Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

Одно из деревьев снялось с места, пошло навстречу, и Хёрдис радостно шагнула к нему. Голова кружилась, шаг получился слабым и неверным. Но она немного опомнилась и сообразила: раньше деревья не ходили. Туман рассеивался, деревья застыли, и это дерево тоже. Странное: невысокое, без ветвей, зато с лицом… Это вообще не дерево. Это называется человек…

Высокий мужчина с продолговатым лицом и светлыми, почти бесцветными волосами, над ушами заплетенными в две косы, вышел из-за выступа скалы, остановился в десяти шагах и смотрел на нее так, будто увидел свою фюльгью. В его водянистых умных глазах не было страха, а только серьезное, сосредоточенное ожидание. Он ждал это встречи и приготовился к ней лучше, чем Хёрдис.

При виде кос, уложенных по обычаю фьяллей, Хёрдис вздрогнула и вдруг спохватилась. Она сообразила, что забыла что-то важное. Что-то такое, что раньше наполняло ее жизнь: и прежнюю жизнь среди людей, и нынешнюю, в пещере великана. Что это? Что? Вспомнить, скорее, скорее! Человек смотрел на нее как на знакомую, а Хёрдис не могла понять, кто он. Но она же это знает! Знает! И должна вспомнить! Она морщилась от усилия, гнала прочь все это: и черный мрак пещеры, и зеленый туман леса, силилась спрыгнуть с грани между жизнью и не-жизнью, на которой качалась эту ночь и утро.

Торбранд смотрел прямо в лицо этой странной женщине, и на ум ему вместо слов приходили те же бессвязные сочетания звуков, что и во сне. Он ждал этой встречи и готовился к ней, но все приготовления оказались напрасными. Он узнал ее, квиттинскую ведьму, которую видел два с половиной года назад. Лица ее он не помнил, но это была она – высокая, худощавая, окутанная волнами густых спутанных волос, с черными бровями. С тех пор она сильно изменилась: ее кожа стала сероватой и твердой даже на вид. Стоя на земле, она казалась ее неотделимым продолжением. Она – те самые корни гор, которые так трудно выделить из тела земли, что их как бы и вовсе нет. И потому они крепче всего на свете. Эта женщина, их порождение, была даже дальше от людей, чем согнутая мать великанов. Она смотрела на Торбранда как-то растерянно, и правая ее бровь дергалась вверх. Ее фигура живо напомнила ему виденную во сне, ту, что потом превратилась в меч. Он оглядывал фигуру Хёрдис, выискивая Дракон Битвы, но не находил. Руки женщины оказались пусты. Судьба с пустыми руками…

– Ты звала меня? – наконец выговорил Торбранд. – Я – Торбранд сын Тородда, конунг фьяллей. И не в моих обычаях скрывать свое имя от врага. А худшего врага, чем ты, у меня никогда не было. Ты погубила мою семью и многих моих людей. Я пришел сам, чтобы…

«…сразиться с тобой» – хотел он сказать. Но не смог: мысль о сражении с этой безоружной растерянной женщиной была нелепа. Он ждал увидеть на ее лице злобу и ненависть, а она смотрела на него так, будто только что проснулась в чужом доме и ничего не понимает.

– Ты принесла мне столько горя, – тише добавил Торбранд. Хёрдис смотрела с недоумением, и он сам понимал, что обвинять ее в чем-то так же глупо, как дождь или ветер. – Ты… ненавидишь меня?

– Ненавижу…

Женщина впервые подала голос, низкий и невнятно шелестящий, как сухие листья на камнях, но произнесла это слово так тихо и бессмысленно, будто сама не понимала, что оно означает.

Ненавижу! Что такое ненависть? Ненависть – человеческое чувство, чувство неравнодушия равного к равному. Нежить не может, не умеет ненавидеть. У нее нет чувств, есть только стремление погреться человеческим теплом, выпить чужую жизнь.

– Ты – Хёрдис Колдунья? – спросил Торбранд, стремясь услышать от нее что-нибудь еще. Мелькнуло ощущение какой-то ошибки, но в Медном Лесу ошибок не бывает.

Хёрдис шагнула поближе. Ей хотелось притронуться к этому существу, от которого веяло жаром более живым и сильным, чем от любой березы. Кровь, горячая, как огонь, бежала в нем во много раз быстрее. Ненавижу! То чувство, которое повлекло Хёрдис к этому человеку, можно было бы с тем же успехом назвать любовью – то и другое в равной степени верно и неверно.

Одновременно с ее движением невидимая сила потянула Торбранда навстречу. Едва лишь увидев его, не думая, а лишь смутно пожелав, она набросила на него невидимую сеть, и теперь он повиновался ей, как ее собственная рука. Рассудок Торбранда был ясен как никогда, он чувствовал себя как в море, где всем владеет неосмысленная и неодолимая стихия. Эта женщина – не человек, человеческого в ней ничего не осталось. Она – не та квиттинская ведьма, которую фьялли считали своим врагом. Прежняя умерла. Нынешней Хёрдис, которой владеет Медный Лес, нет дела до людской вражды.

– Послушай! – заговорил Торбранд. Говорить нужно, раз уж они встретились. Ради этого он и шел сюда. – Я знаю, что у твоего мужа-великана есть меч по имени Дракон Битвы. Это правда?

– Правда, – сказала ведьма. Ее взгляд немного прояснился. – И не слишком-то надейся на победу, пока этот меч в чужих руках.

Наконец она вспомнила все. Вспомнила даже то, что сама заманила этого человека сюда. И заманила не зря. Не зря она надеялась на силу и удачу конунга. Лишь постояв напротив, он дал ей часть своих сил, и ее почти замершая кровь побежала быстрее. Быстрее, чем вчера и позавчера, если в этой неподвижной застоявшейся тьме времени есть отдельные дни. Кровь в ее остывающих жилах согрелась, сердце забилось живее, мысли прояснились, память ожила. И как много, оказывается, она помнит!

– Отдай мне его, – сказал Торбранд. – Ты останешься хозяйкой Медного Леса, и ни один фьялль не ступит в эту долину. Помоги мне одолеть моих врагов-людей. Ты ведь помнишь, что твоего отца убили не фьялли, а квитты – Стюрмир конунг и Гримкель Черная Борода. Сейчас Гримкель – мой злейший враг. Он предал меня и своим предательством погубил многих моих людей. Дай мне меч твоего мужа, и я совершу нашу общую месть. Я… я отдам тебе Гримкеля живым, если только сумею его взять. Я отдам тебе все что ты захочешь, если только это не будет кто-то из фьяллей.

– А что еще у тебя есть? – шепнула Хёрдис.

Пока он говорил, она медленными мелкими шагами подходила к нему все ближе. Ее слух едва ловил обрывки слов, в которых он пытался прельстить ее какими-то человеческими выгодами. Что ей до Гримкеля и мести? Все ее существо слушало ток горячей крови Торбранда и грелось, как греется ящерка на теплом камне под лучами солнца. Гримкель… Ей нужен не Гримкель, а сам конунг…

Торбранд вынул из-за пазухи Дракона Судьбы.

– Вот что я отдам тебе, – сказал он, твердо зная, что завет Повелителя выполнен: в обмен на обручье он получит весь мир. – Хороший подарок даже для жены конунга, и для жены великана тоже. Я слышал, что когда-то оно принадлежало тебе?

– Да.

Хёрдис протянула руку и взяла обручье; Торбранд сжал ее руку с обручьем в своей. Его толкнула простая человеческая осторожность: она берет подарок, еще ничего не пообещав. Колдунья ахнула, как живая женщина, когда ее обожжет огонь, а Торбранду показалось, будто он сжимает пальцы, искусно вырезанные из прохладного камня. Но этот камень был отзывчив: Торбранд ясно ощущал, как тепло его руки переливается в руку ведьмы и быстро нагревает ее. Они одновременно подняли глаза и посмотрели друг на друга: в глазах обоих стояло изумление.

Торбранд выпустил руку ведьмы, и она тут же прижала ее к сердцу, не замечая стиснутого в пальцах обручья.

– Пообещай, что ты отдашь мне меч, – тихо сказал Торбранд.

Он больше не держал ее, но они оставались связаны. Какой-то тайный страх подталкивал вырвать из ножен меч и рубануть по воздуху между нею и собой, разрубить эти невидимые и странные узы. Но рука не повиновалась. И меч здесь не поможет. Эта невидимая сеть накинута давно: сны полнолуния плели ее не один месяц. Или все началось еще тогда, когда он впервые увидел ее на том камне, два с половиной года назад? Или эта нить была вплетена в его судьбу еще до рождения?

– Я дам тебе меч великана, – тихо сказала ведьма. – Но это не все. Ты убьешь его. Его можно убить только этим мечом и только рукой человека. Обещай, что сделаешь это.

– Обещаю. – Торбранд кивнул.

Немыслимое, только в сагах вообразимое дело – убить великана – казалось нетрудным, почти не стоящим внимания. Невидимая связь между ними подсказала ему, что и это еще не все.

– А потом… когда я буду свободна… – Ведьма сглотнула, точно задыхалась и не имела сил выговорить еще какие-то слова. – Обещай, что ты уведешь меня отсюда… и возьмешь в жены.

Торбранд молча смотрел на нее. Вот оно, самое главное, та цена, которую он заплатит за победу. Слова ведьмы отдавались у него в ушах, точно ее взгляд, неразрывно слитый с его взглядом, снова и снова повторял их. Она сказала что-то невозможное. Ее – в жены? Это существо, о котором он два с половиной года думал только с ненавистью и жаждой мести? Нет, дело не в этом. И раньше случались браки, заключенные врагами именно ради того, чтобы избавиться от ненависти и мести. Получалось по-разному. Ее – в жены? Это существо, в котором так мало человеческого? Все равно что троллиху или норну… Кому – конунгу фьяллей?