День пирайи (Павел II, Том 2) - Евгений Витковский

Лучше б уж она не крутилась, лучше б уж ничего не метала и вообще сидела бы в своей Африке. Лучше бы хоть кто-нибудь из зрителей вовремя посмотрел вверх, увидел там величественно, медленно проплывающего дириозавра, но все смотрели только на крутящуюся зомбийку. А дириозавру на спортивные страсти было наплевать, он просто плыл в воздушном океане, в непосредственной близости от его сверкающего брюха плыла и сверкающая бензопила. Табата Да Муллонг отпустила кувалду, глянула ввысь, заорала от восторга, — потом клеветали, что от ужаса, — но все равно было поздно. Тяжкая кувалда, еще хранящая в рукоятке жар девической ладошки, описав сложную дугу, врубилась прямо в лопасть бензопилы «Дружба», отлетела прочь и не побила рекорда, она упала вдалеке от стадиона, прямо в океан, едва не побила всех участников чемпионата по отливному серфингу. Но она побила и бензопилу, и та стала терять высоту, явно нарушая гармонию мира, может быть, она больше уже не могла летать. Соколя повис в воздухе сам по себе и возвел очи к дириозавру: теперь, без пилы, Соколя мог оказаться недостойным сопровождать Его Совершенство. Лишь микросекунда понадобилась двумозгому ящеру на то, чтобы все понять, осудить виновных и разгневаться, спасти пострадавших и утешить их печали. Из брюха ящера высверкнул лиловый от ярости яйцеклад, перехватил и Соколю, и пилу и зашвырнул в сумку на ремонт, но выметнулся снова, утолщаясь и удлинняясь, приводя в ужас всех тиффозных, наконец-то глянувших в небо. Ящер мстил. Он вознесся над стадионом на высоту в добрый километр, а потом из яйцеклада вырвался огромный, с пятиэтажный дом хрущевской постройки размером, предмет, к тому же загадочной пятигранной формы, с грохотом рухнул на поле спортивных состязаний, чуть ли не целиком его разворотил, усыпал зрителей бетоном и землей, а Табату Да Муллонг так и вовсе поначалу погреб. Спортсменка, к ее чести, восприняла случившееся хладнокровно, быстро и по-деловому себя откопала и принялась откапывать своих поклонников. Несмотря на общую панику, кое-кто из корреспондентов успел сделать кадр-другой в хвост улетающему во гневе дириозавру. А сброшенный им предмет оказался настоящим пятигранным яйцом, дириозавр был все-таки самкой и клал яйца, если нервничал.

В последующие дни его пытались разбить, но не смогли, хотя Спирохет крайне опасался вылупления из него нового дириозавра, двух: не дай Бог, яйцо двухжелтковое. Но, кажется, это все-таки был болтун: чего еще ожидать от одинокой самки. Точно этот вопрос разрешен не был, яйцо не вскрылось, может быть, от отсутствия должного насиживания, а может быть, и вовсе неизвестно почему, — но история о том, как стадион яйцом накрылся, в памяти поколений сохранилась на века.

Стоял все еще июнь, и никто на белом свете почти не ждал того, что случилось дальше, в частности, никто не ждал от меня прозы. Подлости от меня ждали многие, да и теперь ждут, но не прозы. Но именно в тот июнь я не выдержал и приступил к давно задуманному правдивому описанию событий, сопутствовавших логическому перерастанию социализма в его высшую, монархическую фазу. Правда, предикторы ван Леннеп и дю Тойт об этом моем намерении загодя кого надо предупреждали, но поскольку подлости от меня всегда ждали, то именно здесь и заподозрили какой-то дьявольский подвох, но уж никакую не прозу и уж подавно не трилогию о Павле Втором. Ну, им же хуже.

11

Мы тебе ераплан либо там дерижаб даим, только ты его за границу не угони.

Борьба за культуру выражалась здесь полным отсутствием пепельниц, курили поэтому втихаря, ну, и окурки в результате оставались тоже под столом. Народу было не особенно много, Гаузер с аппетитом закусывал очередные двести грамм тарелкой борща, а профессиональным слухом примечал все, что говорилось в разных концах зала. Подлый Герберт борща принес как нужно быть, много плеснул борща, но плеснул его, гнусняк, в грязную тарелку. Он там других на кухне не нашел, а спросить, скотина грязная, боится, и вообще, все время только за рукав и дергает, гадина, педераст употребленный. Бэ-е.

— Ну, переобул я его так на сто шестьдесят… Где-то так…

— Она же мне вместо спасибо, что отпускаю со свиньей ее паршивой, в морду плюнула. И вроде жвачки никакой не жевала, а слюна у нее такая едкая, жгучая, темно-зеленая оказалась. В правый глаз мне попала, в медпункте промывали потом… Ушла, подлая, а мне неприятности. И в глазах теперь двоится, хотя вот уж неделя скоро…

— Постановление вышло: теперь незваный гость будет считаться лучше татарина!

— Вот как царя назначат, точные сведения есть, сразу коммунизм только и будет. И денег тогда не будет. Ах ты Господи, опять не будет, вечно их нет…

— Нет, насчет войны, думаю, ты неправ. Будет. Обязательно. Очень скоро. Какая разница — с кем? Пойдем, пойдем мы с тобой покорять. Что? Что-нибудь пойдем…

— Майонез, значит, в двенадцать раз подорожает, спичек будет по восемь штук в коробке, но обещают, что зажигаться будут. Портвейн по четыре, а хлеб обязательно, из сверхточных источников…

— Ты мне счет неси, я не пообедать вышел, у меня вылет через час двадцать пять, регистрация, помидор терпеть не будет…

— Беспокоит вас, говорит, одна из компетентных организаций. Я его по голосу узнал, я ж честный, не кадрись, говорю, больше двести на родной карман не кладу, верхушки дальше сдаю, ему и звони. Дурень этот возьми да и позвони ему, вот теперь в Кулунде помыкается, мне главный точно обещал…

— Это уж просто ну не знаю что, это уже смертельная жизнь!..

— Во вторник, значит, дежурю: из Грузии две дуры две тысячи роз парнишке такому, в вельвете, за тысячу передали, и к себе. А я ему руку на плечо, интересно познакомиться, говорю. Налей, тошно… А он глядит на меня: да, вот как раз прикупил букет к могиле Неизвестного Солдата. Ну, говорю, бери транспорт, поприсутствую, говорю. Нет, говорит, я привык общественным транспортом, я привык общественно класть. А, падла, думаю, стреляный, отчего ж я первый раз тебя вижу? Вижу, отпускать надо, мне за такси кто деньги вернет, и назад не доберешься, говорю со зла: часто кладешь? А он мне — кладу, кладу, вам тоже класть желаю… Вот теперь и думаю — не положить ли… Ну давай тогда…

— Англичанка на такое заявление говорит: «Ну и что?» Немка спрашивает: «Когда?» Итальянка — «Чем?» Француженка — «С кем?» Русская — «За что?..»

— Гертруда это что, нашему засрака дали, я не ругаюсь, а он на торжественном вручении говорит: мол, полон сил и на пенсию не пойду. Сидит на шее у нас пока что. Заслуженный работник культуры это, молога пропасная…

— Молоко по восемьдесят одной должно стать…

— Да не заворачивай ты мне контрфалды… Не слыхал? Дубина… Зеленый…

— Никакой не зеленый, в самом цвете мой помидор: аджарский, хочешь пробуй, не хочешь — так уйду, если счет сей минуту не будет! Помидор милиции сдам! Зря думаешь, что не возьмет… Детдом моим именем назовут!.

— Знала бы, говорит, что ты такой, так хоть штаны бы надела!..

Гаузер не вполне ясно помнил, как они сюда попали. С тех пор, как по Савеловскому направлению железной дороги они где-то проводили Рампаля, кажется, они несколько раз катались на границы области и обратно, и одолевало предчувствие, что надо быть поближе к аэропорту. Теперь, тоже по наитию, Гаузер пешком довел своих спутников от железной дороги до аэропорта Шереметьево-2, что делать дальше — не знал, но необходимо было мощно выпить, чтобы русский язык вспомнить, ну и поесть хорошо, как раз ресторан открыт. Питаться в ресторане невидимой группе было трудновато: платить, конечно, не надо, и места твоего тоже никто не займет, но, увы, и обслуживания невидимкам тоже никакого. Коллективом рубали все, что приносил Герберт в грязных тарелках. За бутылками Гаузер ходил к буфету сам, потому что Герберт не успевал поворачиваться. Несколько часов назад Гаузер под очередной стакан словил телепатему из Колорадо: сворачиваться, в Москве они больше не нужны. Дальше шли нежаркие поздравления и приятный сюрприз: пусть проездом, но предстояло побывать в Венгрии.

Форбс сообщал, что полковник Бустаманте закончил эксперименты с собачьим потомством трансформатора Оуэна, получил блестящие результаты и принципиально решил проблему увеличения штата оборотней: все щеночки, покушав рудбекию, тако-ое показали… Теперь даже тому несчастному, что в образе слонихи стоит, аборт делать не будут. Теперь ему придется, как это сказать по-русски, бэ-е, слониться, что ли? Итальянский маг доказал, что потомство принявших женскую трансформу оборотней, засеянных семенем почетного оборотня Аксентовича, прекрасно оборачивается в людей, а потом опять во что надо, поэтому свинок, всех тринадцатерых, тоже надо быстро собрать на Западной Украине и немедленно вернуть на историческую родину. Надлежало ехать на Волынь, прибрать к рукам поросятню, угнать ее через венгерскую границу, в Будапеште посадить на самолет — и домой. Причем все делать быстро, не то хохлы волынские как раз поколют, срок подходит. Предстояло ехать в Луцк, стало быть, набрехало вещун-сердце, какого лешего занесло их всех в международный аэропорт? Или Волынь уже отделилась? Кто президент Волыни?.. Бэ-е…