Грезы любви - Джулия Берд

— Тэсс, ты понимаешь, что говоришь чепуху? — Ричард резко встал и начал одеваться. — Как ты можешь говорить за людей, которые должны сложить головы в бесполезной войне? Сколько уже воинов погибло?

— Восемь, — выдавила Тэсс сквозь зубы.

— Сколькими ты еще хочешь пожертвовать за землю, которую мне Генрих считай что вернул? Сколько тебе надо? Еще восемь? Восемнадцать? Может, восемьдесят?

— Нисколько! — Смерть, смерть… почему в этой жизни всякая борьба требует таких больших жертв?

— Тогда тебе лучше не убеждать меня возобновлять войну против епископа, война не бывает без смертей!

— Ричард! — крикнула Тэсс, когда он пошел к двери. Она мысленно приказала себе запомнить этот момент, когда настал конец их отношениям, когда граф стал холоден и неприступен.

— Если бы я знала, что ты на все готов, лишь бы угодить королю, меня бы до восхода солнца уже не было в этом замке. Да, я люблю тебя так, что трудно представить, но я не могу жить с человеком, продавшим душу. Только продажный человек может отдать праведных людей в руки палачей.

У Ричарда нервно дергались желваки на скулах, когда он тихо закрыл за собой дверь. Тэсс, содрогаясь, как в ознобе, осталась наедине со своими мыслями.

Ричард нашел отца Джеймса перед алтарем. Он стоял на коленях спиной к графу. Ричарду казалось, будто священник ждет его прихода в любой день и в любой час.

Старик молился, глядя вверх на распятие.

— «Пронеси мимо меня эту чашу», — однажды сказал Иисус. Я думаю, ты будешь молиться о том же.

Отцу Джеймсу даже не надо было оглядываться, чтобы узнать, кто и зачем пришел. Ричард улыбнулся, хотя ему было не до веселья. У него было чувство, будто все происходящее он наблюдает со стороны, стоя на краю пропасти.

Ричард проследовал по проходу между скамьями, глядя на свечи, зажженные перед статуей девы Марии в правом углу. Дойдя до алтаря, он встал на колени рядом со священником.

— Как вы узнали, что мне предстоит испить горькую чашу?

— Час назад я слушал исповедь человека, который очень интересуется твоим решением. — Старик полуслепыми глазами оценивающе посмотрел на Ричарда. — Ты уже принял решение?

— Я не хочу больше жертвовать своими воинами. Войну я закончу и отправлю войско Генриху.

— Очень хорошо, ты поступаешь правильно. — Ричарду становилось больно стоять на коленях на мраморном полу. — Но я должен послать лоллардов на смерть. Тэсс отвернется от меня, если я это сделаю. Господи, как я хотел получить обратно эту землю! А сейчас меня это вовсе не радует. Любовь Тэсс оказалась мне дороже всех моих владений, до последнего замка и двора.

— Да, ты взрослеешь, мой мальчик, такие мысли приходят с годами, — медленно произнес старик скрипучим голосом. — Любовь — это величайший дар Божий, который важнее всех земель и замков. Но, — тут он поднял кверху палец с узловатыми суставами. — Но… не важнее самой жизни. — Костлявой рукой старик схватил Ричарда за плечо. Его лицо выражало неколебимую веру. — Нет большей потери, чем жизнь молодого воина, погибшего в бессмысленной войне. Зачем посылать воинов на смерть, когда тебе согласны вернуть Мэрли-Вэйл?

— А как же быть с лоллардами? Разве справедливо сжигать людей только за то, что их убеждения не совпадают с церковными?

— Я допускаю, сын мой, что лолларды искренни в своих убеждениях. По этой самой причине они и опасны для церкви. Они хотят реформ, которых давно ждет народ. Несомненно, когда-нибудь этот день наступит. Но сегодняшним реформаторам не дождаться его, они приговорили себя мятежом в Элсаме. Не рискуй своей головой, спасая еретиков. Их участь решена. — Священник очень просто произнес эти страшные слова.

— Вы считаете, что я должен принять условия короля. Но я все же пришел не за этим советом. Я ожидал, что вы встанете на защиту Тэсс. В ее убеждениях я не сомневаюсь, конечно, она права.

— Тэсс — очень милая девушка.

— Отец Джеймс, если бы вы только знали, как она благородна, как яростно борется за справедливость, — ее же можно назвать святой. У меня сердце кровью обливается при мысли, что она разочаруется во мне.

Ричард не смог выразить словами ту боль, которая разрывала ему сердце. Ведь Тэсс сказала ясно, что, если он пошлет лоллардов на смерть, их любовь умрет.

— Ричард, твой отец исповедовался у меня в течение тридцати лет. Он очень любил твою мать, но никогда не слушал своего сердца, когда дела касались государства. Я думаю, ты будешь страдать больше, если пошлешь воинов на бессмысленную смерть, чтобы угодить леди. Будь твой отец жив, он посоветовал бы тебе думать головой, а не сердцем.

— Святой отец, дело не только в моей жене и моем сердце. Меня мучает совесть. Я никогда не забуду, как кричала Тэсс, когда ее отца сжигали на костре. А однажды Генрих сам сжег несчастного лолларда и заставил меня смотреть на эту кошмарную сцену.

Ричард заскрежетал зубами. Перед его глазами вновь всплыл обезображенный труп с обугленной кожей, сквозь трещины которой краснела плоть.

— Генрих приказал воинам затолкать несчастного еретика в бочку с хворостом и развести огонь. Через некоторое время Генрих вытащил умирающего мученика, чтобы узнать, не раскаивается ли тот. Но еретик не отказался от своих убеждений, и Генрих приказал затолкать его обратно. Я помню, как меня тогда тошнило, да и сейчас тошнит.

— Генрих твердо идет своим курсом.

— Да, короля зовут героем за его решительность. Но справедлив ли он? Могу ли я отдать в его руки леди Гертруду? Ведь она ничего не замышляла против него. Она имела несчастье отрицать догматы церкви, которой я тоже бросил вызов, начав войну с Киркингамом.

— Ричард, у тебя нет выбора. Ради своего отца, ради своей земли смирись.

Ричард вскипел от ярости. «Неужели я говорю с глухим?» — подумал он.

— Святой отец, разве вы не слышите, что я говорю о совести? — рявкнул граф. — Или вас этот вопрос вовсе не беспокоит?

Глядя на полуслепого старика, Ричард уже пожалел, что не сдержался. Похоже, Джеймс не способен был понять, с годами его рассудок одряхлел, как и его тело. На него нельзя было даже сердиться.

— Простите, отец. Я думаю, что эти вопросы мне придется решать самому. Благодарю вас за советы.

Ричард резко встал и вышел. Одиночество сковало его с небывалой дотоле силой. Доведенный до отчаяния, он не мог справиться с яростью, которая испепеляла ему сердце. Граф шел под звездным небом, глубоко вдыхая прохладный воздух. Оставшись один на один со своими мыслями, он старался хоть как-то успокоиться. Перед ним возник образ Тэсс: ее добрые карие глаза, всегда выражающие сочувствие, ее алые губы, к которым всегда хотелось прильнуть поцелуем, ее стройное тело, отвечающее страстными порывами на его любовь. Затем он вспомнил свой Мэрли-Вэйл — обширные зеленые поля с лоскутками пашень, волов, тянущих плуг, терпкий запах перегноя и сладковатый аромат боярышника и цвета дикой вишни в теплом весеннем воздухе. Ричард вспомнил, как, будучи ребенком, шел за руку с отцом по вспаханной земле. Его отец гордо шагал по своей земле.