Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый - Владислав Петров

А там расколется небо, и один параллельный мир, вложенный в другой параллельный мир, чуть-чуть переместится в нужную сторону. Или как там это все происходит…

Тут в Городе прозвучал первый утренний звук. Кто-то либо зевнул, либо другое что сделал. Через полминуты звук повторился. А еще через полминуты весь фикусовый лес наполнился звуками. Пришло утро во всей своей неотвратимости.

— Борис Арнольдович! — пропела Нинель, внеся свою лепту в общий суматошный гвалт.

— Слышу, слышу! — бодро отозвался Борис Арнольдович и полез наружу. — Давайте поищемся! — предложил он неожиданно для самого себя.

— Ну что ж, давайте, — просто согласилась Нинель, не подавая вида, как изумлена таким предложением, она только уточнила: — Вы хотите именно взаимно поискаться или только чтобы я вас?..

— Отчего же только вы меня? — Борис Арнольдович продолжал себе удивляться, однако гнул свое: — Конечно, по неопытности я, может быть, ничего не поймаю, но в конце концов как стопроцентный гражданин должен уметь выполнять все гигиенические процедуры. Только зубами я, конечно, не могу еще, пока зубы недостаточно выросли, могу лишь ногтями… Если не возражаете…

«Дома потом расскажу, все умрут от смеха, — подумал Борис Арнольдович, — хотя, пожалуй, Наталья может неправильно истолковать».

Нинель поймала на нем около десятка паразитов, они в большинстве своем обосновались в бороде, которая уже успела отрасти изрядно и по качеству волоса более всего напоминала мех.

Борис Арнольдович поймал на Нинели всего двух несчастных. На спине. В других местах ему ничего не попалось. Наверное, он был недостаточно внимателен.

Но женщина не сказала ничего, только похвалила да поблагодарила за услуги. Потом ее дочки довели начатое Борисом Арнольдовичем до конца. Скрупулезно.

В это утро он был чрезвычайно доволен собой и даже напевал нечто веселенькое:

Если всем на планете народамсветит ясная наша заря,значит, эти великие годыбыли прожиты нами не зря…

И мысли приходили в голову какие-то благостные. Например, чем не цивилизованная жизнь? Ну, буду потихоньку эволюционировать. Какая в этом трагедия? Если в своем мире да в одиночку начать отращивать хвост — это одно. Но здесь, где все с рожденья хвостатые, — совсем другое!

Весь день Борис Арнольдович ощущал какую-то приподнятость духа. Кушал ли свежайшие плоды на пастбище, отдыхал ли после плотного обеда на ветерке, читал ли вслух очередное классическое произведение, общался ли со знакомыми и Нинелью, аплодировал ли вечером самодеятельным артистам.

Однако, уснув с твердым намерением проснуться среди ночи и осуществить задуманное, Борис Арнольдович проспал. То есть не так чтобы совсем проспал, но пробудился несколько поздновато. Судя по Луне и звездам. Пробудился, прислушался к шуму ветра в ветвях, присмотрелся к полету падающих звезд, высунул нос из уютной тесноты гнезда да и решил: «Нет, сегодня уже не успеть. Придется отложить на завтра…»

Эта мысль принесла моральное удовлетворение и умственный порядок.

А наутро соседи глядели на Бориса Арнольдовича с плохо скрываемым удивлением и недоумением. Но он потом пропустил еще две ночи. По одной и той же причине. И только на четвертую ночь пробудился не поздно, не рано, а в самый раз.

Конечно, душа еще и еще требовала отсрочки, но она же требовала и совершенно противоположного, она же и на пастбище не давала покоя целыми днями, срамила, и стыдила, и попрекала слабостью духа и недостатком свободолюбия, словно не она сама была этим слабым духом, этим вместилищем врожденного рабства.

— Все, — сказал себе очень твердо Борис Арнольдович на четвертую ночь, решительно выполз из нагретого логова и тотчас покрылся пупырышками, закрепил на спине свое плавательное снаряжение, оглядел ставшие родными окрестности, на ладони поплевал и стал подниматься вверх. На стартовую свою площадку.

Там потоптался немного, мысленно простился со всеми, с кем намеревался мысленно проститься, да и прыгнул. И уже, конечно, не видел, как высунулась из своего кокона Нинель и посмотрела ему вслед с неизбывной бабьей тоской, как потом, когда она скрылась, точно так же высунулся Самуил Иванович, только в его взгляде была не тоска, а горячее сочувствие. Роберт и Жюль поглядели вслед соседу с восторгом и, пожалуй, завистью.

Даже старина Фогель, когда Борис Арнольдович пролетал мимо его притороченного к фикусу инструмента, счел необходимым мысленно благословить отважного беглеца.

То есть шум, поднятый беглецом, разбудил многих, шум был не так уж и велик, но чутье-то местное население имело звериное.

А Борис Арнольдович между тем мчался хорошо изученным путем, свет бодрствующей Луны озарял его крупную фигуру, борода развевалась на ветру, била по щекам и по глазам. Нерешительность и робость, мучившие во все предыдущие ночи, конечно, не могли участвовать в этой ночной гонке, они отстали на первых же метрах, и теперь воспоминания о них ничего, кроме смеха, не вызывали, и Борис Арнольдович хохотал на ходу.

«Демонически», хотелось бы написать, но это было бы неправдой.

Последним проводил и благословил Бориса Арнольдовича в необычную, возможно, опасную дорогу младший председатель Мардарий, который в этот час, как обычно, бодрствовал на своем КПП. Конечно, проводил лишь взглядом и благословил лишь мысленно, но и это немало, если учесть, что должен-то был задержать или хотя бы поднять тревогу.

Только Борис Арнольдович скрылся из виду, как донесся с ближайшего КПП сигнал. Обычный, дежурный. Мол, если у тебя все в порядке, — отзовись. Мардарий отозвался, да, мол, полный ажур.

Ничего этого не знал, не ведал храбрый Борис Арнольдович, он полагал, что его побег остался никем не замеченным, полагал, что в любой момент может повернуть назад, что вообще можно хоть каждую ночь таким вот образом прогуливаться.

То есть человеком овладела так называемая эйфория, вызванная собственными решительностью и мужеством. Пусть относительным, а все равно. Потому что, если бы этого не было, кто знает, достиг бы Борис Арнольдович морского пространства или же повернул назад, не дойдя до городских окраин.

А вот уже и пастбище осталось позади. Сорван последний «огурец» параллельного мира и съеден прямо на ходу. Вот и опушка вечнозеленого леса, широкий песчаный пляж.

Борис Арнольдович еще немного задержался на вершине крайнего фикуса, того самого, откуда началась когда-то его здешняя жизнь, оглядел залитую лунным светом местность, убедился, что хищников поблизости нет, да и спустился вниз. Приятно было вновь ощутить под собой земную твердь, но не особенно, поскольку уже выработалась привычка к древесному образу жизни, дающему на этом Острове, как ни крути, большую безопасность, чем любой другой.

Песок сверху уже остыл, но нога уходила в него по щиколотку, и там было тепло, мягко. Борис Арнольдович разбежался было по песку, но вернулся, выломал большую ветку и стал заметать за собой следы. Сам не зная зачем.

Так он достиг кромки воды.

Море тихонько шелестело и мерцало загадочными огоньками, лес же, напротив, угрюмо молчал и был черен. Только один неуверенный светлячок очень слабо мигал где-то далеко. Возможно, это был костерок Генерального, выглядывающий сквозь дырку в скале, но скорей всего — обман обостренного до предела зрения.

И тем не менее светящееся море пугало больше, чем беспросветный лес. И лезть в воду очень не хотелось. Но тут Борис Арнольдович вспомнил про блох, и стало гораздо легче думать о ночном купании.

Надел амуницию. Начал медленно пятиться. Вода оказалась теплой и ласковой, как ничейный щенок. Нерешительность и робость, настигшие было на берегу, вновь стали отставать.

Борис Арнольдович вошел по грудь, посмотрел на темные, словно бы домашние джунгли, где уже не вспыхивал одинокий светлячок, то ли прогорел костер, то ли глаза перестали нуждаться в оптическом обмане. Повернулся лицом к безбрежности, отыскал черный силуэт на лунной дорожке и поплыл. Бесшумно, но быстро.

Проплыл метров сто и увидел из-за мыска еще один мертвый корабль. Вспомнилось вдруг об акулах. Ну да, самый подходящий момент. Только эту мысль отогнал — пришла другая. О том, что если появятся сейчас дельфины, то помрешь от страха, прежде чем разберешься что к чему.

Нет, желание плыть дальше не нарастало. Нерешительность и робость вновь были тут как тут. И все больше требовалось моральных усилий, чтобы гнать себя вперед.

Борис Арнольдович остановился, с тоской оглянулся на черную полоску Острова, которая грозила скоро смешаться с остальной тьмой.

Можно и заблудиться, это ведь не джунгли… Зря послушался Самуила Ивановича, все равно ни черта не выйдет. Смешно даже надеяться. Хотя совсем даже не до смеха. Нечего было устраивать этот дурацкий заплыв. Шутка ли — в открытом море, ночью, один! Ладно бы, в районе гудаутского пляжа, а то в параллельном мире. Нет, серьезные люди так не поступают, не поддаются так легко авантюрной агитации…