«Красная машина». Юниор - Павел Барчук

— Я не хочу…

Алеша не уточнил, о чем речь, но итак было понятно, без слов. Пришлось сделать вид, будто я не услышал его слов.

Домой мы так и не добрались. Навстречу попалась мать. В руках у неё была авоська. Она ухватила меня за рукав и потащила в магазин. Брату велела идти домой. Когда накупили кучу продуктов, вообще не понимаю, зачем, и пришли домой, там не было ни Алеши, ни бати. Ну, отец, оказалось, как раз отирался у соседа. Договаривался, чтоб тот отвёз меня на вокзал. А куда делся брат, не знаю. Хотя, портфель был на месте. И школьная форма тоже. Наверное, убежал гулять.

Мать начала суетиться. Время уже обед, поезд вечером, а ещё ничего не собрано. К процессу сборов подключился и батя.

Вообще, с матерью тоже вышло смешно. Но не специально.

Она пришла в школу за день до отъезда, дабы отпросить меня на пятницу и, возможно, на часть следующей недели. Требовалось, к тому же, объяснить учителям причину отсутствия. Матери пришлось для этого взять отгула на работе. Тем более, еще предстояли проводы. Но после того, как мы сходили к классухе, пытала меня весь вечер, что случилось. Как такое вообще могло произойти. Откуда столь неожиданные метаморфозы в моем поведении. Я лишь пожимал плечами и говорил, мол, взялся за ум. Бывает. Ну, а что ещё скажу? Правду? Что мне на самом деле сорок с хером лет? Я взрослый мужик и много знаю? Плюс вышка за плечами, широкий круг общения и много прочитанных книг? А! Ещё интернет, конечно.

Скажи я все это матери, поехал бы не в Москву, а в Тенистый. У нас там дурка. Говорят, даже не очень плохая.

Просто её встретили в школе, как родную. Только что не расцеловали на пороге. Хотя обычно при каждом посещении, вздыхали и качали головой, намекая, что закончить я, конечно, закончу, но вот, как — большой вопрос. А тут вдруг — счастливые учителя и целая куча хороших слов.

Потом вообще начали жать руку. Некоторые — даже две. Говорили, какого удивительного сына она воспитала, благодарили. Мне кажется, в первые минуты мать думала, это — розыгрыш.

На самом деле, все элементарно. Просто я старательно посещал уроки, ходил исправно к доске и выполнял домашку. Несмотря на тренировки и ту нагрузку, которую мне давал Сергей Николаевич. Чисто из принципа начал учиться хорошо. Вот реально из принципа.

Когда Нелли Яковлевна показала матери журнал, та сначала нервно засмеялась, думая, что произошла ошибка. Потом, нарушая все приличия, схватила его, ткнула пальцем в знакомую до боли фамилию, провела ногтем до графы с оценками. Посмотрела на классуху. Снова в журнал. Я в этот момент стоял рядом и таращился в окно.

— Вы знаете… Это просто какое-то чудо! — Нелли Яковлевна сняла очки, протерла их краем блузки, а потом водрузила обратно на нос.

Мать с ней была полностью согласна, а вот мне компостировала мозг долго. И пока мы шли к дому, и когда мы уже были дома, и когда я вернулся с тренировки — тоже. Её больше всего возмущало какого черта я не учился так хорошо предыдущие семь лет.

Ответа на этот вопрос тоже не мог ей дать. Вариант «потому что, это был не я» не прокатывает.

— Не пойму, куда запропастился Алексей… — Вспомнила вдруг мать про брата. Наверное, на фоне стресса из-за в который раз исчезнувшей из сумки банки смородинового варенья. На огурцы она уже махнула рукой.

— Да бог его знает. — Отец пожал плечами. — Он со школы вернулся, я как раз к Леньке насчёт машины уходил. Ну, посидели мы пару часов, потрындели. А потом и вы пришли. Може, к пацанам убежал, к своим. Ну, дома то он точно был. Кстати! Вспомнил. У нас, по-моему, калитка хлопала. Значит, приходил кто-то. Точно его кореша.

— Виталик! — Мать, наконец, отчаявшись, плюнула на свои попытки насовать еды. Она поняла уже, что из ее затеи ничего не выйдет, пока рядом отец. Поэтому застегнула спортивную сумку, в которой лежала форма, смена белья, треники, коньки и пара футболок, на замок и убрала ее в сторону.

— Что Виталик?

— Это у тебя кореша. Алексей совсем ребёнок.

— Валь, тебя послушать, так у нас в семье одни дети. Ещё скажи, я — ребёнок. — Отец засмеялся, мол, смешная шутка. А мать нет. Лицо у бати сразу вытянулось.

— А ты, Виталик, в нашей семье — самый главный ребёнок. Эти хоть вырастут. Надежда есть. С тобой такого счастья можно не ждать…

Неожиданно в дверь позвонили. Отец поднял взгляд и посмотрел на часы, которые висели в кухне.

— Не понял…Леньке рано, вроде. Ещё часа два до поезда. А домчите вы меньше, чем за час.

Батя поднялся на ноги и потопал открывать дверь. Тем более, звонили в звонок очень настойчиво. Мать, пользуясь случаем, подошла ближе, обняла меня, прижала к груди.

— Вырос… все… Теперь, конечно, взрослая жизнь впереди. Забудешь отчим дом.

— Мам, ну, хорош.

Я боднул головой. Только хотел сказать, что этого никогда не случится, как на пороге кухни появился Иван Сергеевич. Лицо у него было какое-то виноватое и немного расстроенное. Будто принёс он нам очень плохие новости. А вот батя, маячивший за его спиной, выглядел сильно злым.

Интересный факт, но как только я увидел участкового, сердце сразу кольнуло предчувствием чего-то поганого. Да нет… Не может быть. Рано. Сейчас только начало ноября. Ещё месяц почти.

— Валентина, ты представляешь, что говорит? Слыш, Валь! Менты вообще у нас охренели. Гадом буду! — Отец суетился, пытаясь протиснуться мимо достаточно крупного участкового, котррый полностью закорывал дверной проем.

— Что случилось? — Мать побледнела и встала на ноги. Правда, тут же пошатнулась. Я подхватил её под руку и усидил обратно.

— Ну, говори же, Иван Сергеевич! С Алешей что-то?! — Голос у матери почти сорвался на крик.

— При чем тут Алексей? — Участковый очень натурально вытаращил глаза. Причем, так натурально, что я, например, точно понял, Алеша однозначно «при чем». Правда, не пойму, как. Кражи не было ещё. С Петькой мы вообще не общаемся. Что за бред?

— Тьфу на тебя! — Мать махнула в его сторону кухонным полотенцем, которое держала, зажав в кулаке. Им она протирала те самые банки, которые упорно совала в сумку, утверждая, что с пустыми руками ехать нельзя. Тем более, товарищ тренера согласился приютить нас у себя дома.

— Да ты погодь, Валентина! — Психовал отец, которому никак не удавалось пройти