Это я, Эдик - Олег Никитин

(Неужели вам приятно или интересно читать такое безобразие?! Берегитесь же, дальше будет еще гнуснее. Пока не поздно, пролистайте до следующего эпиграфа. – Прим. ред.)

Расул же поскользнулся на льду, ошарашенно взвизгнул и подставился под неловкий удар охотника в шею. После чего предпринял мощную попытку вывернуться и буквально сдернул Гошу с полки. Тот же вцепился в рукоятку ножа окостеневшей от мышечного спазма ладонью и ткнулся физиономией в вонючую шкуру пса.

Стремительно теряя силы, Расул в последнем усилии вывернул голову и стиснул зубы на ухе Паскудникова. Вслед за чем исторг прощальный, булькающий хрип и растянулся. Так они и лежали мордами на кровавом снегу, пока Гоша в панике не вскочил на колени. Ухо с жутким хрустом покинуло собачью хватку. Бросив оружие, Гоша устремился к ближайшему сугробу и принялся оттирать липкую рожу от собачьей крови.

Против воли из его глотки рвался охотничий рык, но он сдержал порыв и огляделся. По счастью, смертельная схватка осталась никем не замеченной.

– Вот же сука, – невпопад пробормотал парень по адресу поверженного пса. На ухе у Гоши осталась кровоточащая ранка – она саднила и чесалась. – Как бы бешенством не заразил, гад…

Медлить не стоило. Того и гляди, найдется еще один или два пса, привлеченных запахом свежего мяса. Ну и визг же они поднимут, когда обнаружат мертвого соратника! А то и человек подвалит, у многих чутье не хуже звериного.

Но Ленка просила принести только мясо и голову! Что делать? О том, что после убийства придется еще и свежевать труп, до этого момента Паскудников старался не думать. Теперь же проблема встала в полный рост.

Чуть не ревя от ужаса и дергаясь всем телом, он вспорол псине брюхо и оттяпал хвост. А затем и голову, все равно она и так была уже наполовину отрублена. С позвоночником, правда, пришлось помучиться.

На этом запал, да и силы удачливого охотника иссякли. Оставаться на месте преступления было уже невыносимо. Он затолкал расчлененный труп в мешок из-под картошки, простелив его полиэтиленовыми пакетами, как приказала Целко. Авось задержат кровь и не дадут ей проступить предательским пятном.

Пока вышагивал в направлении общаги, Гоша успокоился и даже почувствовал гордость. Надо же, сам завалил целого пса! Теперь все узнают, какой он добычливый хозяин, и станут уважать не только за половую близость с Ленкой. Гоша осмелел настолько, что за сотню метров до общаги схоронился в развалинах сарая, еще не совсем растащенных по домам уродовцев, и довершил дело. Шкуру, разумеется, выбрасывать он не стал. Ее можно отчистить от кусочков мяса, которые вполне способны составить целое жаркое. А шкура потом, скорее всего, пойдет на настоящую меховую шапку или даже модный пояс от радикулита!

Как ни крути, день начался великолепно. Правда, мерзкой комендантше пришлось отдать целый хвост – а если бы добычу нес не Гоша, Ленкин парень, то гнусная бабища отняла бы еще и ногу.

(До чего отвратительные типажи! – Прим. ред.)

– Охотничек, – уважительно высказалась тетка, и Паскудников даже взопрел от счастья. – Кровищу-то с хари смой!

Он вприпрыжку кинулся в родную комнату, и встречные студентки с завистью косились на его окровавленный мешок. Хвататься за полы зипуна и заманивать к себе, однако, никто не осмелился, только голодными воплями провожали.

– Я принес его, Лена, – вздохнул Гоша, остановившись на пороге.

Круглая морда Целко расплылась в улыбке. Она с топотом подбежала к другу и обняла его стальными ручищами, а затем страстно расцеловала, выбирая места почище.

– Будет тебе все, что хочешь, – пообещала она. – Сегодня же, после обеда.

Паскудников только радостно замычал в ответ – какие тут подберешь слова?

Трапеза намечалась царственная! Торопясь, пока Маринка не явилась с хахалем, Лена нарезала самые сочные куски и бросила их на сковороду вместе с остатками маргарина. Свежее мясо буквально истекало кровью, но Целко лишь облизывала пальцы. Не хватало еще терять калории. Гоша курсировал вокруг стола и пытался утянуть хотя бы косточку, чтобы обглодать ее, и Лена наконец прикрикнула на товарища. Тот обиженно повалился на кровать и громко зашмыгал сопливым носом.

Все, что не влезло в кастрюлю, Целко поместила в пакет и спрятала между оконными рамами. Вывешивать добычу за окно было рискованно, дервиши могли сорвать ее багром.

Долго сносить голод не смогла даже стойкая к невзгодам девушка. Когда на волнующий запах жареной собачатины изо всех дверей потянулись голодные студентки, Лена схватила сковороду и пробилась в свою комнату. Остановить ее не посмели, однако жалостный вой десятков глоток преследовал еще долго.

Пожрав самые сочные куски, полусырые и совершенно пресные, счастливцы выставили сковородку за порог, и там на несколько минут разгорелась подлинная битва.

– Посудину бы не сломали, – проворчала Целко со счастливым видом.

– Ну, давай, – подмигнул Гоша и расстегнул пуговку на штанах.

Ленка в сомнении почесала немытую голову и кивнула.

– Только маргарина больше нет, – злорадно сообщила она. – Так что обойдешься пока так.

Паскудников горестно застонал. Делать, впрочем, было нечего – согласно известной поговорке, следовало проявить себя доблестным любовником. Увенчать, так сказать, удачную охоту страстной любовью с пещерной женщиной-хозяйкой. Может быть, даже проявить некоторую грубость… Но на последнее Гоша не решился, хотя и повел себя смелее, заставив подругу пару раз нахмуриться.

Толпа под дверью тем временем рассосалась до полной тишины.

Пришла пора воплотить в жизнь ужасный замысел Целко, и девушка без колебаний оставила друга на кровати, а сама занялась делом. Сначала она наполнила кастрюлю водой и принесла ее в комнату, а потом долго колдовала над собачей головой. Раздвинула губы, так что обнажились молодые клыки, и вообще придала мертвой морде порядочный оскал. Пришлось использовать щепки от шкафа. Наконец череп можно было помещать в кастрюлю, и Лена проделала это со всей аккуратностью.

– Посмотри-ка, – призвала она товарища.

– Чего? – невнятно буркнул тот и приподнялся.

– Страшно, нет?

Паскудников с опаской заглянул в кастрюлю и вздрогнул от ужаса. Ленка осталась довольна его реакцией.

– Вы у меня получите, суки… – мстительно сказала она. – Враз пугливые вопли-то услышу. Ух, тогда берегитесь, твари.

– Ты сейчас это варить собираешься?

– А то когда? Аппетит раззадорили, гниды, надо брать их теплыми.

Она решительно удалилась на кухню, где и водрузила кастрюлю, плотно закрытую крышкой, на плиту. Гоше же отчасти было жаль ту бесшабашную девчонку, что решилась тогда на кражу супа. Подстегнутая к преступлению голодом, на этот раз она может страшно поплатиться. Если, конечно, осторожность изменит ей вновь и она возомнит, что кража сойдет ей с рук и во второй раз, если сошла в первый.

Хотя на месте воровки Паскудников бы, напротив, затаился и никогда не повторял «подвиг». Но девки легкомысленны и могут не учуять ловушку, а вот запах вареного мяса наверняка вскружит их тупые мозги, подвинутые на жратве…

Comments on this: 9

Танк: Все комментарии я стер, уж простите. Данный текст не нуждается в них.(И на том спасибо. – Прим. ред.)

Это – разъяснение людям и руководство и увещание для богобоязненных.

(Воспоминание Э. Кулешова о Гузели и комментарии к нему перенесены на 16 Раджаба, 11:00 – Прим. ред.)

Не устает человек призывать добро, а если его коснется зло, то он отчаивается, безнадежен.

Устал. Такая перед праздником апатия вдруг навалилась, что даже записи делать в журнале неохота. Поиграю, погуляю по Сети; почитаю, наконец… Может, Эльмару позвонить?

Comments on this: 1

Ахмед: Наконец-то не к чему придраться.

Есть только наша ближайшая жизнь; мы умираем и живем, и не будем мы воскрешены.

Ах, Тася, Тася, помнишь ли ты наш первый совместный Исрав аль-мирадж? Твои предки тогда еще жили тут, а не на Огненной Земле! (Может быть, кто-то вроде Ахмеда полагает, что в праздники можно изрекать только истины? Пусть проваливает из моего журнала, я не такой ортодокс.)

Тогда еще вдруг модно стало навещать родственников в реале, по старинке. Мне даже нравилось, в общем. Как ты помнишь, может быть, я тогда батрачил в одной строительной конторе дизайнером карманных унитазов, и выбираться под открытое небо мне выпадало нечасто.

Отлично помню, как твой прадед взялся пережевывать предание о чудесном путешествии Мухаммеда из Мекки в Иерусалим и его вознесении к небесному престолу. Ему неплохо удавалось менять голоса – то за Джабраила скажет, а то и за его коня. Адам, Яхья, Иса, Харун, Ибрахим… Всяк напутствовал нашего путешественника по семи небесам. Ладно хоть все 99 тысяч слов из выступления Мухаммеда перед Аллахом старик не стал пересказывать.