Москва и мертвичи - Андрей Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересный вопрос. Я достал телефон и долго пялился в экран, опрокидывая новые стаканы и собираясь ей позвонить. Потом увидел, что она в сети, решил написать. Смотрел в горящий зеленый кружок у имени в мессенджере, гипнотизировал и дождался сообщения от нее: «Чего не спишь?»
Нет, перебор. Я оставил его непрочитанным. Расплатился, оставил официанту щедро чаевых и упал в такси. А сегодня с утра ехал на работу, чудовищно страдая, надо будет купить нурофен и боржоми.
* * *
– Прости, засыпал уже. Чего хотела вчера? – поинтересовался я у курящей Агаты, подходя к подъезду.
Рядом терся и морщил усы от дыма Рейнеке – в рамках совместного расследования мы пришли осмотреть (и обнюхать в случае лиса) квартиру Кочеткова.
– Забей. Мысль была, ерунда. Чего, тяжелая ночь? – она смерила меня взглядом.
Конечно, мы ничего не сказали ренару о нашей находке с почерком. Кто знает, какие силы в этом замешаны? Агата лишь незаметно сунула себе один из листков для сверки почерка в сумку. Мы и Филатову-то пока не успели сказать.
– Что опаздываешь, человек? – мне показалось, что лис расплылся в сатирической ухмылке.
Конечно, пушистый говнюк наверняка унюхал запах спирта.
– Да, я пил и у меня болит голова, – я засунул руку в ближайший сугроб и растер лицо снегом.
Спасибо, господи, что зима, на солнышке было бы еще мучительней. – Все прокомментировали? Теперь пойдемте в квартиру.
Я решительно ввел код на двери, получилось со второго раза.
Кочетков жил в реновационной десятиэтажной «собянинке» в районе Профсоюзной. Без архитектурных излишеств, но светленько, чистенько. Разговаривающий лифт со звуковыми объявлениями для плохо видящих отвез нас на девятый этаж. Дверь квартиры была опечатана. Рейнеке нетерпеливо поскребся о бумажную ленту, словно кот, просящийся к лотку. Агата, заскочившая с утра за ключами и новостями о деле, открыла все три замка, которые все равно не помогли хозяину.
Сцена побоища начиналась с прихожей. Зеркало на раздвижном шкафу полысело от внушительной вмятины. Дальше в сторону гостиной шли следы борьбы, перемежаемые следами крови. Разбитый сервант, разломанный стул, подвинутый диван, опрокинутый торшер.
Рейнеке встал на четыре лапы и, наклонившись к полу, принюхался к крови.
– Соседи что, не слышали ничего? – пробормотал я.
– Говорят, не было дома, – ответила Агата.
– Камеры?
– Подъездные в этот день не работали, техобслуживание.
– У такого, как Кочетков, должны были быть свои камеры.
Я стал осматривать вход в квартиру со стороны лестничной клетки, пытаясь найти глазок. Одна выпуклая текстура настенной краски задержала мое внимание, и я долго вглядывался в нее, пока не поковырял ногтем. Ничего. Либо камера была очень хорошо замаскирована, либо ее не было. Надо будет наших айтишников прислать.
Рейнеке меж тем добрался до спальни хозяина и рылся в гардеробе, раскидывая вещи почившего, среди них преобладали скучные серые костюмы. Беря каждую вещь, он жадно втягивал носом воздух и фыркал.
Жизненный путь Кочеткова закончился на ковре в гостиной. Судя по всему, тут случилась последняя яростная схватка: на мятом белоснежном памятнике Икее алели пятна двух цветов, здесь же был разбросан вырванный мех нападавшего.
Рейнеке притопал из спальни и теперь, щурясь, принюхивался к одному из клоков.
– Ребята сказали, он так и умер с вырванной шерстью в зажатом кулаке. Патологоанатом пальцы расцепил – а там мех этот свалялся. Сейчас лаборатория изучает.
Лис убрал несколько ворсинок черной шерсти в карман своего бежевого тренча. Лизнул пятно на ковре. Потом устроился в кресло, предварительно поджав хвост, и театрально посмотрел на нас с видом Шерлока Холмса, готового изложить суть дела несообразительному Ватсону.
– Про Кочеткова. Запах его, на Казимира напал он. Но что-то тут странное. Там была примесь другого запаха, словно еще кто-то был.
– Сообщник?
– Возможно. Пока не понимаю. Но Кочеткова запах четкий там, – он неожиданно зачесал левое ухо правой лапой. – Теперь про кровь и шерсть. Шерсть одного из нечеловеков. Кто-то не из Москвы. Пахнет лесом, снегом, здесь у вас так не пахнет. У шерсти тоже запах странный, у крови странный вкус. Как будто неживые. Шерсть я сохранил, – он совсем по-человечески хлопнул лапой по карману. – Так или иначе считаю факт агрессии в отношении человека установленным. Я передам свои соображения в Совет. Вы называете это Черный Кремль, – пояснил он вопросительно посмотревшей Агате. – Со своей стороны будем искать нападавшего и разбираться.
– Что теперь? – спросил я. – Инцидент между МПД и э-э-э… Советом исчерпан? Кровь за кровь?
– А теперь вы делаете свою работу, а я делаю свою работу. Ищите мотивы, улики, виновных. Узнайте, зачем он убил Казимира. Вы одного из нас убили, нарушили Пакт. Конечно, ничего не исчерпано.
С этими словами он извлек жетон Кочеткова, бросил его мне и направился в прихожую.
– С вашим начальством еще свяжутся, – кинул он на выходе, поправляя шляпу перед разбитым зеркалом.
* * *
От квартиры Кочеткова мы отправились прямиком к Филатову. Требовался дебрифинг и понимание, что вообще делать дальше. По дороге Агата молчала, я пару раз посмотрел на нее, она как-то странно отводила взгляд.
Николай Борисович принял нас сразу. В кабинете, помимо него, сидел спиной к двери еще один человек. Когда мы вошли, он слегка обернулся и кивнул. Я удивился, узнав по острому носу и мощным скулам Мечникова.
– Садитесь, – начал Филатов. – О другом нашем деле, – он акцентировал слово «другом», видимо, намекая на Назарова, – поговорим попозже. Сейчас же докладывайте, что нашли по Кочеткову и крокодилу.
Я выложил жетон покойника на стол, и мы доложили.
– Значит, в сухом остатке Кочетков зачем-то убил Казимира, вернулся к себе в квартиру и там был атакован неизвестным существом не из Москвы, – подытожил Мечников. Голос у него был тихий и глубокий. Опасный.
– Получается, так.
Я не верил в эту версию, но, если отбросить все сомнения Рейнеке, дело Назарова и догадки, что нас пытаются стравить, оставалось такое объяснение. Я не собирался обсуждать при Мечникове второе дно этого расследования.
– Лаборатория точно не смогла сказать, кто это, – Филатов потряс перед нами зажатую между большим и указательным пальцем небольшую пробирку с шерстью.
Колин Пауэлл примерно так тряс пробиркой
