта использовали по преимуществу левую руку. Так, например, у Овидия: «Стоило б мне пожелать коснуться грудей у любимой / Или под платье ее левой проникнуть рукой»[95].

Глава II

Мастурбация

Наиболее обычной и самой значительной подменой любовного контакта было самоудовлетворение, или онанизм[96], выражение, как бы фальшиво оно ни было, все же общепринятое, поскольку другое определение, предложенное Хиршфельдом, не стало общераспространенным.

Онанизм играл в греческой культуре столь важную роль, что его невозможно обойти молчанием. Среди греков он не считался пороком, как у нас; и поскольку относился к области секса, у них не было предубежденности против мастурбации, как в наши дни. Они полагали, что он может служить заменой, которую предоставляет сама природа, чтобы предотвратить сексуальное недомогание и избежать тысячи неприятных последствий – случайной беременности, заключения под стражу или самоубийства. Онанизм был в Греции заменой сексуального удовлетворения и практиковался мужчинами, лишенными возможности поддерживать сексуальные сношения, что подтверждается многими авторами[97].

Учитывая огромное распространение онанизма в Древней Греции, легко понять, что эти сцены часто запечатлялись на предметах пластического искусства и вазовой росписи. Например, Королевский музей в Брюсселе располагает кубком, на котором изображен юноша в венке за этим занятием.

Если самоудовлетворение женщин не часто обсуждалось в древнегреческой литературе и гораздо меньше упоминалось в этой связи о женщинах и девушках, то это объясняется не тем, будто бы они меньше этим занимались, но тем, что о женщинах вообще реже упоминали в литературе. Многие отрывки из произведений древних авторов рассказывают о загадочном поведении греческих девушек. Они подтверждают лишь то, о чем мы и сами уже догадывались, а именно, что девушки в Древней Греции также практиковали онанизм либо с помощью руки, либо с помощью специальных приспособлений, созданных для этой цели.

Эти приспособления для самоудовлетворения назывались греками baubon, olisbos. Они в основном производились в богатом торговом городе Милете, откуда вывозились по разным направлениям. Многие подробности о них мы узнаем из мимиямба Геронда «Откровенный разговор», где две подруги ведут о них беседу, сначала смущаясь, а затем без всякого стеснения. Некая Метро узнала, что ее подруга Коритто уже обзавелась таким приспособлением, или, как она его называет, баубоном. Его для Коритто прислала подруга, и еще до того, как она сумела им воспользоваться, эта подруга, по имени Эвбула, неосмотрительно отдала этот предмет кому-то другому, так что сама Коритто так и не имела возможности испытать его на практике. Словом, ей ужасно хочется приобрести такое приспособление и узнать имя поставщика, который его изготавливает. Ей называют имя Кердон, однако она сомневается, ибо знает двух ремесленников по имени Кердон и ни одному из них она не доверила бы «такую работу». Интересно, насколько хорошо женщина знакома с городскими ремесленниками и осведомлена не только об их изделиях, но и о качестве их ремесла. Затем Коритто подробно описывает именно того Кердона, который был автором ее изделия, и расхваливает отличные качества изделия. Метро отправляется, чтобы приобрести это развлечение для себя.