Выбор - Анна Белинская

Он закрывается от меня.

Его задумчивый, долгий взгляд красноречивее всего. Определенно, эти кольца значат для него гораздо больше, чем он утверждает. Я психолог и вижу, как его гнетет что-то внутри, спрятанное глубоко, и понимаю, что туда меня Максим не собирается впускать, ставит защиту, блокирует. Он сам мучается, страдает от разъедающей внутри кислоты. Возможно, я смогла бы ему помочь, но захочет ли он этой помощи?

Максим жесткий, грубый, сложный человек и порой я его боюсь. Но также я уверенна, что в нем осталось что-то человечное, доброе, скрытое под семью замками. Как же невыносимо мне хочется залезть к нему голову и навести там порядок.

— Даже не пытайся, — словно прочитав мои мысли, шепчет Максим. — Со мной это не прокатит, — поглаживает мое оголенное плечо.

Вот об этом я и говорю. Я боюсь его. Меня пугает эта его особенная способность — читать мои мысли. То, что хочется сделать мне, удивительным образом получается у него — пробираться в мою голову, при этом блокируя все входы-выходы в свою.

Иногда мне кажется, что из нас двоих психолог именно он. А я так, подмастерье.

— О чем ты? – делаю вид, будто не понимаю смысл сказанного.

— Ой, вот не надо. Выключай мозгоправку, — Максим приподнимается на локтях, отчего моя нога, заброшенная на его бедро, скатывается, а голову, покоящуюся на его широкой груди, приходится переложить на свою подушку. — Лучше сделай кофе.

Вот так, Жукова.

А что ты хотела?

Что этот самоуверенный павлин сейчас вывернет перед домой душу, упадет на колени и признается в светлых чувствах?

Вчера, когда ложилась с ним в постель, я отчетливо понимала, что утро принесет разочарование. Но я не жалею. Никакой неловкости я не ощущаю, никакого стыда, никакой обиды. Мы друг другу никто и никем останемся дальше. А прошедшая ночь – всего лишь приятное недоразумение.

Поэтому я безэмоционально встаю в след за Максимом и обвожу глазами комнату в поисках нижнего белья.

Я обнажена, но стесняться поздно, когда мы видели у друг друга всё.

Максим лениво наблюдает за моими поползновениями в поисках нижнего белья. Мои трусы забились каким-то образом под диван и мне приходится встать на четвереньки, оттопырив кверху зад, чтобы достать злополучные стринги. Чувствую, как мои ягодицы обжигает взглядом, отчего по всему телу пробегают горячие мурашки.

Не успеваю подняться, как ощущаю теплое прикосновение ладони: сначала легкое поглаживание, потом слабый шлепок. Вскрикиваю, когда чувствую упорное давление руки между лопаток, приказывающее прогнуться в спине. И я подчиняюсь.

Если разовую акцию решили продлить, то я непременно собираюсь ею воспользоваться, ведь неизвестно, когда еще мне выпадет такой шанс.

Желание растекается ртутью по венам, собираясь в один плотный комок внизу живота. Понимаю, что со стороны выгляжу вызывающе-пошло, но мне плевать. Надоело быть сильной, хочу слабовольно подчиниться и получить свою порцию удовольствия.

— Максим! – вскрикиваю, когда ощущаю первый толчок.

Почему с этим чертовым мерзавцем все ощущения на грани? Если боюсь, то до подкашивающих ног, если злюсь, то до скрежета зубов, если смеюсь, то от всей души, если ненавижу – всем сердцем, если хочу, то до изнеможения. Все чувства обострены, все прикосновения как иглы: острые, колкие, болезненно-мучительные. Мне хочется кричать, но я тихонечко стону, утыкаясь лбом в сидение дивана.

Может, это действие гормонов в следствие долгого отсутствия мужчины? А как иначе объяснить то, что со мной происходит? Почему мое тело так отзывается его умелым рукам? Льнет к нему, ласкается. Мы же не перевариваем друг друга с самой первой нашей встречи, а сейчас как ненормальные готовы сожрать друг друга.

— Кричи, – ощутимо шлепает меня по ягодицам Максим.

Как он это делает? Какой-то специальный радар настроен на меня? Или он тоже ощущает эту потребность? Но тогда и я не буду сдерживаться, только не с ним.

И я кричу: бессовестно, неприлично-вульгарно, но так правильно.

***

— Завтракать будешь? Я сварила кашу и гренки пожа…

— Только кофе, — обрубает.

Максим выходит из ванной комнаты полностью одетым. Его лицо по-прежнему мрачное и недовольное.

Не знаю, чего ожидала, когда варила эту чертову кашу и вновь расставляла чашки от маминого сервиза. Явно не то, что после умопомрачительного секса мы сядем завтракать как милые голубки.

Я не должна обижаться, не должна чувствовать вот этого саднящего чувства горечи, но оно есть и мне это не нравится.

— Хорошо, — стараюсь вести себя невозмутимо и сдержанно.

Максим опускается на мое место и что-то печатает в телефоне, не обращая на меня внимания. Будто я мебель, пыль…

—Тебе с молоком или без? — спрашиваю ненавязчиво, ровно.

Филатов поднимает голову и смотрит на меня так, словно не расслышал вопроса, слегка сощурив глаза.

— Я спросила: с молоком или без, — повторяю жестче.