Тайпэн. Оскал войны - Сергей Девкин

Армии мятежного раджи не было ни в Вонгбее, ни в окрестностях разоренного города. Соглядатаи Камуото и вездесущие проныры генерала Фанга не докладывали о движении крупных сил в направлении Шаанга или на закате. Должного флота у сиртаков не было, да и главные пиратские ватаги данной части побережья в этот раз неожиданно выступили в качестве союзников юнь, и командующий войсками даже начинал подумывать о том, не стоит ли подрядить этих ребят как каперов для переброски грузов напрямую по морю. С этой же целью Камуото распорядился занять разоренный Вонгбей, численность жителей которого до страшных событий более чем в два раза превышала размеры седьмой армии. Кроме удобного порта, этот выбор предопределялся еще одной важной причиной.

До вторжения в регион сиртаков местное население и в особенности власть предержащие относились к хмоси и немногочисленным метисам примерно так же, как к говорящим обезьянам из южных джунглей. Поэтому, на взгляд Камуото, не было ничего удивительного в том, что болотники поголовно переметнулись на сторону захватчиков, кто открыто, влившись в ряды вражеского войска, а кто тайно, поддерживая сиртаков припасами, указывая им удобные тропы и укрывая раненых в своих домах. Доверять населению провинции, чей этнический состав за последние десять дней очень быстро стал пугающе «однородным», Камуото не собирался. Семена ненависти были посеяны в здешнюю землю предыдущими хозяевами, они же и собрали созревший черный урожай, захлебнувшись ядом, что вместо сока тек внутри плодов. Генерал Юнь не собирался усугублять случившееся, и если с точки зрения законов той же Империи хмоси были злостными предателями, чья вина считалась бы абсолютной, то даже при ляоляньском дворе эту ситуацию уже не сочли бы столь однозначной.

Солдаты Камуото встали на постой в наиболее уцелевших кварталах Вонгбея. Сам командующий вместе со всем своим штабом переместился во дворец городского совета. Крепостные стены оказались почти нетронуты, и дозорные посты были развернуты в башнях и старых караульных помещениях. Десятки разведчиков были разосланы во все стороны — искать армию Ранджана и следить за хмоси. В порту саперные команды спешно приводили в порядок уцелевшие причалы и пирсы.

Ничто не предвещало беды, и свою первую ночь в мертвом городе юнь воспринимали спокойно и без беспокойства, получив, наконец–то, долгожданную передышку после двух с лишним месяцев марша. Тем неожиданнее и неприятнее стало для генерала Камуото когда уже за полночь перепуганный денщик поднял его с постели и сообщил о том, что на улицах Вонгбея идут массовые бои. В воцарившемся хаосе отдельные сотни оказались оторваны друг от друга, а офицеры, не получая приказов от высшего командования, вынуждены были действовать на свой страх и риск. Ракетные батареи и метательные машины, так до сих пор и остававшиеся разобранными и уложенными в походные телеги, оказались теперь бесполезны. Штаб генерала не мог руководить действиями солдат в достаточной мере быстро и согласовано, а задержки и ошибки из–за незнания обстановки были теперь фатальны. Главной проблемой стало то, что было невозможно понять, сколько врагов сейчас противостояло юнь, откуда они берутся, и какой тактический план пытаются реализовать, нанося по противнику беспорядочные «булавочные» удары и поджигая те немногие постройки, что еще были в состоянии гореть. Весь ужас происходящего стал понятен Камуото только ближе к рассвету.

Первые уличные схватки, поднявшие на уши весь город, оказались лишь последствиями неудачных вылазок сиртаков, начавшихся задолго до этого еще ранним вечером. Несмотря на выставленных часовых и все предосторожности полусотников, целые отряды юнь оказались полностью перебиты во сне. Вокруг Вонгбея были замечены большие группы враждебных хмоси, а в тот момент, когда по черному небосводу стали расползаться первые алые блики, бойцы Ранджана предприняли главную попытку обезглавить седьмую армию.

Группы сиртаков, не слишком хорошо вооруженные и облаченные по большей части лишь в посредственные кожаные доспехи, накатывались волнами на стены дворца, появляясь из переулков и из подвалов торговых рядов, высившихся на другой стороне центральной площади. Охрана генерала и несколько солдатских отрядов, вынужденных отступить к дворцу, отражали атаки на высокой широкой лестнице у парадного входа, рубились в узких коридорах, ведущих на кухни и в кладовые, а также сбрасывали вниз тех врагов, кто пытался при помощи веревок с железными крючьями карабкаться на второй или третий этаж. Камуото ожидал, что противник быстро выдохнется, а на помощь ему подойдут свежие силы, но этого так и не произошло.

Несмотря на то, что потери юнь были невелики, воины седьмой армии были вынуждены сначала оставить двор, а затем отступить на второй этаж. Офицеры и чиновники штаба спокойно и без суеты изготовились к бою. Оруженосцы и денщики помогли Камуото облачиться в старинные ритуальные доспехи его рода, представлявшие собой массивный цельнолитой панцирь со множеством толстых и грубых, но великолепно подогнанных пластин, закрывавших руки и ноги. Кто–то менее высокий и крепкий вряд ли сумел бы долго носить подобную защиту, но генерал был с юных лет привычен к подобной тяжести, также как и к обращению с большим круглым щитом и внушительной булавой, украшенной загнутым «клювом». Округлый шлем с посеребренной маской, изображавшей оскал демона ярости, Камуото одел в последнюю очередь, перед тем, как отдать своим людям приказ оставить второй этаж и перегруппироваться на третьем.

Воины Ранджана ворвались в большой зал собраний и замерли на пороге в заметном смятении. Генерал Камуото, стоявший у противоположного входа в помещение во главе своих офицеров и оставшихся телохранителей, сейчас походил на ожившую железную статую и без сомнений внушал страх и почтение любому противнику. Бойцы–юнь ринулись в атаку, молча, без воинственных кличей и изощренных ругательств, навалившись на врага могучей всесокрушающей силой. Опытные солдаты и самые верные офицеры командующего, ветераны, прошедшие с ним не меньше десятка умбейских компаний, смяли и опрокинули опешивших сиртаков так, как полноводный поток, прорывает хлипкую плотину, строители которой слишком много времени отводили на отдых и посторонние разговоры. На втором этаже им также никто не сумел оказать достойного сопротивления.

Эта схватка вызвала у генерала странное смешение чувств. С одной стороны он понимал, что допустил самую большую ошибку в своей жизни, раз позволил загнать себя в такое положение, с другой — руки и оружие, истосковавшиеся за годы, по «настоящему делу» дарили Камуото ни с чем несравнимую радость. Его последний бой с настоящим живым врагом лицом к лицу состоялся более пятнадцати лет назад, но тело, терзаемое ограничениями и регулярными тренировками, не позабывало былых навыков. Сбивая противников с ног страшными ударами палицы, расшвыривая их в разные стороны щитом и переступая через изувеченные тела, генерал впервые за долгие годы ощущал, как кровь все быстрее бежит по венам, даруя сознанию непередаваемый детский восторг.