Введение в историческую уралистику - Владимир Напольских

Таким образом, ареал формирования и древнейшего распространения древнеуральской расы охватывал значительные пространства лесной зоны Евразии от Прибалтики (а в более древнюю эпоху, в верхнем палеолите — мезолите и север Средней Европы — см. выше, также [Stęślicka-Mydlarska 1954]) на западе до Новосибирского Приобья на востоке. На западе он, как уже было указано, смыкался с зоной распространения протоевропеоидных плосколицых типов. На востоке ситуация не столь ясна в силу недостатка материалов, однако некоторые наблюдения сделать можно уже сейчас.

Уже давно вызывающая законный интерес антропологов представительная серия черепов из мезолитического могильника на Южном Оленьем острове на Онежском озере чётко распадается на две группы, первая из которых представлена долихокранными европеоидами со среднешироким лицом, близкими «протобалтскому» типу носителей культур шнуровой керамики. Черепа второй группы (5 черепов из 22, причём все черепа этой группы — мужские) принадлежат к совершенно иному расовому типу: это широко‑ и плосколицые мезобрахикранные со слабовыступающим носом монголоиды, характеризующиеся важными особенностями: низким лицом (что отличает их от большинства монголоидных групп) и абсолютно большим (больше, чем у байкальских монголоидов) затылочно-теменным указателем [Беневоленская 1985:42—48].

Оленеостровские мезолитические черепа по своеобразному сочетанию признаков («низколицые монголоиды»[30]) сближаются с некоторыми другими древними периферийными монголоидными или смешанными сериями: с неолитическим черепом из могильника Караваиха каргопольской культуры, черепами из могильника на Большом Оленьем острове в Баренцевом море (I тыс. до н. э.), сериями из Луговского и Тетюшского могильников ананьинской культуры раннего железного века в Прикамье, черепами из Туой-Хая (неолит, бассейн р. Вилюй), Базаихи (у г. Красноярска) [Беневоленская 1985:50—52]. К этому списку можно добавить низколицые монголоидные черепа с р. Олёкмы (белькачинская культура Якутии, III тыс. до н. э.) [Томтосова 1977], из 1‑го Степановского мог. еловской культуры бронзового века в Среднем Приобье [Кирюшин, Малолетко 1979:164—165], из Ордынского могильника верхнеобской неолитической культуры (по определению В. А. Дрёмова — большая примесь низколицых монголоидов, проникавших из таёжной зоны) [Матющенко 1973 I:132] и др. (впрочем, между ними наблюдаются и немалые расхождения: в абсолютных размерах, высоте черепной коробки и т. д.).

Возможно, не без участия палеосибирских «низколицых монголоидов» сложился антропологический тип, распространённый среди западных (енисейских) групп эвенков, получивший название катангского. Будучи принадлежащим к северноазиатской (байкальской) расе, характерной для всех тунгусов и юкагиров, он отклоняется от её основных вариантов прежде всего по чрезвычайно низкому по монголоидным масштабам лицу и более тёмной пигментации волос и глаз. Существует мнение, согласно которому именно катангский тип наиболее близок монголоидному компоненту, вошедшему в состав обских угров, самодийцев и некоторых других народов Западной Сибири, принадлежащих в антропологическом отношении к уральской расе [Рычков 1961:246—253]. Речь здесь идёт не о формировании уральской (древнеуральской — см. выше) расы на базе смешения «низколицых монголоидов» и европеоидов, а об участии «низколицых монголоидных» групп в сложении этих народов наряду с носителями собственного уральского типа [Давыдова 1989b:115].

«Низколицый монголоидный» палеосибирский комплекс, возможно, сохранился в до некоторой степени близком к древним формам виде на крайнем севере Средней Сибири — в лице весьма своеобразного антропологического типа нганасан, которые могли его унаследовать ещё от досамодийского населения Таймыра, и у которых он приобрёл «гипертрофированные» черты вследствие длительной изоляции и тесного круга брачных связей. В целом этот тип, безусловно, близок к северноазиатскому монголоидному (байкальская раса), совершенно не обнаруживает следов европеоидного (или квазиевропеоидного — уралоидного) влияния, отличается от классических (тунгусских) вариантов байкальской расы по тем же признакам, что и упомянутый выше катангский (более тёмная пигментация волос и глаз, более низкое лицо, брахикефалия, прямая спинка носа) и сближается с другим архиморфным в рамках северноазиатской расы типом — юкагирским [Золотарёва 1962:132—136; Юкагиры: 110; Алексеев, Гохман 1984:161].

По-видимому, верным является почти единодушное мнение антропологов, склонных видеть в мезо‑ и неолитических «низколицых монголоидных» черепах особый протоморфный тип, приближающийся к кругу древних (континентальных) монголоидов (по терминологии Т. А. Трофимовой — Homo sapiens asiatic paleoarcticus) и сыгравший важную роль в генезисе антропологических типов населения Западной Сибири, Урала, севера Восточной Европы и, видимо, хотя бы отчасти — Средней и даже Восточной Сибири [Дебец 1948:328; Трофимова 1968:51—58; Беневоленская 1985:52—53; Томтосова 1977:136]. Находки черепов такого типа в Восточной Сибири (см. выше) указывают на то, что данный тип был распространён скорее на северной (или, по крайней мере, северо-западной) периферии ареала (формирования) континентальных монголоидов (юг Средней Сибири, При‑ и Забайкалье [Дебец 1948:42—43, 67—68]), и едва ли верно заключение о том, что с неолита низколицые монголоиды распространены в Западной, а высоколицые — в Восточной Сибири [Алексеев, Гохман 1984:43].

В любом случае, бесспорно проникновение в лесную зону Восточной Европы вплоть до Прионежья «низколицых монголоидных» групп предположительно сибирского происхождения по крайней мере с мезолита, во-первых; отсутствие связи между этими группами и культурами с ямочно-гребенчатой керамикой льяловского типа центра и севера Европейской России и типичной гребенчатой керамики Прибалтики, для носителей которых были характерны вариации лапоноидного и сублапоноидных типов, имеющих особое происхождение, во-вторых; наконец, важнейшее значение имеет факт наиболее мощного притока групп носителей антропологических типов, определяемых опять-таки как «низколицые монголоидные», с северо-востока Европейской России и / или из-за Урала в Прикамье и Среднее Поволжье в предананьинское (мог. Полянка II, начало I тыс. до н. э.) и раннеананьинское (сер. I тыс. до н. э.) время, с которым можно связывать и само формирование ананьинской культуры (Збруева 1947:270—271; Акимова 1967:105; Алексеев 1981:53—55; Третьяков П. Н. 1966:141—145) (об археологическом аспекте проблемы см. также [Генинг, Совцова 1967]). Учитывая решающую роль именно ананьинской историко-культурной общности в распространении культурного влияния и, видимо, населения с востока, от Прикамья на запад вплоть до Балтики в середине и второй половине I тыс. до н. э. [Кузьминых 1993:75—83; Косменко 1993:196—202], участие «низколицых монголоидов» в генезисе самой ананьинской культуры представляется тем более значимым для уральской предыстории в целом.

Таким образом, на восточной периферии древнейшего ареала древнеуральской расы был распространён специфический протоморфный низколицый периферийно-монголоидный тип, образующий как бы переходную ступень от древнеуральской расы, которая в таком случае действительно может рассматриваться как результат развития особого очага расогенеза, к собственно северноазиатским континентальным монголоидам (байкальская раса). Эти «низколицые монголоиды» не только должны были издревле контактировать с носителями урало-лапоноидных типов в Западной Сибири, но и проникали достаточно далеко на запад ещё с мезолита. Интересно, что их миграции можно с известной осторожностью связывать с зоной тёмнохвойной сибирской тайги, почти достигавшей районов Прионежья в мезолитическое время и значительно расширившей свой ареал в Восточной Европе в конце II — начале I тыс. до н. э. (рис. 7). Привязка к той же экологической нише древнейших этапов предыстории уральцев по данным языка (см. раздел IV) опять-таки заставляет с особым вниманием отнестись к древним миграциям «низколицых монголоидов» в плане выявления их роли в уральской предыстории.

В последние десятилетия в работах А. Г. Козинцева, базирующихся на новом методе антропологического исследования, анализе швов черепа (этническая краниоскопия, англ. ethnic epigenetics, по терминологии автора), было продемонстрировано генетическое расовое единство большинства уралоязычных популяций от саамов до ненцев[31], противостоящих всем остальным популяциям Евразии, кроме юкагиров, которые попадают в «уральский» кластер, и обнаруживающих явное тяготение к северному антропологическому «полюсу», причём максимальный северный индекс показывает опять-таки юкагирская серия [Козинцев 1988:125—129, 137, 140, 144]. Эти выводы были подтверждены недавно и результатами анализа данных традиционной краниологии: «большинство уралоязычных народов <…> имеют общие и весьма специфичные черты, не объяснимые ничем иным, кроме единства происхождения. <…> Реконструируемая на основании уралоидных признаков антропологическая общность, особенности которой в наибольшей степени сохранились, по-видимому, у манси, была нарушена метисацией западноуральских групп с европеоидами, а восточноуральских — с монголоидами. Обе системы признаков [краниоскопические и краниометрические — В. Н.] свидетельствуют о принадлежности предков юкагиров к древней уральской общности» [Козинцев, Моисеев 1995:87]. При этом помимо юкагиров в уральский кластер попадают, с одной стороны, тунгусы и, с другой, чуваши [Козинцев, Моисеев 1995:85—86], в сложении тех и других следует предполагать участие древнеуральского компонента. Впрочем, методика последней из упомянутых работ была подвергнута, как кажется, небезосновательной критике [Хить, Долинова, Козлов, Вершубская 1996:123—124], — с позиций сторонников метисационной гипотезы, которые, опираясь на данные дерматоглифики, подчеркивают роль монголоидного компонента в составе обских угров и некоторых других уралоязычных групп, что само по себе бесспорно, но едва ли этим обстоятельством исчерпывается проблема генезиса данных типов, поэтому оно вряд ли имеет (по крайней мере, в представленном в названной работе виде) реальное значение в решении вопроса о генезисе уральской расы.