Обольщение красотой - Шерри Томас

Послышались шаги, медленные и осторожные. Он подошел к двери так близко, что она могла слышать его дыхание. Снова наступила тишина, насыщенная ожиданием. Сердце оглушительно забилось в предвкушении наслаждения. Возможно, он даже поговорит с ней потом.

Возможно…

Дверь закрылась с негромким, но решительным щелчком.

Несколько запоздало Венеция сообразила, что, сама того не желая, она бросила ему вызов. Он счел ее приглашение бессовестной попыткой упрочить ее власть над ним. И, если Кристиан действительно испытал искушение, теперь он приложит еще больше усилий, чтобы держаться от нее подальше.

Тем не менее она продолжала прислушиваться к ночным звукам, если не с надеждой, то с тревожным ожиданием.

Но он упорно избегал ее общества.

Кристиан мог сколько угодно угрожать своей жене разводом, но он не мог воспрепятствовать тому, что этот брак постепенно завладевал его жизнью.

Венеция уверенно вступила в обязанности хозяйки дома. Мачехе понадобились годы, чтобы завоевать симпатии слуг, а его жена с самого начала заставила их есть со своей ладони. Частично это объяснялось ее красотой. Его домочадцы испытывали нелепую гордость от ее привлекательности. Вот как должна выглядеть герцогиня, как бы говорили они, а все остальные герцоги могут лить слезы в свой утренний чай.

Надо сказать, что она умело добивалась их расположения. Его мажордом и садовники давно мечтали принести в столовую живую виноградную лозу, чтобы гости могли развлекаться, срывая свежие ягоды во время трапезы. Кристиан постоянно отказывал им в этом желании, считая его блажью. Венеция благословила их действия.

Из собственного кошелька она выделила средства экономке, миссис Коллинз, чтобы внести улучшения в помещения для слуг. Узнав, что Ричардс, дворецкий, является знатоком вин, она передала в его ведение солидную коллекцию марочного кларета и шампанского, оставшуюся от покойного мистера Истербрука. Шеф-повару, месье Дюфре, она пообещала приобрести за границей свинью, обученную поиску трюфелей, чтобы он смог наконец отыскивать этот дар природы среди корней могучих дубов, которые росли в поместье.

Для рядовых слуг она заказала новую униформу с золотыми пуговицами для мужчин и жемчужными заколками для женщин, которые они могли оставить себе или продать, если пожелают. По мнению Кристиана, это был прямой подкуп, но он, определенно, сделал герцогиню популярной среди слуг. В результате его принаряженный штат, с блестящими пуговицами и сверкающими заколками, выполнял свои повседневные обязанности с невиданным энтузиазмом.

Кристиан удалился в восточное крыло, подальше от этих будоражащих изменений. Парадные комнаты находились в центральной части здания, семейные покои — в западном крыле. Восточное крыло, долго пребывавшее в запустении, он превратил в место для работы, разместив там архив с примыкавшим к нему уединенным кабинетом и частный музей, где хранилась его коллекция окаменелостей.

Здесь он просматривал корреспонденцию от поверенных и агентов, упорядочивал записки о своей американской экспедиции и каждый день писал письма мачехе, заверяя ее, что он успешно приспосабливается к семейной жизни и скоро будет есть омлет с трюфелями и собирать урожай собственного винограда между супом и жарким.

Хотя Кристиану с некоторым успехом удавалось избегать общества своей жены, он не мог уклониться от совместных обедов и предобеденных бесед, которые она навязывала ему самым решительным образом. Кристиан не представлял, как ей это удавалось, но каждый вечер она заново поражала его своей красотой. И он мог поклясться, что каждый день обед начинался чуть позже, и ему приходилось противостоять ее чарам чуть дольше.

Но хуже всего, конечно, было ночью. Венеция оставляла дверь, соединяющую их спальни, приоткрытой через раздражающе непредсказуемые интервалы, иногда две ночи подряд, иногда ни разу за четыре дня. Когда приглашения следовали одно за другим, Кристиана бесило ее нахальство. Когда она, казалось, теряла к нему интерес, он бесился из-за ее безразличия.

Похоже, он обречен терзаться, что бы она ни делала.

В ушах Венеции постоянно звучал совет вдовствующей герцогини. Но как заставить Кристиана слушать, если он не желает? Если она не может остаться с ним наедине дольше, чем на несколько минут в день?

В третий раз, когда он покинул свою комнату посреди ночи, она решила последовать за ним, держась на расстоянии. В доме царили тишина и покой. Пламя свечи, которую Кристиан держал в руке, отбрасывало огромные тени, выхватывая из сумрака лица святых и философов, изображенных на потолках галерей и залов. Казалось, они хмурятся, взирая на Венецию, словно тоже не одобряют хитрость, с которой она пробралась в этот дом.

Кристиан направился в восточное крыло. Венеция еще не проникла туда, уверенная, что он будет недоволен ее вторжением. Но иногда нужно проявить настойчивость и атаковать противника в его логове.

Однако, то ли из-за трусости, то ли из-за любопытства, слишком долго сдерживаемого, Венеция не последовала за ним в кабинет, а вместо этого распахнула дверь его частного музея и зажгла свет.

Она потрясенно ахнула. Кажется, она переоценила парк. Вот где самое прекрасное место в поместье.

Это было просторное помещение пятидесяти футов в длину и тридцати в ширину с тянувшимися вдоль стен витринами. С потолка свисал скелет орла Хааста[12] с расправленными, как в полете, крыльями. Посередине располагалась экспозиция бивней: огромная пара окаменевших бивней, принадлежавших мамонту, еще одна, намного меньше, вероятно, карликового слона, стегодона, и длинный прямой бивень, вдвое длиннее ее роста, некогда служивший славой и гордостью самца нарвала.

— Что вы здесь делаете?

Венеция оглянулась. В дверях стоял Кристиан. Вскочив с постели, она ограничилась тем, что накинула поверх ночной рубашки пеньюар. Кристиан был одет более формально: в рубашку и брюки. Но воротник рубашки был расстегнут, и Венеция подавила острое желание лизнуть его шею.

Кристиан нахмурился.

— Я задал вам вопрос.

— Разве не очевидно? Любуюсь вашими окаменелостями. А что вы здесь делаете?

— Увидел свет и пришел поверить. Оказывается, это вы.

Он сделал движение, явно собираясь уйти.

Венеция набрала в грудь воздуха.

— Постойте. Я хочу знать, что именно сказал вам мистер Таунсенд.

Кристиан окинул ее взглядом, не жадным, а жестким и непроницаемым.

— Он сказал: «Ваше желание еще может исполниться, ваша светлость. Но подумайте дважды. Если не хотите кончить, как я».