Всего один год (или: "Президент"). - Анри Бертьен

– Почему "были"?

– Потому, что их уже нет – развела руками "девушка": теперь каждый – сам по себе. Кто-то создал новую группу, кто-то выступает с сольными концертами, кто-то – учит других… Но того, что было – уже не вернёшь… А жаль…- Я смотрел на неё и не мог поверить, что это – не фальсификация: ну, не может так выглядеть женщина полувековой давности, и всё! На вид ей было… Ну, вблизи я мог дать ей и тридцать, может – тридцать пять. Не больше. Издали, пока не рассмотришь – запросто можно было дать лет двадцать… А она, глядя на меня, как будто читая мои мысли, лишь грустно улыбалась…

Глава 8 "Летописец".

…Зима в Ункарии обычно гораздо суровее, чем у нас – об этом меня предупреждали… Да я и сам уже имел об этом некоторые представления, полученные во время своей "олимпийской" командировки в Муану – а ведь местные тогда говорили, что зима у них выдалась на редкость тёплая: ниже -10 температура не опускалась… Мне же, привыкшему к тёплым ветрам побережья, эти -10 казались полярным холодом… Наученный горьким опытом Муанской зимы, я, экипируясь к поездке в Кайану, самым тщательным образом изучал опыт всех известных мне с детства полярников. Как знать – может, именно это меня в известной степени и спасло: если в октябре ещё встречались лишь отдельные заморозки, то в ноябре уже вовсю мела позёмка и лёд в замёрзших лужах даже уже не хрустел…

К декабрю у меня пропало всяческое желание бывать на улице. Не смотря на то, что Кайана – красивый город, по которому стоит побродить, я большую часть времени просиживал в своём номере на 12 этаже гостиницы "Ункария", философски разглядывая кружащиеся за окном снежинки. Ко мне частенько наведывался Карой де Лю, с которым мы за это время почему-то сблизились, даже почти подружились – видимо, оба чувствовали друг в друге "родственные души". Однажды он, влетев ко мне, с порога заявил:

– Собирайся!

– Куда?- Опешил я, явно намереваясь отвертеться от "заманчивого" предложения прогуляться куда-то в пургу. Правда, Карой однажды на подобные возражения, ухмыльнувшись, заявил, что я "пурги ещё не видел". И обещал при случае показать.

– Пойдём – не пожалеешь…- Уверенно заявил теперь он, и, едва ли не силой заставив меня одеться, вытащил на улицу.

…На улице мела метель. "Метелица", как сказал, едва ли не с нежностью, Карой. Снежинки таяли на лице, мгновенно делая его мокрым, и от этого становилось ещё холоднее. Овчинный тулуп, раздобытый где-то Лидочкиной мамашей, грел хорошо. "Ещё бы – Любовь греет!" – подзадоривал посвящённый в это дело Карой. Мы поехали на рокаре – это такой электрический автобус с искрящими о провода рогами. Изобретение какого-то местного деятеля, по-видимому. По крайней мере, нигде больше, как на территории Сонов и нескольких близлежащих к ним дружественных стран, мне такого видеть не доводилось. Поначалу я относился к ним едва ли не с трепетом первобытного человека, благоговеющего перед осыпающего его искрами колдуном, но мне объяснили, что ничего общего с колдовством это не имеет, а рога нужны ему, чтобы, двигаясь вдоль проводов и касаясь их, обеспечивать электроэнергией мотор этого чуда техники. Поначалу всё это очень удивляло, но потом я привык и даже поражался нерасторопности наших транспортных компаний – ведь в эксплуатации это сооружение было гораздо дешевле автобусов… Сейчас мне было любопытно наблюдать, как с облеплённых снегом проводов из-под рогов этого рокара сыпались целые снопы искр, напоминающих фейерверки.

– Давай быстрее,- прервал мои наблюдения Карой и мы влезли внутрь этого чуда.

…Ехали мы почти полчаса. Затем мой гид, что-то рассмотрев сквозь пургу, упорно именуемую им с улыбкой "метелицей", вытащил меня наружу. Минут через пять путешествия в сплошном снежном кружеве мы добрались до замёрзшего озера и пошли по льду.

– Осторожно,- предупредил мой спутник,- не спеши упасть в воду – это всегда успеешь…

– Какая вода, братишка – ты с ума сошёл?- Я даже остановился от изумления.

– Увидишь,- ухмыльнулся Карой. И действительно – вскоре наш путь преградила дорожка, вырубленная во льду. Небольшая – метров пять-семь, наверное. Видя мой изумление, Карой рассмеялся:

– Поплавать не хочешь?- Я молча уставился на него, пытаясь понять, шутит он или издевается. Он рассмеялся.

– Пошли…- И мы забрались в небольшую лачужку, сооружённую на берегу, у одного из концов водной дорожки. Внутри метели не было – она каким-то странным образом обтекала строеньце, практически не попадая вовнутрь, не смотря на то, что двери в лачужке не было. Какое-то время мы сидели, рассматривая постоянно меняющийся рисунок мечущихся снежинок. Карой несколько раз прислушивался к чему-то, поглядывал на часы. Темнело. Вдруг он в очередной раз прислушался и, вскочив, схватил меня за руку и потащил из избушки.

– Ты куда?- Пытался сопротивляться я. Хотя мне был совершенно не ясен смысл этого нашего сидения в избушке, но – я угрелся в своём тулупчике и мне совсем не хотелось выбираться в метель.

– Т-ссс…- Приложив палец к губам, прошипел Карой.- Тише… Сейчас увидишь…- И я услышал скрип шагов подходящего к нашему убежищу человека. Карой профессионально держал нашу "группу наблюдения" так, чтобы ни мы не видели путника, ни он – нас. Подойдя к избушке, путник остановился – видимо, оглядываясь; и, не заметив, похоже, ничего подозрительного, вошёл. Мы расположились так, чтобы, выглядывая из-за избушки, видеть водную дорожку, и стали ждать. Вскоре из лачуги вышла – прямо в метель – девушка. При виде её мне стало холодно так, что зубы начали непроизвольно выбивать дробь: была она совершенно нагой. Я уставился на Кароя, ожидая пояснений, но тот лишь прижал палец к губам: не спугни, мол. Девчонка сладко, с чувством, потянулась и пошла в воду. Видимо, поверхность была уже схвачена кромкой льда – она стала разбивать его руками, продвигаясь всё дальше и дальше вдоль дорожки. В конце дорожки вода уже покрыла её плечи… Я оцепенело наблюдал за ней, пока она уже не поплыла назад. Выйдя из воды – потянулась, как бы подставляя себя ласкающим потокам метели, и, подбежав к находившемуся неподалёку турнику, подпрыгнула, схватившись за перекладину. Немного поболтавшись на ней и подрыгав ногами, то сводя их вместе, то разводя в стороны, то пытаясь держать "уголок", девушка, так и не сделав попытки подтянуться, подбежала к расположенному тут же бревну. Немного поотжималась; затем, перевернувшись, стала "качать пресс". Вскоре, не то устав, не то замёрзнув, она бросила это занятие и направилась к избушке. "Одеваться",- подумал я. Не тут-то было: амазонка разбежалась и со всего маху прыгнула в воду, подняв кучу брызг. Проплыв до конца дорожки, и – также, вплавь, вернувшись назад – она, наконец, направилась к избушке. Босиком… По снегу… Нагишом… В метель… Меня била дрожь так, как будто я сам только что проделал всё это. От неё валил пар. Наконец она вошла в избушку. На этот раз она провела там заметно больше времени. "Растирается",- пояснил мне позже Карой. Пар, валивший из избушки, был виден даже сквозь метель и в наступивших сумерках… Наконец существо в тулупе вынырнуло из избушки и ушло в метель. Спустя какое-то время я перестал стучать зубами и вроде согрелся…