Слово для «леса» и «мира» одно - Урсула Ле Гуин

— Это просто игра лунного света, Яхан, — прошептал Роканнон. — Ложись спать, ты болен, у тебя жар.

— Нет, — раздался рядом с ними спокойный голос Могиена. — Это не игра, Роханан. Это моя смерть.

Дрожа от озноба, Яхан снова сел.

— Нет, Повелитель! Не твоя, этого не может быть! Я видел ее еще раньше, на равнине, с Ольхором, когда тебя не было с нами!

Призвав на помощь остатки здравого смысла, обрывки научных знаний и воспоминания о цивилизации, Роканнон постарался придать своему голосу побольше убедительности:

— Все это ерунда.

Могиен не обратил на это никакого внимания.

— Я видел ее сначала на равнине, где она искала меня. А потом еще два раза среди холмов, когда мы искали перевал. Чья же это смерть, если не моя? Твоя, Яхан? Ты что, повелитель? Ангья? А где твой второй меч?

Сбитый с толку больной Яхан попытался что-то возразить, но Могиен не стал его слушать.

— Это не смерть Роханана, потому что он еще не завершил своего пути. Человек может умереть повсюду, но свою смерть, поджидающую именно его, повелитель встречает только в своих владениях. Она ждет его в месте, которое ему принадлежит, и неважно, что это за место: поле сражения, зал или конец дороги. Этот край — мой. С этих гор пришел мой народ, а теперь я вернулся обратно. Мой второй меч сломался в бою. Но слушай, смерть: я Могиен, наследник Халлана, — теперь ты узнала меня?

Над скалами, как и раньше, дул леденящий ветер. Вокруг чернели каменные глыбы, а вверху мерцали звезды. Один из крылатых коней завозился и заворчал.

— Успокойся, — сказал Роканнон Могиену. — Все это глупости. Успокойся и спи…

Сам он после всего этого спал плохо и каждый раз, когда просыпался, видел перед собой спокойного и собранного Могиена, который сидел, прислонившись к крутому боку своего коня, и вглядывался в ночной мрак.

Утром они отпустили крылатых коней охотиться в лежащие ниже леса и начали спускаться сами. Они все еще были очень высоко, гораздо выше верхней границы лесов, но, пока держалась хорошая погода, им ничего не угрожало. Спуск был не очень сложным, но не прошло, однако, и часа, как они поняли, что Яхан, который очень замерз и устал во время полета, дальше идти не в силах. Он с трудом переставлял ноги, а лазать по скалам на крутых участках не мог совсем. Если бы он отдохнул под защитой гермокостюма Роканнона еще хоть день, то вполне возможно, что его силы восстановились бы и он смог бы идти дальше; но в этом случае им придется провести здесь еще одну ночь — без огня, без крыши над головой, а главное — без еды. Могиен сразу понял, чем все это грозит, и предложил Роканнону побыть пока с Яханом, благо место, на котором они остановились, было укрыто от ветра и освещено солнцем, а сам отправился искать дорогу полегче, где они с Роканноном могли бы нести Яхана вниз, или на худой конец укрытие, которое защитило бы их от снега.

После того, как он ушел, Яхан, находившийся в полузабытьи, попросил воды. Их фляга была пуста. Роканнон сказал юноше, чтобы тот лежал спокойно, а сам стал карабкаться вверх по каменистому откосу, к площадке, которая пряталась в тени огромной глыбы, метрах в пятнадцати над ними: он разглядел там блеск снега. Подъем оказался гораздо труднее, чем он предполагал, и, добравшись, наконец, до площадки, он долго там лежал, хватая ртом чистый разреженный воздух и дожидаясь, пока не успокоится бешено стучащее сердце.

Когда Роканнон услышал какой-то шум, то подумал сначала, что это все еще звенит у него в ушах, но тут же обнаружил прямо под рукой бегущую струйку воды и сразу приподнял голову. Крохотный ручеек, над которым клубился пар, огибал сугроб из слежавшегося и потемневшего снега. Он поискал взглядом исток ручья и увидел под нависающей скалой темный провал — пещеру. Лучше пещеры убежища не придумаешь, подсказал ему рассудок, но эта здравая мысль почти сразу же отошла на задний план под напором совершенно необъяснимого панического страха. Роканнон застыл на месте, охваченный таким ужасом, какого никогда прежде не испытывал.

Его окружали серые камни, освещенные негреющими солнечными лучами. Скала загораживала от него высившиеся в отдалении горные вершины, а уходившие на юг земли прятались под толстым слоем облаков. На этой голой и серой крыше мира не было никого и ничего: только он сам и еще чернеющее отверстие между каменными глыбами.

Наконец Роканнон встал и, перешагнув через звенящий ручей, обратился к тому, чье присутствие там, в глубине темной пещеры, он ощущал:

— Я пришел, — сказал он.

Тьма зашевелилась, и обитатель пещеры появился у ее входа.

Подобно Земляным, он был коренаст и бледен, подобно фииа — хрупок и ясноглаз: похож и одновременно не похож на тех и на других. Волосы у него были белые. Его голос был не голосом, а чем-то другим, потому что он звучал только в сознании пришельца, в то время как уши Роканнона не слышали ничего, кроме слабого свиста ветра. В этом голосе не было слов. Этот голос без слов спросил у Роканнона, чего он хочет.

— Я не знаю, — сказал вслух испуганный человек, и тогда безмолвно заговорила его непоколебимая воля, заговорила вместо него:

— Мне нужно идти на юг, найти там моего врага и уничтожить его.

Свистел ветер, а среди камней весело журчал ручей. Легко и плавно обитатель пещеры отступил вбок, и Роканнон, пригнув голову, шагнул в темноту.

«Что отдашь ты взамен того, чем одарил тебя я?»

«Что я должен отдать, о Древний?»

«То, чем ты дорожишь больше всего и что меньше всего хотел бы отдать».

«В этом мире у меня нет ничего своего. Что же я могу отдать?»

«Какую-то вещь, какую-то жизнь, какую-то удачу; или какой-то взгляд, какую-то надежду, какое-то возвращение — имя знать не обязательно. Но это имя ты выкрикнешь вслух, когда от тебя уйдет то, что ты отдал. Ты отдаешь это по доброй воле?»

«По доброй воле, о Древний».

Снаружи по-прежнему дул ветер. Наклонившись, Роканнон вышел из пещеры. Когда он выпрямился, в глаза ему ударил красный свет, холодный красный свет восходящего солнца над серым и алым морем облаков.

Прижавшись друг к другу, Яхан и Могиен спали под кучей шкур и плащей на нижней площадке и ни разу не шевельнулись, пока Роканнон к ним спускался.

— Просыпайтесь, — тихо сказал он.

Яхан сел. В резком красном свете зари его изможденное лицо выглядело совсем детским.

— Ольхор! Мы думали… ты ушел… мы думали, что ты упал…

Отгоняя сон, Могиен тряхнул своей желтогривой головой, а потом долго всматривался в Роканнона. Наконец заговорил и он, негромко и чуть хрипло:

— С возвращением тебя, Повелитель Звезд, наш товарищ! Мы ждали тебя здесь…

— Я встретился… я говорил с…

Могиен поднял руку.

— Ты вернулся к нам, и я радуюсь твоему возвращению. Мы идем на юг?

— Да.

— Хорошо.

И Роканнон совсем не удивился тому, что Могиен, который столько времени руководил их отрядом, говорит сейчас с ним как младший повелитель со старшим.

Могиен дунул в свой свисток, но крылатые кони так и не появились, хотя они ждали их довольно долго. Тогда, собрав со дна мешка крошки, оставшиеся от питательных сухарей фииа, путешественники снова зашагали вниз. Тепло гермокостюма пошло Яхану на пользу, и Роканнон настоял на том, чтобы он так и шел пока в этом костюме. И хотя юному Среднему для восстановления сил нужны были настоящий отдых и пища, продолжать путь теперь он мог. Задерживаться наверху не следовало, поскольку красный восход солнца предвещал ухудшение погоды. Спуск был не опасным, но медленным и утомительным. Солнце еще не успело подняться достаточно высоко, когда появился один из крылатых — серый конь Могиена, который устремился к ним из лежащего далеко внизу леса. Они нагрузили на него все седла, упряжь и шкуры — то, что им приходилось нести самим, — и тот полетел за ними следом: он поднимался и опускался, а иногда летел совсем рядом — как ему нравилось. Время от времени он издавал звенящий крик, словно звал своего полосатого товарища, который все еще охотился или пировал в лесах.

Ближе к полудню они оказались перед трудным участком, где большой выступ скалы нависал над обрывом. Чтобы преодолеть его, им нужно было связываться веревкой.

— Могиен, может быть, тебе с воздуха удастся отыскать для нас дорогу полегче? — предложил Роканнон. — Вдруг тем временем и второй конь вернется?..

Что-то заставляло его спешить: ему хотелось как можно быстрее преодолеть этот голый и серый горный склон и спрятаться внизу среди деревьев.

— Когда мы его отпускали, он был здорово измотан: вполне возможно, что ему все еще не удалось ничего добыть. Ведь мой конь нес через перевал гораздо меньший груз, — задумчиво сказал Могиен. — Я посмотрю, велик ли здесь обрыв. На расстояние в несколько полетов стрелы нас троих сможет перенести и один мой конь.