О чем мечтают женщины - Л. Аделайн

—  Просто я чувствую то же, что и она, мэм. Такое ведь случается, вы знаете. Словно молния ударила. Я просто хочу быть с ней, — сказал он, как будто и сам удивлялся собственным словам.

—  А почему бы тебе и не чувствовать то же самое, дорогой? Ты ведь не полный идиот. Может быть, я даже завидую вам немного. Потому что ты прав, хотя то, что произошло между вами, случается нечасто. Но уж когда такое происходит — это нечто особенное. — Матильда ненадолго замолчала.

«Это не просто особенное, — хотелось сказать мне. — Это нечто невероятное, ослепительное, взрывное!» Я боялась, что Матильда попытается отговорить, переубедить меня, что начнет предостерегать и объяснять, что даже самый прекрасный секс еще не есть настоящая любовь. Но нас ждало совсем другое.

—  Однако это значит, что придется искать замену тебе, Марк, и найти другого кандидата в С.Е.К.Р.Е.Т. вместо Дофины. Но это уж наше дело. А теперь, Марк, мне бы хотелось поговорить с Дофиной наедине. Почему бы тебе не подождать ее во дворе? Несколько минут. И спасибо за твою службу, пусть и недолгую. В самом деле, ты был… настоящей находкой.

—  Но это я получал удовольствие, мэм… — Он встал, выпрямился и заглянул мне в лицо, погладив по подбородку.

—  И, Марк… — ласковым тоном добавила Матильда, когда он уже пошел к двери. — Никогда больше не называй меня «мэм».

Он смущенно кивнул, вышел, а мы проводили его взглядом. Когда же мы остались одни, я повернулась к Матильде.

—  Я пыталась дозвониться до Кэсси, но у нее телефон выключен, — сказала я.

—  Она в госпитале. Вчера вечером у ее коллеги начались роды. Но я ей все передам, — ответила Матильда, накрывая мою руку своей. — Послушай, тебе следует знать: вчера Комитет проголосовал за то, чтобы пожертвовать деньги, полученные за картину — все целиком, — на помощь разным женщинам. Пьер не захочет вернуть нам картину, но мы решили, что организация, посвятившая себя освобождению женщин, не может принять деньги от мужчины, посвятившего себя тому, чтобы манипулировать ими.

—  Но как насчет тех женщин, которых вы могли бы поддержать с помощью его денег в том же смысле, что всегда?

—  С.Е.К.Р.Е.Т. имеет блестящее прошлое. Почти сорок лет. И думаю, у нас хватит денег еще на несколько лет. Надо просто подсчитать хорошенько. А если возникнет необходимость, то мы обладаем еще одной картиной, хотя я надеюсь, что с ней нам не придется расставаться. — Матильда встряхнула головой, как бы отказываясь думать о неприятном, и искренне улыбнулась мне. — Ты сделала свой выбор, Дофина. Но мы расстаемся не навсегда. Я хочу знать, как у тебя пойдут дела, все до мелочей. И уверена, что Кэсси тоже этого захочется.

—  Матильда, ты просто не представляешь, что вы все сделали для меня. Вы вернули мне силу духа, радость. И у меня просто нет слов, чтобы выразить благодарность вашей организации.

Я встала, обошла стол и крепко обняла Матильду. Но хотя мне безумно нравилось это место и его магия, я дождаться не могла того момента, когда наконец вернусь в свою пыльную квартирку, в свой крошечный магазинчик, к своим потрясающим покупателям и милой Элизабет.

И к Марку.

Мой мужчина ждал меня снаружи, под солнцем, и его волосы были в полном беспорядке, а улыбка восхитительна, и у него были теплые руки… а в животе у него отчаянно урчало от голода.

—  Детка, мне просто необходим большой жирный омлет и что-нибудь еще жареное. Я хочу бекона, я хочу тостов! — заявил он, целуя меня в шею. — И мне нужна ты.

И все это не было фантазией. Это была реальность. «Подумать только, что может случиться, если ты откажешься от постоянного самоконтроля и дашь себе немножко свободы, — подумала я. — Весь огромный мир тут же обрушится на тебя!»

—  Ты просто читаешь мои мысли. Идем отсюда!

Глава девятнадцатая

Кэсси

Трачина уже выбрала имя для своей малышки — Роза Нико, в честь нашего кафе, которое, в свою очередь, было названо в честь одной из первых афроамериканок, занявшихся бизнесом в Новом Орлеане.

—  Мы будем звать ее Ник, — сказала Трачина, целуя дитя в крошечный лобик, размером не больше серебряного доллара.

Сказать, что малышка была маленькой, значит описать лишь часть ее невероятной внешности. Она была почти прозрачной; сеточка голубых жилок покрывала все ее личико и тельце, как бледная паутина, придавая коже светлый багровый оттенок. Когда ее не держали на руках, она лежала в передвижном инкубаторе, стоявшем рядом с кроватью Трачины, и маленькая салфетка прикрывала нижнюю часть ее тела; кулачки у крошки были размером с розовые бутоны. Благодаря щедрости богатого отца крохи у Трачины была отдельная палата.

—  Доктор говорит, с ней все будет в порядке, — прошептала Трачина.

Она говорила так тихо не потому, что боялась шуметь, а потому, что почти лишилась голоса во время родов, когда кричала без передышки, ругаясь на Каррутерса и Уилла. На всякий случай она позволила обоим присутствовать при процессе.

А теперь Каррутерс, явный победитель, в зеленом госпитальном халате и шапочке, отлично устроился неподалеку в огромном кресле, а его костюм, жилет и галстук валялись где попало. Каррутерс спал, положив ладонь на стеклянную крышку инкубатора, словно защищал его.

—  Наверное, мне придется побыть здесь несколько дней, но никаких осложнений не предвидится, — сказала Трачина.

Ну, по крайней мере медицинских осложнений точно не будет.

А всему остальному, что мне необходимо было знать, суждено было прийти позже, когда в последующие недели у нас с Трачиной начало завязываться нечто вроде дружбы. И за несколько месяцев после ее драматических родов мне предстояло выяснить, что у нас с ней куда больше общего, чем мне казалось.

Она сказала, что ей хотелось бы как можно дольше оттянуть процедуру определения отцовства, потому что это может разбить сердце Уилла. Сразу было видно, что она очень заботится об Уилле, но за время пути в родильный центр и после родов стало совершенно очевидно то, что любила-то она Каррутерса. И все же Трачина чувствовала, что Уилл стал бы куда более хорошим отцом — более надежным, более заботливым, безусловно любящим своего ребенка. А Каррутерс был политиком, обладающим немалой властью. У него была жена, которая, впрочем, скоро должна была стать бывшей женой, и двое детей школьного возраста. И тем не менее было нечто особенное в том, как он сидел рядом с Трачиной всю ночь, выходя из палаты лишь изредка, чтобы ответить на какой-нибудь телефонный звонок, и даже старался как можно добрее относиться к Уиллу, хотя Уилл резко отвергал все его попытки к сближению.