Эффект Бали - Диана Лилит

Лика и Ваня делали вид, что внимательно слушают. Остальные были больше обеспокоены бесплатными напитками.

– Медитация под гонг – древний ритуал. Но он и вполне современен. Тело состоит на восемьдесят процентов из воды, а вода, как известно, чувствительна к вибрациям. Вечер в клубе, когда ваше тело синхронизируется с вибрациями танцпола, – это тоже медитация под гонг.

Зал тихо рассмеялся. Кетут не походил на истеричных гуру, скорее, на приятного учителя математики. Слушать его было сплошное удовольствие.

– Во время медитации плакать – это нормально. Я рыдал как ребенок. Но все же оставался тихим. Очень важно внутри пирамиды оставаться тихим, чтобы не мешать своим соседям.

Ваня аккуратно коснулся руки Глеба, тот испуганно дернулся.

– Ты пойдешь на медитацию?

– Не знаю. Наверное, нет, у меня билетов нет. Тут есть вообще билеты?

– Их на входе проверяют. Если ты уже здесь, значит, не проверят.

Глеб пожал плечами. В принципе, он же обещал Светозару сходить на такую муть. А это звучало вполне безопасно. По крайней мере, по словам Кетута, нужно просто лежать и слушать музыку, а Глеб это умел.

После короткого инструктажа их провели в пирамиду. Глеб занял место в углу, рядом устроились Ваня и Лика. Остальные люди выглядели до одури счастливыми и благостными. Кто-то сразу сел в позу, кто-то стал обниматься. Всем выдали плед и маску на глаза. Глеб с удовольствием устроился на диване, подложив вторую подушку под ноги.

В центре пирамиды стояли тот самый гонг и еще несколько древних инструментов. На входе их встречал Будда, приветственно подняв руку.

– Прежде чем мы приступим, я хотел бы прочитать «Сутру сердца» Праджня-парамиты[65].

Здесь золотом горели свечи. Приятно окутывал теплый полумрак. Глеб впервые за долгое время почувствовал какой-то особый уют, который он обычно находил внутри «Мяса». Но этот уют был особый. Он заключался в мягких ощущениях. Матрац, одеяло, подушка. Он смотрит на купол, слышит тихое сопение рядом. Здесь прохладно. Он видит, как закрывает мир перед собой.

– Потому-то в пустоте нет формы, нет в ней чувств и нет в ней восприятия, нет порывов в ней и нет сознания. Нет в ней глаз и нет ушей, нет носа, языка нет, тела нет, ума нет; нет в ней цвета, звука и запаха, нет ни вкуса в ней, ни ощущения, нет ни одного объекта ума; нет в ней царства глаз, вплоть до того, что нет даже области сознания.

Он едва может понять, что говорит тьютор. Но слова его идеально вплетаются в пространство. Становятся частью гонга, Будды, расслабленных тел, освещения и запаха.

– Нет невежества, нет избавления от него, нет старости, нет смерти, также нет от них и избавления. Нет страданий, нет и их возникновения, прекращения нет, пути нет, нет познания, также нет и достижения, так как нечего достигнуть.

Что-то скользит внутри него, хочется рассмеяться. Ядовитая ирония – его защитный механизм, она хочет над всем поглумиться. Мозг тут начинает истерично ворошить мысли. Пустота есть все сущее. Это же экзистенциализм. Как Индия связана с Францией? Это же парадоксальная философия. Нет ничего. Нет. Не может быть такого. Не существует пустоты.

– Сделайте вдох. Почувствуйте его внутри себя.

Не повинуйся, Глеб, не повинуйся. Но легкие уже следуют за этим голосом.

– Вы-ы-ыдох.

Сколько их тут человек? Пятьдесят? Все дышат в едином потоке. Связи. Связи. Они все вместе. Вдох. Выдох.

– Ом-м-м.

Их голоса выходят в вибрацию, он чувствует, как собственное «Ом» и внешнее проходят сквозь его тело.

– Наденьте маски и не забывайте дышать.

Он погружается в темноту полностью. Лежит плашмя, руки вдоль тела. Делает вдох.

Первый удар гонга проходит сквозь него. Прямо через пятки. И вверх, вверх, до самой макушки. Гонг такой громкий, что теперь существует только он.

Темнота – способ обострить. Снова удар. Он примет его. Он не испугается.

Он чувствует запах земли. Глубину. Падает. Падает. Падает. Нет. Ему только кажется. Движения нет.

Его мозг паникует, ведь вокруг лишь элементы смерти. Симуляция погребения. Он не может пошевелиться. Он в темноте.

Снова удар.

Его мозг паникует. Он начинает показывать картинки. Вот он бродит. Бродит. Ноги болят. Вспомни, что это. Вспомни через боль.

Гонг.

Белое платье смотрит на него. Он себя душит. Это больно. Все больно. Бешенство. Его сущность – иголки. Они взрываются. Он распадается.

Он себя ненавидит.

Тебя не должно существовать.

Белое платье. Белое платье. Окажись, пожалуйста, ненастоящей. Умоляю. Мне страшно. Будь в моей голове. Я не готов. Я боюсь, что ты реальна.

Но все сущее есть пустота, и он – пустота. Гниющее отсутствие. Он падает внутрь себя и будто видит впервые.

Вселенная смотрит на него, ничтожного маленького. Слишком крошечного.

Будто жизнь выжали, с нее стек сок самой крупной боли, самых ужасных моментов, ее спрессовали и внедрили в него. Всю мерзость его двадцати пяти лет уместили в эту секунду.

Все скорби, депрессии и расставания внесли в одну жестокую инъекцию. Он ест бесконечный торт боли. Все его страхи рассервировали и подали с вилочкой и ножичком. Выпотрошили перед ним.

– Вы есть любовь. Каждая ваша клеточка есть любовь. Вселенная любит вас. Вы чувствуете, как она любит вас.

Но она говорит иное.

Его руки опускаются в кровь, внутрь человеческого мяса, нащупывают ребра и гладят с обратной стороны. Его пальцы опускаются в извилины мозга с характерным чавкающим звуком.

Тело – страдание. Каждые орган должен страдать. В этом суть тела.

В этом суть Глеба.

Пугающая пустота. Его ожидала она. Полнейшее отсутствие.

Самое ужасное – пустота всегда была с ним рядом. Он только что это увидел. Нет. Не то. Он только что это признал.

Лжец. Лжец. Каждый твой вдох – ложь. Ты есть ложь. Все твои движения, даже сокращение мышц пальцев ног, – только попытка обмануть себя.

Ты уже мертв. Ты всегда был мертв. Ты пуст. Ты изначально мертв. Все остальное – агония. Бессмысленная истерия, имитация действительности. Какой ты глупый. Бессовестный мальчик. Глазастик.

Плачь. Плачь. Что тебе остается?

– Вы есть любовь. Вселенная любит вас.

Скорби́ по себе и жалей. Бессовестный. Неблагодарный. Что ты еще можешь сделать, кроме как не плакать?

Удар гонга.

Тебя нет. Никогда и не было. Никогда и не будет.

Ты не должен существовать.

Ты неправильный.

Ты ошибка.

– Вдох. Выдох.

Попытайся схватиться за мысль, чтобы убедиться: ты уже не вернешься. Ты застрянешь здесь. Твои друзья? Семья? Москва? Нет. Этого уже нет, потому что этого и не было. Ты больше