На пороге Тьмы - Андрей Круз

— Если проснешься — стучись. Нам бы еще с Серегой по-хорошему бы встретиться надо, «кюбеля» еще забрать и на гостиничную стоянку поставить, да и к Горынычу забежать, а то он послезавтра опять товар в Углегорск пошлет, а нас там нет уже. Пусть тогда деньгами отдает, я думаю.

— Это точно, — кивнул я. — Совсем из башки вылетело, а ты гляди — соображаешь.

— Так я же не душегубствовал всю ночь, — гыгыкнул Федька, — это у тебя все мальчики кровавые в глазах. Кстати, а поенный куда делся?

— А ты не заметил? — удивился я.

— Нет, на КПП только увидел, что вас двое в кузове.

— А-а, — протянул я, покачав головой. — Ну ты с трех раз угадай тогда. А я пока посплю.

Номер был не слишком просторный, но вполне уютный, в сальцевском стиле, то есть все вполне современно с виду, насколько возможно. Кровать широкая, только матрас, как всегда, набит ватой вместо современных, мне привычных. Большой шкаф, столик, два креслица, маленькое бюро, оно же туалетный столик. Душевая плиткой отделана, причем хоть и простенькой, но вполне приличной, явно где-то научились делать. Жить можно, в общем, пока не подыщем себе что-то постоянное.

Что-то у нас жизнь совсем резко повернулась, надо строить ее заново, пожалуй. Вплоть до источников дохода. Кстати, с чего жить-то будем? Пока деньги есть, хватит эдак пару лет прожить ни в чем себе не отказывая, а дальше чего? Надо что-то начинать. Мародерку по мрачным местам пока никто не отменял, но… сколько так проживем? Сомневаюсь, что очень долго, туда каждая поездка как русская рулетка. Ладно, придумаем что-нибудь.

Пока Настя распаковывала свой рюкзак, полез в душ. Вода была горячая по-настоящему, прямо кипяток, пару раз приходилось прикурчивать кран с красным кружочком и приоткрывать с синим. Но вроде как-то отпустило, а заодно и в сон потянуло ну очень сильно.

— Ты все? — спросила Настя, кивнув в сторону душевой.

— Ага, можешь заходить, — кивнул я, вытирая короткие волосы полотенцем.

Дверь в ванную за ней захлопнулась, а я завалился на кровать, сразу натянув толстое стеганое одеяло до макушки, в комнате было прохладно. И уснул, как в омут ухнул.

Когда продрал глаза, часы показывали без десяти три. Проснулся сам, как ни странно, от какого-то смутного ощущения незаконченных важных дел. Встал, поежился от зябкого воздуха и поплелся в ванную, умываться и бриться. Вот бритв нормальных, из моего времени, здесь точно не хватает, бриться опасной еще тот процесс, и никакого удовольствия.

Когда вернулся в комнату, увидел что Настя «условно проснулась».

— Ты куда сейчас? — спросила она, посмотрев на меня одним глазом.

— Федьку будить, потом делами займемся.

— А есть когда?

— Не знаю, пока перехватим что-нибудь, а есть… к вечеру, куда-нибудь в ресторан пойдем.

— Иди тогда, я пока здесь, в гостинице перекушу, а вечером с вами.

Тулуп товарный вид потерял совсем и навсегда, надо будет в ремонт сдать, может еще как-то починят и я в нем хотя бы с машиной возиться смогу. Упаковал его в сумку, с собой прихвачу, все равно на базар идти. Хорошо, что в свое время еще и дубленку прикупил, есть хоть в чем пойти сейчас. Ремень с кобурой на пояс, внутрь, проверил как получится дотянуться — не так, чтобы очень. Но как-то снаружи его носить неохота, тут ни форма, ни удостоверение углегорского «Горсвета» никак не работают и никого не впечатляют. Ну и короткий наган сунул за пазуху, кобуры у меня везде пришиты. Но больше надеюсь на то, что убивать нас все же здесь никто не будет.

Спустился по коридору, долго стучал в дверь номера, в котором Федька поселился, причем без всякого результата. Как только собрался уже идти к дежурному с просьбой вскрыть номер своим ключом и проверить, что там с постояльцем случилось, появился Федька, причем появился оттуда, откуда я его не ждал — из номера по соседству, причем из-за двери высунулась голова пухлой рыжей дамочки, явно смутившейся моего присутствия и спрятавшейся обратно.

— Я думал ты спать пошел, — удивился я.

— Так я и спал, — сказал Федька, отпирая дверь номера, — потом проснулся, пошел чаю попить… ну и так вышло, понимаешь.

Он пропустил меня вперед, сам прошел следом. Номер у него было потеснее, но тоже вполне симпатичный, по сравнению с комнатой в общаге вообще хоромы, иначе и не скажешь.

— Куда сначала? — Федька открыл шкаф и вытащил оттуда свой тулуп.

— К Сергею бы надо, этикет соблюсти и вообще, — сделал я некий жест руками, который должен был подразумевать, что нам не надо пренебрегать дружескими отношениями ни с кем из местных, особенно если этот местный здесь фигура влиятельная.

— Это само собой, — кивнул Федька, наматывая шарф. — Но я бы все же с Горыныча начал, пока бабки не ушли. А то очень обидно будет, почти до слез.

— Давай с Горыныча, — согласился я, — Сергей никуда не должен деться, по идее.

— Вот и я о том же, — Федька натянул вязанную шапочку, потом влез в толстый тулуп. — Ствол твой где?

Я распахнул дубленку, показал кобуру.

— Как-то неудобно им тут демонстративно светить.

— Да похрен, в принципе, — задумался вроде он, но тоже последовал моему примеру, повесил кобуру на брючной ремень. — Скромность рулит, ты прав.

Мороз был не очень впечатляющий, солнце ушло, небо затянуло тучами и, похоже, вот-вот снова должен был начаться снегопад. Ладно, пусть сыпет, теперь мы точно никуда не собираемся, мы пока трое безработных. Служба закончилась, это уже без сомнения, мародерка до весны замерла, а Настя осталась без своих летательных аппаратов, как ни прискорбно.

— А в сумке что? — спросил Федька.

— Тулуп, хочу в починку отдать. Где-то я на рынке ателье видело, или что-то такое.

— Есть ателье, как раз скорняжное, за «Светлячком». Но сперва к Горынычу, — напомнил он.

— Да без проблем, туда и идем, руки не отсохнут.

На рынке было довольно людно, шумно, откуда-то отчаянно пахло свежевыпеченным хлебом, вызывая приступы голода. В «Светлячке», насколько я разглядел через окна, тоже было полно народу, причем народу едящего, вызывающего зависть. Федька пару раз тоже слюну сглотнул, я заметил, но шел он прямо, решительно и целеустремленно.

Пересекли весь рынок, обошли ряд недавно выстроенных из свежего теса магазинчиков, после чего оказались у знакомых ворот, ведущих на территорию каких-то, в прошлом, мастерских. В воротах топтался вооруженный немецким автоматом парень в большом тулупе и подшитых валенках, который никого не останавливал, а так, просто лениво поглядывал на проходящих и попыхивал папироской.

Горыныча нашли в цеху, он сидел в свой конторке возле горячей печки и что-то высчитывал, водя пальцем по строчкам в каком-то списке и активно щелкая костяшками больших счетов. Вот так, никаких калькуляторов.

— Здорова, Мить! — проявил Федька вежливость прямо с порога.

Я тоже поздоровался.

— Заходите, тепло не выпускайте, — махнул тот рукой в сторону стульев у стены. — На погрузке сейчас намерзся, до сих пор не отогреюсь. Чайку или чего?

Мы с Федькой переглянулись, после чего он сказал:

— Можно даже «чего», не за рулем, понимаешь.

— Даже так? — удивился Горыныч, наклоняясь к тумбочке и вынимая оттуда бутылку чего-то такого, по цвету на коньяк похожего, и три граненных стопарика. — А я чета помню, что вы все спешите и выпивать вам некогда.

— Уже не спешим, до весны как минимум, — сказал Федька, расстегивая тулуп. — Мы, понимаешь, в Сальцево жить переехали случайно.

— Чего это вдруг? — даже замер с бутылкой в руках Горыныч.

— Да так, разошлись во взглядах на жизнь с местной властью, — ответил Федька, вешая тулуп на спинку стула и сбрасывая шарф.

— Во взглядах на что?

— На то, кому жить, а кому и не очень, — ответил я за Федьку, придвигая стул к столу. — Получилось, что им не очень, а мы сюда, по традиции вроде.

— Ага, ну да, ну да, — немного обалдело закивал Горыныч. — А что не поделили-то?

— Да хрен его знает, если честно, — решил я в откровенность не пускаться. — Там большая заваруха началась… промеж «ветвей власти» склока, ну а мы вроде как под раздачу угодили, в самую середку. Ну и похоже, что нас превентивно решили убрать с картины… но неудачно.

— Вот как? — Горыныч быстро разлил из бутылки по стопкам, затем снова полез в тумбочку и достал большую банку томатного сока. — Стаканов нет, из горла будем запивать. А насчет «убрать с картины»… вы из самих убрали, что ли?

— Да вроде как, — кивнул я, взяв стопку в руку. — Кстати, тебе такая фамилия как Могилевич говорит о чем-нибудь?

— Говорит, — Горыныч протянул руку, чокнулся со мной рюмками. — Ну, давайте, за то что с картины не стерлись.

Все выпили. В нос шибануло какими-то травами, вроде даже мятой немного. Не дамский напиток, но вполне приятный. Взяв у Федьки из рук банку с соком, приложился к горлышку, отпил, смыв резкий привкус.