Кладоискатель и золото шаманов - Юрий Гаврюченков

Закинув за спину автомат, боец сноровисто обшарил меня, извлек из кармана «Макаров». Рядом обыскивали пилота и Славу. Позади раздался стон, из грузовой кабины вытащили раненого Гольдберга. Пилота Лешу, беспорядочно лепетавшего что-то в свое оправдание, отделил от нашей компании и увел с собой приземистый крепыш с южными чертами лица и черными усами, похожий на турка.

– Не крутись, – пробасил гигант.

Я утратил интерес к судьбе Вадика и уставился на реку, протекавшую через биржу. Там, где течение преграждала вбитая в дно решетка, вода кипела белыми бурунчиками. Зона… Снова я в зоне. Сердце ныло. Гладиаторы проиграли бой и теперь должны умереть. Но смерть бывает разной, и от лап демонов еще не самый худший вариант. Скорее всего, нас ждал остров Огненный, где находится тюрьма для приговоренных к пожизненному заключению. На каждом из нас висело немало эпизодов по расстрельным статьям, но нынче пошла мода вышку не давать, так что можно было рассчитывать на помилование. Главное, чтобы нас не прикончили сейчас, на месте.

Бесславно низвергнувшись на очередном препятствии, я понимал, что марафон закончен, и теперь мыслил категориями грядущей тюремной жизни, прикидывая шансы на спасение. Любая отсрочка давала надежду. Пусть призрачную, но в нашем положении выбирать не приходилось. Слава поступил мудро и дальновидно, пойдя на переговоры с экипажем Ми-24. Лучше поднять руки, чем склеить ласты. Сдадимся в плен, а там посмотрим.

– Давай их в барак пока! – скомандовал кто-то напористым голосом.

– Поворачивайся! – Меня дернули за плечо, развернули и толкнули вперед.

Нас обступили спецназовцы с автоматами в руках.

– Откуда такие подонки?

Я промолчал. Слава тоже ничего не сказал. Гольдберг побледнел совсем уже до прозрачности и едва держался на ногах.

– Шагайте! Руки, бля, не опускать! Смотреть вниз! Смотреть, на хуй, себе под ноги! – летел из разных глоток псовый лай.

Нас загнали в будку, где в крошечный тамбур выходили три двери, и рассадили по отдельным клетушкам. Такие будки заключенные поавторитетнее сами себе строят в рабочей зоне.

– Бля, сидеть тихо, поняли? – предупредил через дверь часовой. – Услышу шум, стреляю на поражение. Кто дотронется до двери, получит пулю. Я не пугаю. Предупреждать тоже не буду.

После такого напутствия спорить и огрызаться расхотелось. Стараясь двигаться как можно тише, я осмотрелся. Комнатушка была пуста. Когда-то здесь обитал зэк, бригадир какой-нибудь или учетчик, но теперь от него ничего не осталось. Биржу закрыли, и все оттуда вывезли, даже самодельную зэковскую мебель. Растащили вертухаи по домам. Осталось только прорубленное в стене окошко в два бревна высотой и шириной – такое же. Через него можно было разглядеть наш вертолет, зеленый «Урал» с непонятной эмблемой на дверце и запретку. За забором начинался сорный березняк, выросший на месте вырубленной тайги. Смотреть на колючую проволоку было слишком кисло. Я сел под окно на голый пол. Вздохнул. Было не то чтобы страшно, а здорово неуютно. Зона меня не пугала. После всего пережитого следственный изолятор и крытая тюрьма казались вожделенным санаторием. А вот провести остаток дней в белокаменном остроге с изуверским режимом содержания и соседом по камере убийцей-психопатом, самому свихнуться через пару лет и быть в конце концов погребенным в ведомственной могиле с номером на столбике… Такая перспектива тяготила. Она была вполне реальной, если нас передадут органам следствия. В наши дни отважным авантюристам, безрассудно идущим наперекор обстоятельствам и не отступающим перед смертельной опасностью, грозит остров Огненный навечно, а вовсе не богатство, слава, любовь и преподавательская должность на историческом факультете местного университета. Не та эпоха, и страна не та.

Хотя, даже если меня рано или поздно помилуют, например, к столетию Великой Октябрьской социалистической революции, каким я выйду из крытой тюрьмы? Я буду как космонавт, вернувшийся из звездных странствий. Ни дома, ни работы, а постаревшая жена нянчит чужих детей. Получается, что я навсегда выпал из привычной жизни.

– Ильюха…

Наш свободный полет завершился вынужденной посадкой.

– Ильюха!

Громкий шепот отвлек от похоронных мыслей. Я встрепенулся, скосил глаза. У самого пола в щели небрежно сколоченной из досок перегородки шуровала щепочка. Слава подавал знак. Я бесшумно лег на пол, прижал губы к стене.

– Слышу тебя.

– Это красноярский СОБР.

– Что?! – я поспешно приложил ухо к стене.

– Эти бойцы – красноярский СОБР.

– Откуда знаешь? – прошипел я, прислушиваясь к шагам в коридоре. Часовой еще не успел заскучать, но нас не слышал.

– По шеврону определил.

– И что теперь?

– Они проводят спецоперацию. Не по нам. Нас они не знают. Они отдельно от местных мусоров. Может быть, даже против них.

– Откуда знаешь?

– Слышал, как пилот с радистом разговаривали.

– И что еще?

– СОБР для сопровождения каких-то ценностей прибыл. Вместе с комиссией из Красноярска. А тут наша война. Они здесь базу устроили, выжидают.

– Что выжидают?

– Когда ясность будет. Или приказа ждут. Мы им все попутали.

– Что с нами сделают, как думаешь?

– В Красноярск отвезут, сдадут ментам. Не боись, не расстреляют. Попрессовать могут, если сами будут допрашивать.

У меня упало сердце. В Крестах довелось слышать немало страшных историй о том, как допрашивает спецназ. Берут здоровых, возвращают калек. Губят быстро и грубо, не всегда получая достоверную информацию. Маски-шоу – это не въедливый следователь прокуратуры и не прожженный опер, от которых трудно что-либо скрыть. Возможно, нам удастся обмануть СОБР, но какой ценой!

– Слава, не рассказывай им про патруль. Иначе СОБР нас убьет за своих.

– Понял тебя, Ильюха.

Шаги часового сбились с ритма. Наверное, заскучал. Через два часа его сменили.

Мы провалялись в камере целый день. Под вечер из-за тонкой перегородки донесся стон Вадика.

– Хули ты там, бля?! – От удара сапогом хлипкая постройка задрожала.

– Он ранен, – я не узнал свой голос, такой он был хриплый и низкий. – Он крови много потерял. Его надо перевязать.

– Расстрелять вас надо, а не перевязывать! – гавкнул в ответ часовой, судя по голосу, молодой парень. – Кто вы такие? Вы нам вообще не нужны, перхоть подзалупная!

Вадик застонал гораздо тише. Должно быть, мучился не столько от раны, сколько от душевных терзаний.

– Пасть закрой! – рыкнул спецназовец. – Счас, бля, с вами разбираться придут, осмотрят твою рану. Кто тебя ранил?

– Меня случайно, – простонал Гольдберг.

– Мы геологи! – затараторил я, еле успевая за бешено скачущими мыслями. – Мы из Петербурга, из Геологического института. Мы в пещере золотые изделия нашли, теперь за нами охотятся!